Бертран Блие - Вальсирующие, или Похождения чудаков
– Не двигайся с места, – сказал я ей. – Жди спокойно. Мы только обследуем окрестности и постараемся найти тихое местечко в горах.
Мечтали мы о пастушьей хижине. Но кругом были одни камни. Все тропинки вверх заканчивались камнями. Никакого жилья. Ничего. Только плавающий в небе орел словно ждал нашего прихода. А машина, вынужденная взбираться вверх на первой скорости, дымила, как локомотив. Самое было время бросить ее! Я столкнул ее в пропасть. Она разбилась, издав красивый звук, эхом отозвавшийся в окрестных горах. В этих местах фараонам вряд ли удастся ее отыскать, ведь здесь – конец света, планета Марс. Спускаемся на цыпочках, скользя на камнях, и добираемся до нашей симпатичной станции. Строителей уже нет – рабочий день кончился. Забираем Мари, которая начала психовать, слушая без конца песни Ум Кальсум[12]. Я говорю ей, что мы уезжаем отсюда. «Лучше давайте трахаться. Самое приятное дело!» И тут, проходя мимо большого кооперативного магазина под названием «Альпийская звезда», обнаруживаем на странице приклеенной газеты «Дофине» наши портреты. Мы с Пьеро снова стали «звездами». На сей раз попали на первую полосу. С Жаком посредине, в лучшем виде. Опять все начинается сначала, и никак нельзя прекратить эту историю. Заголовок «Убийцы образцового надзирателя!» звучал подобно фанфарам. Не хватало только суммы вознаграждения за поимку. Кажется, Мари действительно была права: нам не оставалось ничего лучшего, как воспользоваться ее телом.
Посылаем ее купить газетенку, которая так хорошо информирована, которая такая объективная, такая привлекательная для масс. Радость чтения вкушаем в набитом рабочими автобусе, на котором спускаемся в долину – навстречу домам, трехзвездным тюрьмам. Газета служила нам ширмой в тех случаях, когда глаза какого-либо араба приглядывались к нам особенно настойчиво.
Новости выглядели довольно диковинно… Жак находился в больнице в тяжелом состоянии. Вместо того чтобы не выводить его из комы, эти идиоты врачи совершили чудо, чтобы он мог поскорее оказаться в кутузке. Мы же из-за револьвера проходили по делу как соучастники убийства. Эти окаянные ищейки быстро связали разные события. Мы стали опасными людьми, нападавшими на парикмахеров, готовыми якобы на все врагами общества.
– О том, чтобы ты осталась с нами, не может быть и речи, – объявляю Мари, когда мы высаживаемся в Гапе. – Мы слишком заразны. Воспользуйся шансом: ты не имеешь прав на газетную сенсацию.
– Но надолго ли это, – отвечает она. – Мюлузский брадобрей уже успел навонять, наговорив обо мне все, что угодно. Я в полном дерьме вместе с вами.
– Дура ты несчастная! Ты ведь не приходила к надзирателю. Ни в чем не замешана. Никому не сделала зла. Можешь вполне рассказать им, что тебя принудили… Доставь нам удовольствие и сматывайся. Возвращайся в Пьюи к родителям!
– В самый сладостный момент в жизни? – спрашивает она. – Да ни за что на свете!
* * *Мы занимались ею почти всю ночь. Как одержимые. Похоже, что страх утраивал наши силы. Чем больше мы себя изматывали, тем меньше уставали. Более того: догадывались, что скоро нам будет не до желаний. Словно чувствовали приближение сумерек. Мы трахались, как приговоренные к повешению. Особенно хорошо это шло на искусственной коже новой тачки. Далеко, кстати, не худшей в нашем послужном списке: это была древняя «15 СВ» фирмы «ситроен». Единственная, которую нам удалось быстренько стибрить на стоянке в Гапе. Дьявольская оказалась находка. Сцепление кренилось набок, амортизаторы готовы были отдать душу. Что касается руля, то он выглядел чемпионом в танце шимми, которым все так увлекались в 30-е годы. Пока я старался как-то держать его в руках, Пьеро трахал на заднем сиденье Мари, и мои бедные уши страдали от барабанной дроби их ног. Мы больше не обсуждали, как срезать вираж. Я ехал со средней скоростью 60 км/час. Когда же позади меня наступала тишина, я тормозил. Измотанный Пьеро садился за руль, а я занимал его место в объятиях Мари. И мы двигались дальше.
Находясь на заднем сиденье 15-й, ожидая заслонов, обыска и мотоциклистов-полицейских, я как мог лучше обрабатывал Мари. А она в свою очередь щедро одаривала меня, несмотря на толчки и удары по голове. Иногда фары проезжавших машин освещали ее глаза, рот и белокурые волосы. Как завороженный, я старался запомнить это для будущего карцера. Бедра Мари, задницу Мари, талию Мари, Мари в состоянии блаженства, Мари изогнувшуюся, Мари отдающуюся… Голые плечи, протянутые руки, растрепанные волосы, блестящие зубы. Все это охранники и надзиратели не смогут у меня конфисковать. Даже роясь в моих внутренностях, даже выщипывая мошонку. Все это не отнять, ясно? Эти кадры останутся со мной. Пригодные для моего собственного фестиваля! Все классические произведения я смотрю по заказу! Можете избивать меня, можете загнать в яму. Вам не справиться со мной! Сегодня мне показывают «Последнюю мазурку», и я не намерен пропустить ее! Обожаю трагические страсти!..
