Александр Белых - Сны Флобера
Она шептала:
— Peto, peto, peto, mai petodogu.
Он лизал ей лицо, по её подбородку бился медальон, свисавший с шеи собаки. Исида нащупала его и обнаружила отверстие. Она ощущала, как подушечки пальцев щекочут друг друга и перекатывают кожаную тесёмку, которая напомнила ей поход в музей современного искусства, роденовские изваяния, уличного торговца с длинными волосами…
Эта тесёмка была весьма непрочной связью с реальностью. Затем медальон пополз по груди, на живот. Тело женщины трепетало, билось в ознобе. Он облизал все девять отверстий, имеющихся в человеческом организме, упирался лапами в спину, покусывал шею, оцарапал всё тело, но боли она не чувствовала, только усталость и счастье…
Она очнулась от грохота. Яркий луч света полосонул по глазам, как стальной нож. В углу сидел, прижав уши, черный пёс — лабрадор. Он схватил зубами верёвку, чтобы открыть жалюзи, но не рассчитал силы, и они рухнули на пол. Исида выкарабкалась из‑под футона. Собака вильнула хвостом, поприветствовала её лаем. Место, где спал ночной любовник, пустовало. Постель была перевёрнута, всюду валялись клочья одежды.
Она позвала Ореста. Пёс бросился к ней, повалил бедную женщину на спину. Исида залезла под одеяло, завыла. Пёс прилёг рядом, утихомирился. Он прилежно исполнял роль сторожевого пса своей госпожи. Плач не прекращался, пёс стал подвывать. Этот гала — концерт продолжался четверть часа. На её счастье, послышался заливистый лай соседской собаки. Чёрный лабрадор насторожился, потом бросился к дверям. Исида воспользовалась моментом: вместе с одеялом она проползла на корточках вперёд, быстренько задвинула фусума.
— Спасена!
Мысль её металась, как мышь в клетке. Исида лихорадочно соображала, что следует предпринять, как оберечься от киноцефала, не позвонить ли в полицию? А что сказать? Нелепо! Как нелепо! Телефона под рукой не было. Ещё она подумала, что Орест, негодный мальчишка, сбежал от неё, бросил на растерзание собаки.
Времени для отчаяния не было. Она наспех собралась, парик натянула на голову, наткнулась на вставную челюсть, всунула её в рот, выскочила наружу, но дверь всё‑таки не забыла закрыть на ключ. Мысли её разбегались, словно под обстрелом. «Бежать, бежать..»
Она возвращалась в Токио одна…
* * *Исчезновение Ореста, нападение собаки… «Как объяснить господину Макибасира все эти события, следует ли заявить в полицию? Не сочтут ли меня сумасшедшей? Нет, я ещё в своём уме, не в чужом. Я еще могу здраво рассуждать. Позвонить госпоже Марго, сказать, что он сбежал в Аргентину и не вернулся. Ведь у него всё было на руках, и билет, хотя… Деньги в банке есть… Он обвёл меня вокруг пальца, выманил деньги… Может быть, он вернулся домой или ещё куда‑то… На чём — на самолёте, на корабле? Он говорил, что каждую неделю в Йокогаму пребывает теплоход! Не на нём ли он удрал? Негодяй, негодяй, негодяй!»
Исида сидела в комнате Ореста, многих его вещей не было, ни документов, ничего, кроме всякого хлама, каких‑то бумаг на русском языке. Он не появился ни на вторые, ни на третьи сутки. Она дала волю отчаянию. Казалось, счастье было близко. «И что, где оно? В руках ведь держала…» Рыдания прервали несвязанный поток образов, несколько рваных кадров из советского кинофильма «Летят журавли» пронеслись в памяти. Вспомнилось время её первой влюблённости, поход в кинотеатр на Синдзюку вместе с будущим мужем, как она украдкой вытирала слёзы, а после сеанса не выдержала и разрыдалась в голос. Её прошлое вошло в настоящее, соединилось с ним, как змеи в любовной случке. «Время смертельно, его укус ядовит…»
Она молчала третьи сутки, потом позвонила в институт, пришлось солгать, что Орест заболел. Однажды вечером, прошло уже девять дней, она решила позвонить мадам Марго, чтобы удостовериться… В чем? Она не могла точно сказать. «Может быть, Орест дал ей знать о себе, может быть, она в курсе его исчезновения? Может быть, она в заговоре с ним? Если они договорились выманить у меня деньги. Нет, но тогда почему же всё так глупо, ведь он мог иметь от меня значительно больше, чем получил. Если бы я усыновила его, то он мог бы стать моим наследником! Я вложила в него всю душу, все сердце без остатка, до последней капельки. Я обманута…»
События не подчинялись никакой логике, объяснения не находилось, а телефонный разговор с Марго озадачил её ещё больше. Она не сообщила о внезапной пропаже Ореста. Марго через месяц собиралась приехать в Токио, просила, чтобы Исида не сообщала об этом Оресту, так как хотела сделать сюрприз для него. Марго уезжала в командировку вместо сотрудницы, которая сломала ногу по дороге в университет.
