Тайная дочь - Сомайя Гоуда Шилпи

— Мам, что это было? С кем ты сейчас разговаривала?

Сомер гладит дочку по волосам и замечает, что они стали сантиметров на десять длиннее.

— Иди сюда, милая, мне нужно тебе кое-что рассказать. — Она берет Ашу за руку, и они садятся за стол. — Прежде всего — со мной все в порядке. Пару дней назад я делала биопсию из-за уплотнения в груди, и оно оказалось доброкачественным. Так что все хорошо.

Морщинки у Аши на лбу не пропадают, взгляд остается серьезным.

— Со мной правда все хорошо, — повторяет Сомер, касаясь колена дочери. — Как же я рада тебя видеть, милая.

Аша бросается на шею Сомер.

— О, мамочка! С тобой на самом деле все в порядке? Все замечательно?

— Да, замечательно. — Сомер берет руки дочери и сжимает их. — Как ты?

Аша выпрямляется на стуле.

— Я очень по тебе скучала, мам. И я рада, что ты приехала.

— Конечно, — улыбается Сомер. — Где же мне еще быть?

— Я знаю, что и для дадимы это тоже очень важно, — говорит Аша. — Она старается не показывать этого, но случившееся стало для нее тяжелым ударом. Я слышу, как она плачет по ночам.

— Это, должно быть, невыносимо, — говорит Сомер, — потерять мужа, прожив с ним пятьдесят лет или сколько?

— Пятьдесят четыре. Они поженились через год после того, как Индия получила независимость, — отвечает Аша. — Она удивительная женщина. Я столько от нее узнала. Здесь все очень хорошие. Ты знаешь, что у меня здесь тридцать два двоюродных брата и сестры? Мне здесь понравилось, действительно понравилось.

Сомер улыбается.

— А что с твоим проектом?

Аша выпрямляет спину и с блеском в глазах отвечает:

— Хочешь пойти со мной в редакцию «Таймс» сегодня? Я покажу тебе, что сделала.

Сомер идет за Ашей по лабиринту отдела новостей, впечатленная тем, как уверенно ее дочь чувствует себя в этой обстановке.

Наконец они останавливаются у какой-то двери, и Аша стучится в нее.

— Мина, — говорит она, — я хочу познакомить тебя со своей мамой.

Со стула вскакивает миниатюрная женщина.

— Ах, так это и есть знаменитая доктор Тхаккар. Аша о вас очень много рассказывала. Для меня честь познакомиться с вами.

Она протягивает руку, и Сомер пожимает ее, осознавая, насколько приятно, когда в ней признают мать Аши.

Мина обращается к Аше:

— Ты уже показывала?

Улыбаясь, девушка качает головой.

— Тогда неси сюда, — говорит Мина, — я выключу свет.

— Мы засняли на камеру все интервью, которые взяли в трущобах, — поясняет Аша, ставя на стол Мины свой ноутбук. — И я смонтировала небольшой фильм.

Женщины прилипают к экрану.

Свет снова включается, а до глубины души тронутая увиденным Сомер не может произнести ни слова. Аше удалось обнаружить надежду в месте, где ее, казалось бы, невозможно найти. Она показала неистовую материнскую любовь среди нищеты и отчаяния трущоб и подчеркнула, что благодаря этой любви мы все похожи. В конце фильма шло посвящение всем матерям, благодаря которым он был создан. Аша перечислила всех женщин поименно. Имя Сомер шло последним на отдельном кадре.

Мина прерывает молчание.

— «Таймс» печатает ее историю в следующем месяце в специальной рубрике. В начале статьи будут имя Аши и ее фотография. — Она приобнимает свою подопечную. — Ваша дочь талантлива. Мне уже не терпится увидеть, что она выдаст дальше.

Сомер улыбается, и в груди у нее расцветает гордость. Крис был прав. Индия пошла девочке на пользу.

— А сейчас я с удовольствием пообедала бы… Мам, ты готова?

— Здесь просто великолепно, — шепотом говорит дочери Сомер, сидя за покрытым белой скатертью столом. — Недавно открылось?

Меню ресторана в отеле выглядит исконно флорентийским.

— Да, буквально перед моим приездом, — отвечает Аша. — Здесь шеф-повар действительно из Италии. И ресторан находится совсем рядом с домом, поэтому я сюда прихожу, когда устаю от индийской кухни.

