Юрий Нагибин - Музыканты
ОТКРЫТЫЙ ДОМ
Кальманы зажили на широкую ногу. Таких приемов не бывало даже в цветущие венские дни. За столом сходились мировые знаменитости, князья по происхождению и князья духа: наследный принц Отто Габсбург чокался с писателем-изгнанником Эрихом Марией Ремарком, прославленный режиссер Эрнст Любич спорил с Джорджем Баланчиным, а им ласково внимали маленький Артур Рубинштейн и дылда-княгиня Талейран де Перигор.
Кальман предпочитал этим шумным сборищам занятия с сыном, обнаружившим несомненный музыкальный талант. Чарли доверил отцу великую тайну: он сочинял сонату ко дню рождения мамочки. С рубиновыми от волнения ушами, он играл адажио, когда ворвалась перевозбужденная Верушка в полном параде, то есть почти обнаженная.
- Имре, ты не переодевался?
- Дай нам кончить урок.
- Завтра наиграетесь. Чарли, марш на свою половину!
Сын послушно собрал ноты и вышел.
- Почему такая паника?
- Ты забыл?.. Я пригласила Грету Гарбо.
- Ну и что с того? Мало мы перевидали голливудских див?
- Имрушка, постыдись! Гарбо - не дива. Это великая актриса.
- И великие были, - скучным голосом сказал Кальман. - Марлен Дитрих, Ингрид Бергман. Бет Девис, кто-то еще.
- Гарбо - это Гарбо. Она никому не чета. И потом - это мой реванш.
- Как - а шубка?..
- Этого мало. Она видела меня продавщицей.
- Вольно ж тебе было!.. Но в Америке никто не стыдится своего прошлого, напротив, гордятся.
- Звезды экрана. А я не звезда. Я свечусь твоим отраженным светом.
- Спасибо. Я довольно тусклый источник.
- Тебе непременно надо испортить мне настроение?
- Такая попытка обречена на провал.
- Да. У меня хватает оптимизма на двоих.
- Даже больше…
- Будь хорошим, Имрушка. Не огорчай меня.
- Сколько народа ты назвала?
Вера расхохоталась:
- Я сказала Грете, что будут только свои. Человек десять от силы. Но ты же знаешь американцев. Съезжаться только начали, а там уже столпотворение. Спускайся поскорее.
- Я что-то не в форме. Спущусь, когда приедет Гарбо.
Вера убежала. Кальман прошел в гардеробную, но перед этим принял лекарство, запив его водой из сифона. Послушал пульс, покачал головой и с неохотой стянул домашнюю куртку.
Он только успел повязать черную бабочку, когда ворвалась крайне возбужденная Вера.
- Имре, немедленно вниз! Пришла Грета!
- Пришла-таки… - промямлил Кальман, натягивая фрак.
- Ты не представляешь, что там было!.. Грета - сущее дитя. Она всему верит. Я сказала, что будут только свои, и она явилась в спортивной юбке и свитере. А тут человек четыреста и драгоценностей на полтонны. Я испугалась, что она удерет. Не тут-то было. Подмигнула мне, усмехнулась и пошла танцевать. Все только на нее и смотрят. Великая женщина! Ну, пошли!
Кальман потащился за женой - сутулый, старый, усталый, с погасшим взором.
Когда они пробирались сквозь плотную массу гостей, Кальман обменивался кое с кем поклонами, порой рукопожатием, но большинству он просто не был знаком.
- Слушай, а кто этот старичок? - спросила одна из дам своего мужа. - Я его вроде где-то видела.
- С ума сошла? Это муж хозяйки.
- А кто он такой? Бизнесмен?
- Знаменитый композитор. Кальман.
- Сроду не слыхала.
- Только помалкивай об этом. А то сразу поймут, что ты круглая дура.
Кальман пробрался к танцующим. Грета Гарбо узнала его издали и сразу оставила партнера. Узкая юбка и черный свитер облегали ее, как вторая кожа. Но она выделялась в толпе не только спортивной простотой, а исходящим от нее веем большой личности. Она не смешивалась с окружающими, не была частью целого, она была сама по себе.
- Мой муж, - представила Вера и сгинула.
Грета открытым мужским жестом протянула руку.
- Я воспитывалась на вашей музыке. И вот вы… живой, с теплой рукой и грустными глазами. Это все равно что увидеть Верди, или Грига, или Сальвини.
- Я кажусь таким старым?
- Нет, таким вечным, - улыбнулась Гарбо. - У вас весело. Но я не люблю американского веселья. Я пришла, чтобы увидеть вас. И увидела.
- Только не уходите, - попросил Кальман. - Вера так ждала вас, так взволнована вашим приходом.
- Я догадываюсь - почему. Не бойтесь, я ее не разочарую. Ради вас. И потом - мне нравятся люди, которые точно знают, чего хотят. А вы не танцуете?
