Джек Керуак - На дороге
У дома Бейб мы с нею простились и сели в машину. Тим проехал с нами до своего загородного дома. В этот день Бейб была прекрасна: волосы у нее были длинные и светлые, как у шведки, в лучах солнца у нее обнаружились веснушки. Она в точности походила на ту маленькую девочку, какой была когда-то. Глаза ее затуманились. Она могла бы взять Тима и подъехать к нам попозже — но этого не случилось. Прости-прощай.
Мы с грохотом умчались прочь. Тима мы оставили за городом, в его дворе на Равнинах, и я обернулся посмотреть, как удаляется от нас, оставаясь среди этих равнин, Тим Грэй. Этот чудак стоял не меньше двух минут, дожидаясь, пока мы не скроемся из виду, и одному Богу известно, какими скорбными мыслями переполнялась его голова. Он становился меньше и меньше и все так же неподвижно стоял, ухватившись рукой за бельевую веревку, словно капитан корабля, а я весь извертелся, желая получше разглядеть Тима Грэя, но скоро не осталось ничего, кроме растущего отсутствия в пространстве, а пространством этим был вид на восток, в сторону Канзаса, и уходило оно вспять, к моему родному дому в Атлантиде.
Потом мы направили дребезжащую морду нашего драндулета на юг и взяли курс на Касл-Рок, Колорадо, а солнце уже окрасилось в багровый цвет, и одна из скал расположенных на западе гор стала похожа на бруклинскую пивоварню в ноябрьских сумерках. Далеко вверху, в пурпурных тенях скалы, шел и шел кто-то, но видеть его мы не могли; быть может, это был тот старик с серебристыми волосами, которого я учуял среди этих вершин много лет назад. Человек из Закатекаса[18]. Однако он приближался ко мне, если только уже не шел следом. А Денвер таял позади, словно город из соли, дым его расползался в воздухе и исчезал на глазах.
4
Был май. И откуда только в такие ничем не примечательные деньки в Колорадо с его фермами, оросительными каналами и тенистыми лощинами — местами, куда ходят купаться мальчишки, — может взяться насекомое вроде того, что укусило Стэна Шефарда? Стэн ехал, непринужденно опершись рукой о сломанную дверь, и весело молол языком, когда вдруг какой-то жук на лету вонзил ему в руку свое длинное жало, и он взвыл от боли. Жук этот прилетел из американского дня. Стэн дернулся, с размаху хлопнул себя по руке и вытащил жало, а через несколько минут рука начала распухать и ныть. Мы с Дином не могли взять в толк, что это была за тварь. Оставалось только подождать и посмотреть, не спадет ли опухоль. Вот так штука! Мы направлялись в неведомые южные страны, и не отъехали и трех миль от родного города, несчастного старого города детства, как с невидимого гнилья поднялось в воздух диковинное вредоносное насекомое, вселившее страх в наши сердца.
— Что за дела?
— Кто бы мог подумать, что в этих краях водится жук, который может так укусить!
— Вот черт!
Из-за этого вся затея с путешествием представилась нам не сулящей ничего хорошего и заранее обреченной на провал. Мы ехали вперед. Рука Стэна стала еще хуже. Следовало остановиться у первой же больницы, чтобы ему сделали укол пенициллина. Мы миновали Касл-Рок и ночью добрались до Колорадо-Спрингз. Справа от нас неясно вырисовывалась громада пика Пайкс. Мы покатили по шоссе на Пуэбло.
— А на этой дороге я столько раз голосовал, что и не сосчитать, — сказал Дин. — Вон за той самой проволочной оградой я спрятался как-то ночью, потому что перепугался вдруг не на шутку, сам не знаю чего.
Решено было, что каждый расскажет свою историю, только по очереди, и начинать выпало Стэну.
— Ехать нам еще долго, — предварил наши выступления Дин, — и поэтому не отказывайте себе в удовольствии, обсасывайте каждую деталь, все, что только сможете припомнить, — а всего все равно не расскажешь. Не спеши, — назидательным тоном он прервал Стэна, который уже начал было свой рассказ, — тебе ведь и отдохнуть не мешает.
Пока мы неслись сквозь тьму, Стэн пустился в повествование о своей жизни. Начал он со своих приключений во Франции, однако, углубившись в непролазные дебри, вынужден был повернуть вспять и начать с начала — с денверского детства. Они с Дином принялись выяснять, сколько раз они встречались, когда гоняли по городу на велосипедах.
— Один-то случай ты наверняка позабыл… Гараж Арапахо. Помнишь? Я еще на углу запулил в тебя мячом, ты отбил его кулаком, и он укатился в сточную канаву. Мы еще в школе учились. Ну, вспомнил?
Стэна трясло как в лихорадке. Ему не терпелось поведать Дину все. А Дин превращался то в хозяина и повелителя, то в арбитра, а то и в сочувственно кивающего слушателя.
