Елена Сазанович - Всё хоккей
— Месть? — я удивленно пожал плечами. — Кому? Максу? Мне? Себе самой? Своей жизни?
— Не угадали. Месть своему мужу.
— А уж ему-то за что? За то, что он не был удачлив, как Макс? Красив, как Макс? Богат, как Макс?
— То же не угадали. Ведь, по сути, он мог быть и удачливым, и красивым, и богатым. Но по собственной воле от всего отказался. Проделывал над своей жизнью эксперимент. И я догадывалась об этом. Он даже на мне женился только поэтому. И все же я смела надеяться, что он меня полюбит.
— Я уверен, что он вас любил, — неуверенно сказал я.
— Снова и снова и снова не угадали. Он всю жизнь любил другую. А я была всего лишь частью его эксперимента, его подопытным кроликом. И вот этого я ему не смогла простить. Хотя и сам был он очень несчастен. Сам был подопытным кроликом. Но разве так можно? Спрогнозировать и рассчитать свою жизнь, доказать, что ее можно сделать своими руками, все в ней предугадать. Стоит только идти по прямой дороге, которую расчертил, жениться на нужной женщине, распланировать каждый шаг, отказаться от чувств, ошибок, желаний, от своего характера, данного Богом, отказаться. Которые, по его мнению, заносят в ту сторону, за которой может быть трагедия или смерть… Ведь он был совсем другим. По натуре это не просто романтик, бунтарь, про каких говорят — отчаянный. Это бесшабашный человек, готовый отчаянно броситься в любовь, в дружбу, в подвиг, и погибнуть там бесстрашно. Или не погибнуть, а загубить свою жизнь. Но кто знает, правда или нет? Ведь Юра своей смертью перечеркнул этот эксперимент. А, возможно, этот эксперимент и удался, но с обратным знаком. Ведь в итоге я поняла, что человеческий характер, данный с рождения, — это и есть судьба. И нельзя его перечеркивать. Это означает перечеркивать свою судьбу. Юра перечеркнул. И поэтому так рано погиб. Он не мог не погибнуть. Если бы он жил, как хотел, любил того, кого хотел, дружил с тем, с кем хотел, возможно, жизнь бы его была не очень правильной, не очень красивой, не очень долгой. Но это была бы его жизнь. Его и никого другого. А теперь… Получается жил он или нет, я так и не знаю. Ведь я жила не с настоящим Смирновым, а с актером по фамилии Смирнов, который так из своей роли и не вышел. Если бы я раньше это поняла, или захотела понять… Я бы просто ушла от него, ведь я его очень любила. Но я закрывала на все глаза, и мне казалось, что жизнь можно себе подчинить, и чувства тоже. И обманывала себя, что он все-таки меня любит. Что ему хорошо со мной, и спокойно. Но все оказалось не так. Он меня никогда не любил. И когда я это поняла окончательно…
— Когда вы это поняли окончательно?
— Когда нашла эту проклятую синюю папку.
— Так вы все-таки ее нашли? А я думал, грешным делом, это Макс ее украл. Это было бы логичнее и вполне соответствовало моему представлению о нем. А так он по-прежнему чистый и безукоризненный.
— Да уж. Он всегда будет безукоризнен. Он знает, как совершать подлости без улик, без пятен крови. Он всегда работает в перчатках. И сам себе адвокат. Он ни за что не расплачивается. И знаете почему? Потому что все умеет забывать. Его подлости — для него норма, образ жизни. Ну, словно мы едим мясо и не мучаемся из-за убитых животных. А даже если на секунду задумались, съели и тут же забыли. И завтра опять уплетаем за обе щеки поросенка или курицу. Вот такое опять гастрономическое сравнение.
— Вы прекрасно готовите, — неудачно пошутил я. — Самые удачные сравнения — взятые из собственного опыта.
— Лучше бы мой опыт был другим. Например, опыт слушать свое сердце, прислушиваться к своей интуиции. Ведь я прекрасно знала, кто такой Макс. И все-таки совершила эту сделку. Может, мое горе после смерти мужа может оправдать мою непоправимую ошибку.
— Вы отдали эту папку Максу?
— Мне некому больше было ее отдать. Хотя я поначалу хотела передать вам, но когда узнала, кто вы…
— Так вы не сразу меня узнали?
— Ну, конечно! Как вы могли подумать! Я бы вообще вас никогда не узнала, поверьте! Для меня спортсмены — все на одно лицо. К тому же я даже не хотела видеть человека, убившего мужа. Я искренне верила, что наша встреча на кладбище была случайной. И искренне хотела, чтобы вы мне помогли разобраться в записях мужа и найти пропавшую синюю папку. Но все случилось иначе. Глупое стечение обстоятельств. Я нашла папку именно в тот момент, когда вы впервые познакомились с Максом. То, что я прочитала, меня… не скажу, что шокировало. Внутренне я даже была готова, что Юра от меня прячет что-то очень ему дорогое. Ведь у него не было от меня тайн. Значит, эта тайна была очень личной.