- Увы… Мальчиком я возомнил себя организатором бала. Я открыл танцы, тут же наступил на подол девочке-партнерше, уронил ее и сам шлепнулся сверху. С тех пор с танцами было покончено.
- Какой вы милый!.. - Я так рада, что пришла. Хотя, по правде, не люблю танцев, шампанского и подробных трапез.
Ее пригласили. Она улыбнулась Кальману. Он склонился и поцеловал ей руку. Грета поцеловала его в темя. Затем добросовестно, как и все, что она делала, принялась отплясывать с очередным профессиональным красавцем.
Кальман заметил, что Грета Гарбо исчезла сразу после обеда, попробовав, не ломаясь, всех кушаний, исчезла, точно уловив момент, когда выпитое ударяет в голову и званый обед переходит в голливудского пошиба бесчинство. Это случалось неизбежно, но Кальман так и не мог привыкнуть к заокеанскому стилю.
Присутствие Греты Гарбо сдерживало гостей, но сейчас все энергично наверстывали упущенное. Толстый актер, преемник знаменитого Фатти, плохо кончившего партнера Чаплина, делал стриптиз, обнажая чудовищную гору мяса; окружающие покатывались от хохота.
Но еще больший успех имела актриса Джинджер Роджерс; она исполняла на столе один из самых известных номеров примы, с меньшим искусством, зато без всяких одежд.
Кальман с сигарой во рту помыкался среди гостей, затем поднялся на второй этаж, думая уединиться в одной из спален. Но всякий раз, открыв неплотно прикрытую дверь, он бормотал: «Пардон!» - и поспешно отступал.
После очередного извинения дверь распахнулась, оттуда высунулась обнаженная женская рука, схватила Кальмана за отворот фрака и попыталась втянуть в комнату.
Кальман с трудом вырвался.
- На кладбище торопишься, папашка? - послышался нетрезвый женский голос. - Пришли мне Джорджа.
- Какого Джорджа?
- Вашингтона, мурло! - и девица захлопнула дверь.
Кальман засеменил по коридору, зажимая рукой сердце…
ПОД ОСЕННЕЙ ЗВЕЗДОЙ
Пронеслись годы. Правда, для много и тяжело болевшего Кальмана время порой ковыляло черепашьим шагом. Старый, желтый, как китаец, он полусидел на кровати, укутав ноги в плед из верблюжьей шерсти. Ему перевалило за семьдесят, жизнь прожита, и сейчас он дотлевает под бдительно-любовным присмотром неотлучно находящейся при нем сиделки, старой девы Ирмгард Шпис. Черты Кальмана мало изменились, но лицо как-то обвисло, волосы над ушами и по-прежнему густые усы сохранили свой темный цвет, но весь он сморщился, сжался, запал в самого себя, а левая рука утратила подвижность от мозгового удара. В комнате полумрак, свет затененной настольной лампы позволяет различать предметы старинной обстановки: кресла жакоб, позолоченные багетные рамы картин, отмеченный бликом угол кабинетного рояля. Кальман завершал земной путь отнюдь не в богадельне, а в прекрасной квартире на тихой улице одного из аристократических кварталов Парижа.
- Нет, дорогая Ирмгард, - твердо произнес Кальман. - Я не обмолвлюсь словом до гуляша. Я чувствую, что он давно готов.
Ирмгард охнула и кинулась в прилегающую к кабинету крошечную кухню, где она собственноручно готовила нехитрую еду для больного.
Кальман устроился поудобнее и с хитро-алчным видом гурмана стал ждать обеда.
Расторопная сиделка вкатила столик на колесиках, в серебряной супнице аппетитно дымился гуляш. Было тут и немало приправ, а кроме того, тарелка с овсянкой-размазней.
- Садитесь поближе ко мне, - попросил Кальман, получив тарелку с кашей и ложку.
Сиделка пристроилась у изголовья; острый венгерский гуляш предназначался ей, но своим густым ароматом он сдабривал Кальману осточертевшую кашу. У больного и сиделки были хорошо отработанные приемы: гуляш исходил паром прямо в нос Кальману, кроме того, Ирмгард проносила ложку мимо его рта, и перично-пряный дух скрашивал безвкусную овсянку.
- Неплохо! - похвалил Кальман. - Надо сдобрить эту остроту глотком вина.
Сиделка безропотно извлекла из-под кровати бутылку эгерского красного и бокальчик. Наполнив его, она поднесла вино к носу Кальмана, после чего сделала добрый глоток. При этом они оба пожелали друг другу доброго здоровья.
Каша и гуляш были доедены, и сиделка попыталась оттянуть ремешок на юбке, но это ей не удалось.
- Вы такой обжора, господин Кальман, что скоро на мне ничего не будет сходиться.
- На мой вкус легкая округлость стана лишь красит женщину. Вы очень посвежели, милая Ирмгард.
Сиделка покраснела.
