Сью Таунсенд - Женщина, которая легла в постель на год
Стэнли приобнял Руби и почувствовал, как она в нем нуждается. Женщина показалась ему приятно мягкой и податливой.
– Скажите, Руби, вас пугает мое лицо? – спросил он.
– Глядя на вас, я вижу то лицо, каким оно было раньше, – прошептала она. – Да и к тому же в нашем-то возрасте уже у всех физиономии маленько потрепанные, разве нет?
* * *
Теперь, когда возможность получить аудиенцию у Евы пропала, ее приспешники разъехались, и остались лишь Сэнди Лейк и Уильям Уэйнрайт.
Они подолгу беседовали вполголоса, чтобы не тревожить соседей. Оба пришли к согласию, что принцессу Диану убил принц Филипп, что первая высадка на Луну была заснята в голливудском павильоне, а приказ разрушить башни-близнецы отдал лично Джордж Буш.
Сэнди приготовила какао на примусе. Попивая горячий напиток, Уильям рассказал Сэнди о рабах, до потери сознания собирающих зерна какао.
– Без чашки какао я не могу уснуть! – пожаловалась Сэнди.
– Значит, стащим следующую банку, а? – подмигнул Уильям.
Он обнял Сэнди за широкие плечи, а она припала щекой к его колючей щетине. Над ними заухала сова. Сэнди встревоженно дернулась, и Уильям стиснул ее покрепче, прижимая к себе.
– Это всего лишь сува, – сказал он.
– Сова, – поправила единомышленника Сэнди.
– Ага, – кивнул он, – сува.
Глава 69
Под утро девятнадцатого сентября Ева проснулась в кромешной тьме. Ее сразу же бросило в холодный пот. Она с детства боялась темноты. За исключением тех звуков, что издают все дома в отсутствие жильцов, в доме царила тишина.
Ева попыталась подавить надвигающийся приступ паники, заговорив сама с собой, спросив себя, откуда эта боязнь темноты. Она сказала вслух:
– На двери моей спальни на крючке висела шинель, похожая на человека. Я всю ночь лежала без сна, глядя на нее. Мне казалось, я видела, как она двигалась – пусть немного, но она точно шевелилась. Тот же ужас я чувствовала, проходя мимо дома Лесли Уилкинсона. Завидев меня, Лесли преграждал мне путь и требовал денег или сладостей, в обмен на которые соглашался меня пропустить. В поисках помощи я смотрела на его дом и видела и слышала, как миссис Уилкинсон моет посуду и поет. Иногда она поднимала глаза и махала мне, пока ее сын меня мучил.
Ева рассказала сама себе историю о том, как упала в канаву, полную снега и льда, и не могла оттуда выбраться. Как ее подруга ушла домой, так и оставив Еву в ледяной яме на большую часть ночи, и все это время бедняжка пыталась нащупать выступ, на который можно было бы поставить ногу и выкарабкаться. Потребовалось три одеяла и два покрывала, чтобы перестать дрожать.
Как-то раз незнакомый мужчина обозвал ее «жирной коровой», когда Ева наступила ему на ногу в давке перед Рождеством у «Вулвортса». Впоследствии голос того мужчины сопровождал ее всякий раз, стоило зайти в примерочную.
Однажды она нашла в камышах на берегу канала разлагающуюся человеческую руку. В школе Еве не поверили и наказали ее за опоздание и за лживое оправдание.
Ева не хотела вспоминать о случившемся в Париже выкидыше, о малютке в своем животе, которой уже придумала имя – Бабетта, – и о том, как вернулась из больницы в просторную квартиру и обнаружила, что ее любимый ушел, забрав свои изысканные вещи и юное сердечко Евы.
Хотелось плакать, но слезы застряли где-то поперек горла. Глаза высохли как пустыня, а вокруг сердца образовалась корка льда, и Ева боялась, что та никогда не растает.
Ева снова заговорила сама с собой, на этот раз резко:
– Ева! С другими людьми приключались вещи намного хуже. В своей жизни ты была счастлива. Вспомни подснежники в березовой роще, вспомни, как пила из ручья, возвращаясь домой из школы, как бежала с холма по бархатистой траве со вкусными стебельками. Запах пекущейся в углях картошки. Самое первое воспоминание – как ты с папиной помощью открыла конский каштан и нашла внутри блестящий коричневый орех. Чудесный сюрприз. Да, а как я пренебрегла знаком «НЕ ВХОДИТЬ» и танцевала в бальном зале заброшенной усадьбы. А книги! Как я смеялась посреди ночи, читая Вудхауза! И лето – как лежала на прохладном покрывале и перелистывала страницы, поедая лимонные карамельки из пакетика. Да, я была счастлива. Была по-настоящему счастлива, когда слушала свою первую пластинку Элвиса со своим первым парнем, Грегори Дэвисом – и тот, и другой были в равной степени великолепны.