Они просят официанта принести салаты и пасту, а сами тем временем набрасываются на корзиночку с хлебом.

— Так папа рассказал тебе новости? — спрашивает Аша.

— Наверное, нет. — Сомер сразу напрягается и начинает быстро перебирать в голове возможные варианты. — А что за новости?

— Я познакомилась с парнем. Его зовут Санджай, — весело говорит Аша. — Он умный, смешной и очень симпатичный. Знаешь, у него такие карие глаза…

— Да уж, могу себе представить, — качая головой, отвечает Сомер. — Наверняка он убийственно красив.

Они смеются и болтают, стараясь наверстать упущенное за время долгой разлуки. Когда приносят тирамису, Аша начинает извиняться:

— Мама, — говорит она, — прости меня, мне… я очень сожалею о том, что произошло между нами перед моим отъездом. Я понимаю, как тебе было неприятно…

— Милая моя, — перебивает Сомер, не дослушав, и протягивает дочери руки: — Ты тоже меня прости. Я вижу, что этот год пошел тебе на пользу. Я так горжусь тем, что ты сделала. Мне кажется, ты многому научилась и очень повзрослела.

Аша кивает.

— Знаешь, — тихо говорит она, — главное, чему я научилась, — это пониманию, что в жизни все гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. И я так рада, что приехала сюда, познакомилась с семьей, узнала свои корни. Индия — невероятная страна. Я многое здесь полюбила, и это позволяет мне чувствовать себя здесь как дома. Но в то же время тут есть и такое, от чего мне хочется отвернуться, понимаешь? — Она смотрит на Сомер. — Наверное, это звучит ужасно?

— Нет, моя дорогая. — Сомер касается дочкиной щеки тыльной стороной ладони. — Мне кажется, я тебя понимаю, — говорит Сомер как можно искреннее. Эта страна подарила ей Кришнана и Ашу — самых важных для нее людей. Но борьба с захлестнувшим ее жизнь влиянием Индии была нелегкой.

57

УТРЕННИЕ МОЛИТВЫ

Дахану, Индия, 2005 год

Кавита

С каждой ступенью этого дома на Кавиту обрушивается все больше воспоминаний. Ее ноги помнят его, будто и не было тех двадцати с лишним лет, что прошли с момента, когда она делила его с Джасу. Во время прошлых посещений Дахану и дома, в котором сих пор живут родители Джасу, Кавита ни разу не чувствовала себя так, как сейчас. Возможно, все дело во времени суток, в этом тихом часе, когда деревня еще не пробудилась ото сна и вокруг не слышно ни звука. Или дело во времени года — последние дни весны, вокруг пышно цветут деревья чику, наполняя воздух своим сладким ароматом. Но вполне может быть, дело в том, что она пришла сюда одна: не для того, чтобы навестить свекров или показать Виджаю дом его детства, а просто сама по себе. А еще, наверное, причина в самой Кавите, окончательно простившейся с матерью вчера на реке.

Кавита вышла из дома отца рано, еще до того, как проснулась сиделка. Быстро помывшись, она прихватила кое-что из мандира: дию, ароматическую палочку, четки из сандалового дерева и латунную фигурку играющего на флейте Кришны. Кавита собиралась просто пойти на улицу, чтобы совершить утреннюю пуджу и помолиться на свежем воздухе. Но, оказавшись за пределами родного дома с хорошо знакомыми ей предметами в руках, женщина почувствовала непреодолимое желание дойти до своего старого дома. Свекры не проснутся по меньшей мере еще час, и она сможет улизнуть незаметно.

Поднявшись на каменное крыльцо, Кавита расстилает потрепанный коврик на своем обычном месте. Женщина опускается на колени лицом к востоку и по одной выкладывает принесенные с собой вещи: Кришну в центре, дию справа, палочку благовоний слева, четки прямо перед собой. Каждое движение совершается автоматически, как отработанный до совершенства ритуал. Кавита чиркает спичкой, чтобы зажечь дию. Она держит палочку благовоний над пламенем, пока она не загорается, затем взмахивает ею, и на кончике появляется тусклый оранжевый огонек. Подготовившись к пудже, Кавита выпрямляется и медленно выдыхает, словно выпуская все, что держала в себе многие годы.