Баден-Баден, Монте-Карло! Все эти роскошные европейские центры начинают трещать по швам. Сверкают люстры! Крутятся рулетки. Револьвер приставлен к виску! Гремит, выстрел, какая-то балерина скрывала свой возраст… На влажном матрасе мне никто не нужен! В особенности не нужны посылки, письма, свидания. Не отрывайте меня от просмотра. Я наедине со своими бесстыдными героинями в полумраке камеры. Мой череп лопается от сладострастной музыки… Но когда я думаю, что ты, Мари, гниешь в одной из клетей, значит, все пропало, мое кино ничего не даст. Я больше ничего не увижу, ничего не услышу, это ад, я измучен. У меня остались только ложки, гвозди, отвертки, чтобы продырявить сердце, желудок, мозг… Из жалости послушайся нас, Мари! Тебя умоляют Пьеро и Жан-Клод. Ведь ты так хороша! Я не могу представить тебя в камере, с номером на спине, без зеркала, накладных ресниц, без духов. Что за кавардак! Ты должна блистать в лучах теплого света, ужинать при свечах, флиртовать у камелька, любить на шкурах, зарывшись в свои локоны. А кто будет трахать тебя в тени влажных камней? Кто поможет тебе утолить жажду? Кто будет ночью и днем выхаживать тебя во время болезни, кто станет давать нужные капли, без которых ты заболеешь снова?..
Я пытался поговорить с ней, убедить. «Мы высадим тебя… Около вокзала, отеля… Наши пути расходятся, пора прощаться… Теперь, когда мы тебя вылечили, делай что хочешь». – «Я бы очень хотела, чтобы ты помолчал, – отвечает истеричка. – Ну и манера у тебя разговаривать! Занимайся любовью молча и не пытайся все предусмотреть. Доверься моему женскому инстинкту! У меня подчас бывают видения, и я редко ошибаюсь… В тюрьму мы не попадем!»
В конце концов мы начинаем верить в ее вариант счастливого конца… Мы избегнем их металлических браслетов. Оккупационные силы не справятся с нами, 15-я петляет по горам, следуя по забытым старым дорогам… Минуем брошенные всеми места, куда почта давно не приходила, где ее даже не разносят. Спим в лесочке на мху, пахнущем лавандой.
Влюбленные куда сильнее, чем прежде, едем дальше. И попадаем в пробку. У всех, оказывается, родилась одна и та же идея – съехать с национального шоссе. Тут уж негде прятаться. Дорога полна людей, пользующихся оплаченными отпусками! Ну двигайте же! Гудите! Обгоняйте!.. Пользуемся возможностью полюбоваться пейзажем, который, может, больше не увидим. Бездельничаем, слоняемся, шутим… Не приставайте: тут едут молодожены! Они обвенчались инкогнито, без цветов и белой фаты. Извините за отсутствие торжественности!.. Это не мешает нам ворковать!.. Новобрачной на это наплевать. Она расходует силы на виду у всех. Протри глаза, мастер автогонок!.. Можете бросить нас в одиночки! Это принесет нам счастье! На Венецию нам наплевать. Наша гондола – «ситроен». Я веду ее с помощью кормового весла среди потока отпускников. Очень сожалею, подружки-автостопщицы, ничем не могу помочь! Машина на карантине! Можете заразиться! По искусственной коже сиденья бегают сперматозоиды. Первая, кто из вас сядет, сразу забеременеет. Эй, Пьеро, погляди-ка на этих севших за стол пентюхов! Двойной ряд пикникующих, прижатых к хромированным частям своих разогретых машин. Они распивают теплые соки и пожирают взятые продукты, хотя в нескольких метрах есть свежая еда, идиллическая тень под живописным мхом, ручеек. Так нет же! Они предпочитают клевать на жирной бумаге теплую и мягкую пищу, горчицу и яйцо с запахом бензина. Проезжает автобус, обдавая их выхлопными газами. Но они все равно запивают дешевым красным вином. Когда они уедут, придется срывать дерн. На большом шоферском балу я предпочитаю подпирать стену!..
* * *– Мне надоело ехать, – говорит Мари. – Я задыхаюсь в этой коробке, у меня белье прилипает. Может, остановимся где-нибудь, где есть вентиляция, чтобы я немного подвигалась.
Тотчас соглашаемся. Всегда готовы, когда речь идет о завтраке. Ничто нас не гонит, ведь так? Мы даже не знаем, куда ехать!