Ева вспомнила, как исподтишка смотрела, когда Брайан бережно кормил близнецов посреди ночи. Действительно умилительное зрелище.
Вновь погружаясь в полудрему, Ева заново обдумала свои счастливые воспоминания и поняла, что в них неизбежно вторгалась жестокая реальность. На месте березовой рощи раскинулся коттеджный поселок, ручей замусорили. Холм срыли — там теперь находится центр государственных услуг, — а Брайан больше не встает среди ночи, чтобы покормить детей.
* * *
Александр с разрешения фермера расположился на поздно засеянном ячменном поле. Он обменялся с владельцем поля электронными письмами, и сию минуту фермер приветственно махал ему рукой с трактора, подъезжая ближе.
Теперь Александр рисовал маслом и пытался передать важность каждого ячменного стебелька, то чувство, что без одного-единственного колоска не сбудутся сотни, тысячи, или сколько там ячменных колосков на трех гектарах поля.
Александр почувствовал, как под сердцем завибрировал телефон, и неохотно принял звонок. Он как раз достиг состояния, когда кисточка стала продолжением его руки. Александр не узнал номер, но все равно ответил:
– Здравствуйте.
– Это Александр Тейт?
– Да, это я, а вы…
– Это Руби! Мать Евы.
– Как она?
– Потому-то я и звоню. Она катится по наклонной, Алекс. Врачи высылают сюда… – Руби глянула на клочок бумаги и прочитала: – «Специалиста в области психиатрии» по «четвертой статье». Он привезет к Еве полицию с тараном.
Александр быстро собрал кисти, краски и мольберт и помчался к своему грузовичку, припаркованному на обочине. Завел машину и быстро поехал по проселочным дорогам, отчаянно срезая виражи и нетерпеливо обгоняя еле плетущиеся автомобили. Александр так часто сигналил, что напомнил сам себе мистера Жабба из сказочной повести «Ветер в ивах».
Бип! Бип! Бип!
Он остановился у дома Евы и расстроился, увидев, что столь любимое ею дерево спилили. Александр подбежал к входной двери и осознал, что толпа почитателей растаяла, оставив после себя лишь несколько пятен на тротуаре.
Стэнли и Руби открыли дверь вместе. Увидев лицо Руби, Александр догадался, что здесь не все в порядке. Втроем они вошли в кухню, и Руби рассказала обо всем, что случилось с тех пор, как Александр в последний раз видел Еву.
– Спиленное дерево стало последней каплей, – вздохнула старуха.
Александр оглядел кухню. Поверхности покрывал слой жира и пыли, перевернутые вверх дном чашки прилипли к сушильной доске. Александр отклонил предложение Руби выпить чаю и помчался наверх.
Он приник к двери в комнату Евы и, заглянув в щелочку, разглядел лишь темноту. Позвал:
– Ева! Послушай, любовь моя, я схожу к грузовичку и вернусь меньше, чем через пару минут.
Во мраке Ева кивнула.
Жизнь слишком сложна, чтобы проживать ее в одиночестве.
Александр вернулся с ящиком инструментов и сквозь щель сказал:
– Не бойся, я здесь.
А потом принялся колотить по двери, так что расщепляемое дерево жалобно трещало. Ломом Александр выломал прибитые гвоздями доски. Наконец очистив проем, он увидел на кровати Еву, прижавшуюся к заколоченному окну.
Ева поставила перед собой задачу храбро встречать все несчастья и разочарования в жизни.
Руби и Стэнли маячили за спиной Александра.
Он попросил Руби набрать для Евы ванну и найти свежую ночную рубашку. Затем обратился к Стэнли:
– Выключите, пожалуйста, свет, Стэн, хорошо? А то ее ослепит.
Александр перешагнул через гниющую еду, щепки и обломки двери и подошел к Еве. Взял ее за руку и крепко стиснул ладонь.
Никто из них не заговорил.
Поначалу Ева позволила себе выпустить на волю всего несколько слезинок, но спустя считанные секунды уже рыдала в полный голос, оплакивая троих своих детей и семнадцатилетнюю прекраснодушную себя.
Когда Руби крикнула, что ванна готова, Александр подхватил Еву на руки, отнес в ванную и опустил в теплую воду.
Ночная рубашка пузырем всплыла на поверхность.
– Давай-ка ее снимем, – предложила Руби. – Подними руки, вот, хорошая девочка.
– Я могу ей помочь, Руби, – вызвался Александр.
– Нет, пусть мама, – слабо возразила Ева.
Она скользнула вниз и позволила себе с головой уйти под воду.
* * *
