Мария Амор - Скажи «Goodbye»
На фотографию эту смотреть было просто нестерпимо. Неудивительно, что Мура может себе позволить мучиться окнами да балками, в то время как Александре приходится бороться с реальными проблемами, и добиваться всего собственными силами. И Муре она об этом даже упомянуть не может. Но никакой своей вины перед Мурой она вовсе не чувствует. Наоборот, это Мура должна перед ней себя чувствовать виноватой. В конце концов, она сама про себя сказала, что она «эгоистичный, скупой и черствый человек». И постоянно задевала Сашу своей бестактностью. Ей скучно в своей благополучненькой жизни, вот она и пишет. Паразитирует на Сашкиной жизни. Энергетический вампир. Об этом ее Оделия предупреждала. А разговоры про вечную дружбу — это все манипуляция. Мура сама говорила, что настоящая любовь выражается в делах, а не в словах. И где были эти дела? Теперь-то с Александрой все захотят дружить. Положа руку на сердце, Саша в последнее время по отношению к бывшей подруге особенно нежных чувств давно не испытывала. И нужно быть честной: когда нечего сказать, то лучше ничего и не говорить.
И Александра не стала отвечать. Тем более, что тосковать и скучать ей больше не пришлось. В ближайшие дни жизнь сильно закрутилась, и такое пошло-поехало, что стало совсем не до переписки.
Смерть разводит людей, но и жизнь разводит их тоже. И Муре придется это понять.
* * *Томик рыдал, Матюша пытался свалиться с лестницы, телефон звонил, истопник, пришедший подготовить систему отопления до зимних морозов, кричал что-то из подвала… Мура сунула погремушку Тому, но в ответ на хитрую попытку отделаться сын заорал еще сильнее. Матюшу посадила на бедро, он крепко прижался к маме, обнял ручонками, засмеялся, вытер сопливый нос о белую кофту. Мурка крикнула истопнику:
— Just a moment! — ответила на телефон, слава Богу, это был Сергей, который понял, что аврал, и отпустил, и Мура с висевшим на ней маленьким коалой спустилась в подвал, только для того, чтобы прытко нестись обратно и по указке мастера включить отопление и установить правильную влажность.
Наконец, ушел. Еще одно дело сделано. В прошлом ноябре отопление скончалось как раз когда Сергей был в Сан-Франциско на конференции, и Матюша с мамой на сносях провели два дня до прихода истопника под пуховыми одеялами. До наступления зимы предстоит еще пережить визит трубочистов, они проверят каминный дымоход и трубу от бельевой сушки. Помимо того, летом был град, и с тех пор весь район наперегонки меняет крыши, благо за все платит страховка, и Мура тоже этим должна заняться. Крыша уже вся позеленела и больше напоминает полянку, на ней даже грибы растут.
Еще до наступления ночных крутых морозов необходимо успеть навесить на огромные окна оранжереи теплоизолирующие шторы: растения — не люди, не перемогутся, как терпеливые иерусалимцы, а вмиг завянут. А во втором доме — маленькой лесной избушке на севере штата, — срочно требуется пристроить химический туалет, дабы не гадить девственную чистоту и свежесть собственного леса.
В саду милуокского дома дуб умер, большой такой был, величественный, посреди лужайки. На нем одной стороной гамак висел. В том гамаке Мурка с увесистыми Томом и Матюшей нередко валялась, кто же мог подумать, что для могучего дуба это обернется столь трагично, а он возьми и засохни в одночасье. И лесник Крис, который уже несколько зим подрезает у Гринбергов усохшие или чересчур разросшиеся ветви, сказал, что это какой-то жучок, и необходимо срубить дерево. За 650 баксов. Успеется. Но в качестве меры предосторожности пришлось заказать прививку второму такому же красавцу-дубу. Крис прикатил пластиковую бочку с какой-то зловещей синей жидкостью, подкопал вокруг ствола, засунул в землю трубочки, идущие из бочки, включил мотор, и два часа под корни дерева цедилась целебная водица. Стороннему наблюдателю это показалось бы чистой воды очковтирательством, но Крис уверил, что это самая что ни на есть действенная мера, отлично предохраняет от этого жучка. Могучий дуб пережил эту экзекуцию. Тоже 315 долларов, но на живое-то дерево хоть не жалко.
За несколько лет жизни в доме, который при покупке представлялся пределом комфорта и совершенства, пришлось произвести ряд совершенно необходимых ремонтов: прорубить добавочные окна, сменить ковры на паркет, перекрасить стены… В обоих домах Гринбергов постоянно что-то портилось — в Милуоки этим летом пришлось менять стиральную машину, купленную заодно с домом, и дверь гаража, в которую Мура умудрилась влепить задним ходом Одиссею.