Они договорились встретиться. Когда Исида вечером после разговора со своей тайной соперницей выходила из дома, где жил Орест, дверью сшибла какую‑то собаку, уснувшую на пороге. Собака взвизгнула и убежала в проулок между домами. Это удивило Марико и одновременно напугало. В Токио не увидишь бродячих собак, а бездомных людей — пожалуйста, сколько угодно. Все собаки живут при хозяине и в хороших условиях, окружены заботой и любовью.
Невозможно было долго скрывать исчезновение Ореста, но страх заставлял её лгать. Всем, кто интересовался, она сообщала, что он неожиданно уехал домой по семейным обстоятельствам. В другой раз Исида поскользнулась у дверей своего офиса на собачьих экскрементах. Токийские собаковладельцы довольно цивилизованные люди, всегда убирают за своими питомцами. После этого случая, рассердившись, Исида велела рабочему сделать трафарет и написать белым распылителем на асфальте предупреждение: «Собак не выгуливать!»
И вот, за три дня до приезда Марго, она увидела, как всё тот же квартальный бездомный тащил на поводке черного лабрадора. В нём она узнала того пса, который напал на неё в загородном доме в Атами. Сейчас его шерсть не лоснилась, а была замызгана. Собака повела носом и повернула голову в её сторону. Их глаза встретились — две пары карих глаз с желтоватым ободком по краям.
Исида не выдержала этого пристального взгляда, пошла прочь с дурным предчувствием в сердце. Спустя ещё день, вечером, она вспомнила медальончик на шее собаки и сочувственно подумала, что пёс, видимо, получал награды на собачьих выставках, воспитан и, вероятно, потерял своих настоящих хозяев, а теперь вынужден жить на улице, как этот бездомный старикашка…
* * *Прошло время.
Они встретились — Исида и Марго. Две любезные соперницы.
В самолёте, на втором часу полёта, Марго задремала. Спала она всего минут пятнадцать — двадцать. Не больше. Ей приснился сон, в котором она играла в прятки с Селёдкой. Так звали рыбу. Она говорила:
— Селёдка, за мной! — и рыба послушно скакала за ней следом, ныряла в воду.
Они купались и плескались. Вода была чистой — пречистой, на дне сиял каждый камешек, золотые песчинки горели на солнце, словно чешуйки. Вдвоем прыгали через скакалку, потом Селёдка спряталась в кустах на краю какого‑то пустыря, где была помойка. Марго шла через густые заросли полыни и вдруг увидела Селёдку в яме деревянной уборной.
— Селёдка, ты что, сдурела? — возмутилась Марго и велела выползать из ямы.
— Не — а! — ответила рыба, помотав головой. На её лице была хитрая улыбка. Селёдка превратилась в самолёт. Марго оказалась в нём в нём.
— Сон‑то хороший, к деньгам, — подумала во сне профессорша, владевшая собственной наукой онейрокритики.
Проснувшись, она зевнула, выглянула в иллюминатор. Самолёт летел уже над архипелагом, объявили о скором приземлении. Марго пристегнула ремень безопасности. Под крылом, внизу, вспыхивали в лучах солнца зеленеющие молодыми побегами рисовые чеки, заполненные водой; в них отражались синее небо, облака и самолёт.
— Ну, вот! — вздохнула Марго, пытаясь сдержать внезапное волнение…
Она вспомнила сон в метро, когда ехала на встречу с Исидой из общежития университета Кокугаку — дайгаку. Всю дорогу на её языке, будто камешки, перекатывались слова:
— Ocha‑no‑mizu‑no‑eki‑ni norikae»;.
В аэропорту на таможенном досмотре она умудрилась забыть паспорт. И сейчас Марго была настороже, боясь пропустить по рассеянности свою станцию. Она исподтишка наблюдала за лицами пассажиров. У всех были плотно сжатые губы и прищуренные глаза. «Какие бесстрастные! — удивлялась Марго. — Какие у всех ухоженные и свеженькие лица! Сияют, как стёклышки…»
Она достала из сумочки зеркало, пересчитала морщинки, убедилась в наличии искусственной мушки, мизинцем поправила отвисшую ресничку, попробовала губами помаду и в довершение всего дала себе поручение не забывать улыбаться при случае таким образом, чтобы не морщинить своего лица.
В Токио она добралась на «Синкансэн» уже к вечеру, когда вечерело; вышла на станции Сибуя. Никто не встречал. Была суббота. Она позвонила в офис из автомата. Долгие, протяжные, отчаянные гудки. Вязкие, зыбучие. Трубку никто не брал. Вот незадача! Пришлось самой потратиться на такси. К этому часу она уже изрядно проголодалась, хотелось перекусить, хотя бы какое‑нибудь обэнто.