— И что за личная тайна была в этой папке, если, конечно, не секрет?
— Вы так и не поняли? — Надежда Андреевна с искренним недоумением на меня посмотрела. — Вы так ничего и не поняли…
— Если честно, нет. Я понятия не имею, о каком секрете идет речь.
— Этот секрет уже растиражирован в сотни тысяч экземпляров, продается на каждом углу и валяется в этой комнате на полу, — она пнула ногой книжку с моей лощеной физиономией.
Похоже, сюрпризы еще не закончены. И когда же, наконец, они исчерпают себя. К черту, как мне все надоело.
— Вы хотите сказать, что исследование характера хоккеиста Белых, его эгоизма, который и привел к преступлению, принадлежит не Максу, а вашему мужу?
— О, Боже! — Надежда Андреевна резко поднялась с дивана, налила себе водки, глубоко затянулась с сигаретой и сделала несколько решительных шагов по комнате.
И этот ситцевый выцветший халатик, и эти жиденькие волосы, собранные в пучок, и эти стоптанные тапочки так не соответствовали сигарете, стопке водки и твердым шагам. Впрочем, что сегодня в мире чему соответствует? Сама жизнь не соответствует тому, какой ее придумали, и какой она должна быть. И моя личная судьба не соответствует тому, что я о ней знаю.
— О, Боже! Ну конечно, конечно, этот труд принадлежит перу моего мужа. Это он проводил исследование, извините, буду точнее, опыт над вами. А Макс… Макс, понятно, не без моей помощи, присвоил эти труды себе. И подписался фамилией Вересаев, на всякий случай, дли перестраховки. Хотя она излишне. Максу бояться нечего. И гонорар получил, и славу, и мою четкую подпись на право опубликования трудов мужа. Вот так. Но я понятия не имела, честное слово, я не имела понятия, что он зайдет так далеко! Подонок!
Надежда Андреевна дрожащими руками затушила сигарету, окурок соскользнул и упал прямо на пол.
— Я была уверена, что он поставит авторство мужа. У меня даже мысли не могло возникнуть, что так нагло можно украсть, еще прикрывшись мною! Более того, Макс сам дописал эту отвратительную последнюю главу. Ну, о нас с вами. Об убийце и жене жертвы. Вот так. Господи! А пишет-то он бездарно! Подумать только, в одной этой главе, посвященной нам, проявился весь Макс, словно на рентгене. Его мелкая душонка, его низменные инстинкты, его ненависть к человечеству, его несостоятельность как ученого и непомерные амбиции. Он посвятил главу нам, а оказалось — себе.
Я налил себе из графина воды и вылил стакан на голову. Мне непременно нужно было освежиться. Все мое тело горело, сердце готово было выскочить из груди, а мысли прыгали в огненном пылу.
— Что-то я понимать начинаю, — прохрипел я, вытирая мокрое лицо ладонью. — Что-то. Вы нашли папку, хотели передать ее мне, чтобы решить — что с ней делать. Но вас опередил Макс, потому что узнал меня сразу, решив на этом сыграть. И сразу же после моего ухода позвонил вам и все рассказал. И вот тогда…
— И вот тогда я пережила настоящий шок. Я даже плохо помню тот день, очень плохо. Словно в тумане. Я вдруг узнаю, что живу в одном доме с убийцей моего мужа. Вы себе можете представить, что я тогда пережила?!
— Признаюсь, не могу.
— Вот именно. У меня все плыло перед глазами, я двигалась словно в прострации, неадекватно воспринимала звуки и слова. И не могла даже подумать, сообразить, зачем вам все это нужно. Вряд ли я тогда могла поверить в ваше благородство! Какое к черту может быть благородство, если вы сразу же в день похорон человека, которого убили, познакомились с его вдовой! Но самое страшно было даже не это. А то, что мне необходимо было взять себя в руки, стиснуть зубы и изображать дружелюбие и незнание. Вот тогда, в таком состоянии, Макс легко подчинил меня, очень легко. Я никогда не любила Макса. Это честно. Но в том состоянии, по сравнению с вами он мне показался ангелом и единственным другом. Он внушил мне, да медленно, спокойно, ненавязчиво внушил. Он все-таки психиатр, хоть и бездарный. Но в том моем состоянии особого таланта внушения не требовалось. Он убедил меня, что вам нужно отомстить. Во-первых, что я имею право на все ваши деньги. Я понимала в глубине души, что вы бы и так мне дали много денег, ведь вы уже предложили построить дачу. Но Макс сказал, что брать деньги у убийцы никому бы не позволила гордость. Впрочем, это было так. Я бы от вас ничего не взяла. Только играя в то, что я вас не знаю, я могла позволить себе это.