Дел, дел невпроворот. И домохозяйке кажется, что если делать все дела быстро-быстро и тяп-ляп, то их можно будет когда-нибудь переделать, и наконец-то сесть, и с наслаждением спокойно пересмотреть дивидишки с новыми фильмами, и перелистать все красочные журнальчики, пылящиеся на кухне. Но подобно головам дракона — на месте переделанных дел вырастают новые, и вся жизнь давно превратилась в непрестанную борьбу с энтропией.
Если повезет проснуться до сыновей, то есть шанс успеть выпить чашку кофе и стакан апельсинового сока, и заглянуть хоть одним глазком в газету, а потом все суматошное утро уходит на то, чтобы накормить и одеть двух сорванцов. Пока сонные, они ватные и обмякшие, как вареные макаронины, зато проснувшись — скользкие и вертлявые, как льдинки. Зимой на сборы уходит почти час. Одеться самой, собрать все бутылочки, пеленочки, упихать Матюшу внутрь куртки, снежных штанов, шапки и сапог, закутать Томика, всех и все снести в машину. И не забыть захватить одеялко с простынкой, которые Мура приносила домой стирать в соответствии с заботливым федеральным законом. Пусть в других странах это архиважное дело детских постирушек пущено на самотек, а в этой прогрессивной стране отцы-законодатели позаботились даже об этом. И не просто там отдельно взятый захолустный штат Висконсин, у которого, может, и забот-то более насущных нет, а всеамериканский Конгресс или Сенат, отложив в сторону построение демократии и капитализма во всем мире, постановили в своей мудрости, чтобы родители всех детсадовцев во всех Соединенных Штатах Америки каждую пятницу забирали постельные принадлежности своего ребенка домой, а в понедельник возвращали их постиранными. Мурка старалась скрупулезно соблюдать это веление, чтобы воспитательница или ФБР не преследовали за халатность. И ведь нельзя сказать, что конгрессмены приняли плохое или вредное решение, просто радовало до удивления серьезное отношение государственных мужей к такой мелочи. По-видимому, американское правительство было убеждено, что без мудрых его законов никто своим детям никогда бы и не стирал. Страна, построенная с гарантией от дураков.
Трепетное внимание к мелочам отличает и городских законодателей — категорически запрещен выброс мусора в неправильный контейнер, или возведение ограды вокруг собственного сада. Забор ставить нельзя, но кошкам при этом строго-настрого запрещено бродить вне хозяйского участка. Кошки, как Мурка убеждалась неоднократно, плюют на решение мерии, неподкрепленное высоким забором, и гуляют по всему району, где им заблагорассудится, а штрафуют домоседку Муру. В первый раз уплатила 100 долларов, а во второй все 280, как злостная рецидивистка. Так что теперь в Милуоки Мурка держит обеих кошек в безжалостном плену и освобождает только в загородной избушке, где им никто страшнее волков и медведей не угрожает.
Но в конце концов кошки заперты, а дети пристегнуты в машине. Чтобы было веселее, все поездки совершаются в сопровождении громких песен из русских мультфильмов, причем пассажиры еще и громко подпевают. Первым покорно сдается в прогрессивный детский садик «Монтессори» Матюша, уже отчаявшийся удержать мать слезами и мольбами, а годовалый Том еще верит в силу материнской любви, и при сдаче в Кидс-Кастл — детский уголок в спортклубе «Пиннакл», — истошно орет. За это он получает сто поцелуйчиков, но бездушная мать все же уходит.
Ежедневное посещение спортклуба стало почти единственной вещью, которую Мурка делает регулярно ради себя самой. Как бы не мучили дети, чего бы не требовали обстоятельства, если удалось побегать, день нельзя считать полностью неудавшимся. Иногда три мили на трейдмиле ей даются легко, и тогда она представляет себе, что она первобытный охотник в саванне, который мчится легкими и широкими шагами с поднятым в руке копьем за стадом антилоп, а после бессонных ночей, когда бежать невыносимо трудно, она превращается в спартанского воина, несущего согражданам горестную весть из Фермопил. На второй миле всегда кажется, что не добежать. Зато третья обычно преодолевается легче, потому что уже предвидится конец мучениям. Сегодня она явно марафонец, а не африканский охотник, но все равно точно знает, что добежит, и будет бегать всю жизнь, пока здоровье позволит, потому что убеждена, что если перестанет, то старость и хворости в момент набросятся на нее. И одинаково важными наградами являются и самоуважение за самодисциплину, и «small» в качестве устойчивого размера одежды. Но тут, правда, сделано многое и помимо спортклуба. Когда подружки спрашивают, каким способом она так изумительно похудела после вторых родов, Мурка честно, не входя в подробности, но и не греша ложью, лаконично отвечает: