Книжный на левом берегу Сены - Мейер Керри

— Не могу же я клянчить у них деньги. Лавка должна приносить их сама. Вот только как? Продажи и так уже в разы отстают от библиотечной выдачи, и ни у кого сейчас нет лишних средств покупать книги.

— Что-нибудь придумаем. Многие мои завсегдатаи, я уверена, поддадутся уговорам и переведут свои подписки на твою сторону улицы Одеон, в особенности когда узнают, что происходит.

— Но, Адриенна, «Шекспир и компания» всегда оставалась источником помощи.

— Знаю, chérie. Но на дворе новые времена.

Едва они закончили свой скромный обед, зазвонил дверной колокольчик, заставив обеих от неожиданности вздрогнуть.

— Кто бы это мог быть? — удивилась Сильвия.

— Понятия не имею. Время уже почти десять. — Адриенна выглянула в окно. — Это Жизель. Надеюсь, у нее не приключилось ничего худого.

— Пригласи ее зайти, — сказала Сильвия, что было странно. Во времена их молодости к Адриенне частенько хаживали запоздалые гости. Потом волна надолго схлынула, но теперь юные творческие таланты всё чаще и чаще забегали к ним после ужина. Сильвию, положа руку на сердце, это порядком раздражало, а вот Адриенну, судя по всему, нисколько.

Она поспешила вниз и вскоре вернулась в сопровождении Жизель.

— Очень сожалею, что ввалилась к вам без приглашения, — с порога извинилась та по-французски с сильным немецким акцентом, но при этом ее голос звучал мягко и негромко. Он очень подходил к ее темным глазам и волосам — коротко остриженной копне кудряшек, которые она сильно помадила, чтобы они не рассыпались. У Жизель были длинные руки и ноги, что еще больше подчеркивали брюки с высокой талией и свободные белые блузы, которые явно ей нравились. Сегодня поверх обычного наряда она накинула темно-синюю матросскую куртку.

— Глупости, ничего ты не ввалилась, мы только рады, — возразила Адриенна, наливая в чайник воды, чтобы заварить свежего чаю. — Я же сама сказала, чтобы ты заходила без церемоний, если что-то понадобится. Присаживайся.

Поведя плечами, Жизель скинула с себя куртку, повесила ее на спинку стула и с тяжелым вздохом уселась.

— Сегодня получила от мамы письмо. Положение в Берлине все хуже, а родители отказываются уезжать. Так еще и Вальтер снова впал в глубокую депрессию. Прямо не знаю, за что хвататься.

Какое-то время Сильвия принимала Вальтера и Жизель за любовников, видя, как часто они вместе появлялись в ее лавке, к тому же они наверняка были знакомы сто лет и явно получали удовольствие от компании друг друга. Но в последнее время Жизель показывалась в «Шекспире» с другими женщинами и позволяла себе довольно откровенные жесты: шептала им в ушко, касаясь губами, нежно поглаживала по спине, — и Сильвия заподозрила, что она, наверное, так же гибка в своих пристрастиях, как Боб, Брайхер, Фарг или Киприан.

— У тебя получится убедить родителей переехать сюда? — спросила Адриенна.

— Уж сколько раз пыталась, а все без толку. — Жизель держала горячую чашку и сдувала пар, стараясь остудить чай. — Даже не знаю, чем еще их убедить, что оставаться в Берлине опасно. Они все еще считают меня глупышкой.

— Ты кто угодно, но только не глупышка, — негодующе запротестовала Адриенна, наконец усаживаясь за стол напротив Сильвии и Жизель. Она взяла из вазы с линцерским печеньем одну штучку и надкусила ее. Жизель в точности повторила ее движение. Сильвия почувствовала что-то настораживающее в этой короткой сценке между ними, хотя не могла понять что.

— Родителей вообще трудно хоть в чем-нибудь убедить, — продолжала Жизель. — Вечно они считают, что всё сами знают лучше.

Интересно, гожусь ли я Жизель в матери? Сильвия сама удивилась, отчего вдруг ей пришла такая мысль. Она лет на двадцать старше, той сейчас двадцать пять, и значит, теоретически это возможно. Адриенна была пятью годами моложе Сильвии, что всегда казалось несущественным. По большому счету, во многих смыслах Адриенна казалась взрослее Сильвии, ведь она открыла свою лавку куда раньше, чем появилась «Шекспир и компания», еще во времена Великой войны. Но внезапно сорокашестилетняя Сильвия почувствовала себя на десяток лет старше сорокаоднолетней Адриенны, и не только из-за Жизель, но и потому, что в последнее время ее, Сильвию, осаждали недуги среднего возраста.