— Да, да, продолжай, пожалуйста.
Мы проехали Уолзенберг, потом неожиданно миновали Тринидад, а там, где-то близ дороги, сидел у походного костра Чед Кинг. В окружении, быть может, горстки антропологов он, как встарь, тоже вел рассказ о своей жизни. Ему и в голову не могло прийти, что в эту самую минуту мы едем мимо по шоссе, держа путь в Мексику, и рассказываем о себе. О печальная американская ночь! Потом мы очутились в Нью-Мексико, миновали округлые скалы Ратона и остановились у дешевого ресторанчика, где, смертельно голодные, накупили гамбургеров, часть которых завернули в салфетку, решив съесть по ту сторону границы, внизу.
— У наших ног, Сал, лежит весь вертикальный штат Техас, — сказал Дин. — А мы всегда считали, что он горизонтальный. Но он ничуть не стал меньше. Уже через несколько минут мы будем в Техасе, а выберемся из него только завтра в это же время — и то если будем гнать без остановки. Подумать только!
Мы вновь тронулись в путь. За необъятной равниной ночи лежал первый техасский город — Далхарт, который я проезжал в 1947 году. Он тускло мерцал, раскинувшись на темном дне земли, в пятидесяти милях от нас. В лунном свете виднелись лишь пустынные пространства и мескитовые деревья. А луна светила с небосклона. Она жирела, вырастала до гигантских размеров и покрывалась ржавчиной, она наливалась соком и каталась по небу, но вскоре в спор с ней вступила утренняя звезда, и ветер начал заносить нам в окна капли росы. А мы мчались без остановки. Оставив позади Далхарт — безлюдный игрушечный городок, — мы понеслись в сторону Амарилло и к утру уже были там, среди открытых ветрам лугов западного выступа Техаса — лугов, травы которых всего лишь несколько лет назад колыхались вокруг скопления бизоньих становищ. Теперь же там были бензоколонки и новейшие музыкальные автоматы 1950 года с громадными размалеванными мордами, щелями для десятицентовиков и жуткими песнями. Всю дорогу от Амарилло до Чилдресса мы с Дином сюжет за сюжетом вколачивали в Стэна едва ли не все прочитанные нами книги. Стэн сам об этом попросил, ему было интересно. Близ Чилдресса, под палящим солнцем, мы свернули прямо на юг, на малую дорогу, и стремительно понеслись через нетронутую пустыню к Падьюке, Гатри и Абилину, штат Техас. Дину было самое время поспать, а мы со Стэном пересели вперед и сменяли друг друга за рулем. Дряхлый перегретый автомобиль, брыкаясь, мчался из последних сил. Сверкающие просторы насылали на нас огромные облака песчаных ветров. Стэн катил и катил вперед, без умолку болтал о Монте-Карло, о Канн-сюр-Мер и о лазурных деревеньках неподалеку от Мантона, где бродят среди белых стен смуглолицые люди.
Техас ни с чем не спутаешь. Мы неторопливо вползли в пределы Абилина, и все проснулись посмотреть, что это за место.
— Воображаю, какая жизнь в этом городишке, в тысяче миль от больших городов! Ага! Вон он где, старый райончик, откуда пошел Абилин. Ну вон же, у железной дороги! Сюда везли коров, здесь поднимали пальбу в ищеек и накачивались сивухой. Смотрите! — орал Дин, высунувшись в окошко и скривив рот, точно У. К. Филдз.
Техас ему был нипочем, как, впрочем, и любое другое место. Краснолицые техасцы, не обращая на него никакого внимания, торопливо шли по раскалившимся тротуарам Южнее города, прямо по шоссе, мы остановились перекусить. С ощущением, что до наступления сумерек еще не меньше тысячи миль, мы вновь завели мотор и направились в сторону Колмена и Брейли к самому сердцу Техаса: буйно разросшийся кустарник редкий домик у высохшего ручья, пятидесятимильный крюк по грунтовой дороге и нескончаемая жара.
— Да, далековато еще до старушки Мексики, — сквозь сон пробормотал с заднего сиденья Дин, — так что гоните, ребята, и мы еще до рассвета будем вовсю целовать сеньорит. Ведь этот старенький «фордик» катит за милую душу, надо с ним только хорошенько поговорить и не давить ему на психику… Разве что того и гляди отвалится сзади днище, однако насчет этого не волнуйтесь, доберемся. — И он уснул.
Я сел за руль, довел машину до Фредериксберга и там вновь принялся водить пальцем по старенькой карте. Именно в этом городе мы с Мерилу держались за руки снежным утром 1949 года. Где-то теперь Мерилу?
— Наяривай! — завопил Дин во сне, и сдается мне, что снился ему джаз Фриско, а может, и грядущее мексиканское мамбо.