Жизель снова испустила тяжелый вздох.

— А спросите, как Вальтер? Он в таком беспросветном унынии, что иногда я прямо боюсь за него. Боюсь, он сам куда как опаснее для себя, чем нацисты для моих родителей. Во всяком случае, сейчас.

Ее признание отозвалось болью в душе Сильвии, и она в который раз задумалась над вопросом, мучившим ее все эти годы: какие знаки я упустила в своей матери, которые указывали бы на ее намерения? Сейчас к нему добавился еще один: что такого девчонка сумела разглядеть в Вальтере Беньямине, чего не разглядела в своей маме я?

Адриенна накрыла рукой руку Жизель и тихо сказала:

— Если он примет такое решение, ничто на свете не остановит его. — Она перевела взгляд на Сильвию и послала ей слабую, полную сожалений улыбку.

Жизель, стискивая зубы и не отрывая ясный взгляд от чашки, только кивнула. А у Сильвии забилось сердце оттого, что Адриенна тактичным намеком подтвердила, что в смерти Элинор нет ее вины. Сколько в ее улыбке было ободрения, утешения, заверений в связывающих их узах, их одном на двоих прошлом и общих глубоко запрятанных тайн. Жизель Фройнд и прочим юным полуночным гостям еще жить и жить, убежденно думала Сильвия, прежде чем они с кем-то построят такие же близкие и долговечные отношения, как те, что связывают их с Адриенной.

Глава 28

8 августа 1934 года

РЕШЕНИЕ ПО «УЛИССУ» ОСТАВЛЕНО В СИЛЕ

Судьи Лернед и Огастес Хэнды в Апелляционном суде США подтвердили вынесенное в конце минувшего года решение судьи Вулси двумя голосами против голоса судьи Мартина Мэнтона. Цитируя судью Вулси, судьи Л. и О. Хэнды согласились, что книга, «по нашему мнению, не может пропагандировать блуд», потому что «эротические пассажи погружены в общую массу текста».

При всей своей важности постановление апелляционного суда служит всего лишь эпилогом этой истории в литературном мире, что делает решение судьи Вулси каноническим, поскольку оно напечатано в каждом издании романа мистера Джойса, поступившем в продажу с января текущего года, всего через месяц после вынесения. Такая ошеломляющая скорость реакции — результат находчивости Беннета Серфа из «Рэндом хауса». Не прошло и часа с момента, когда судья Вулси огласил свое решение, как тот отдал наборщикам распоряжение приступать к работе.

Вулси, прочитавший фолиант Джойса от корки до корки, заявил, что «несмотря на необычайную откровенность текста, нигде не обнаружил в нем глумливой ухмылки сластолюбца». Далее он назвал роман «серьезным экспериментом», в котором «Джойс предпринял попытку — с ошеломительным, как представляется, успехом — показать, как поверхность сознания с ее нескончаемо сменяющимися калейдоскопическими впечатлениями… влияет на жизнь и поведение описываемого персонажа». Более того, «именно верность Джойса своему методу… сделала его объектом столь многочисленных нападок, и по этой же причине преследуемая им цель столь часто рождала недоразумения и превратно истолковывалась».

Сам Джойс, прочитав решение Вулси, провозгласил: «Итак, половина англоговорящего мира пала».

Сегодня «Улисс» пользуется полной свободой на родине храбрых, и другим литературным произведениям отныне открыт путь для дерзаний и экспериментов, которым не будет угрожать цензура. Скажем больше, полное впечатление, что в нынешние тяжелые времена у публики открылся аппетит на произведения подобного рода: «Улисс» всего три месяца как в продаже, а раскуплены, по данным Серфа, уже 35 000 экземпляров.

Сильвия, конечно, видела сводки новостей об «Улиссе» в письмах и телеграммах, приходивших ей в Ле Дезере, но до чтения полного текста статей руки у нее дошли, только когда она в сентябре вернулась в «Шекспира и компанию» и ее друзья стали приносить и присылать ей многочисленные вырезки из газет и журналов, которые сохраняли специально для нее. Многие писали что-то вроде: «Разумеется, Вы и так уже в курсе событий» (Эрнест), «Как водится, чтобы все признали истину, потребовалось, чтобы ее озвучил мужчина» (Киприан), «Безмерно горжусь своей дочерью — первым издателем знаменитого романа» (отец).