Возвращение - Дюпюи Мари-Бернадетт
— Я не хочу его открывать. — Мари вздохнула. — Хватит с меня этих писем! И этот бесконечный дождь… Как будто без него мало огорчений!
Обе женщины посмотрели в окно. Небо было сплошь затянуто свинцово-серыми тучами, и казалось, что наступила ночь. Шел сильный дождь. В печной трубе завывал ветер, и под его порывами капли воды попадали даже на плитку кухонного пола. Сад выглядел унылым и грязным. Мари запомнила эту неделю на всю жизнь.
— Я не могу так больше, моя Нан! Сколько еще это будет продолжаться? Адриан совсем извелся, ты и сама это знаешь. Ты заметила, что в его волосах добавилось седины? Бедный, он так нервничает…
— И есть отчего! А я вот что тебе скажу: на вас навели порчу! Если бы моя бедная подружка Маргарита была жива, она бы вам пособила. Она хорошо разбиралась во всяких наговорах и колдовстве! Ты предупредила Лизон?
Мари отрицательно помотала головой. Она решительно отвергла идею рассказать о том, что происходит, своим старшим детям. Как однажды сказал ей Поль, «у каждого свои проблемы».
— Да и зачем? Они не смогут нам помочь. Матильда только посмеется, Лизон и Поль станут волноваться. Нет, давай пока не будем этого делать.
— А я еще раз тебе скажу: когда такое случается, нужно друг дружку поддерживать! — пробурчала Нанетт. — На то и семья, моя крошка!
Мари поцеловала старушку, и они приготовили себе по чашке напитка из цикория.
Нанетт даже не подозревала, каковы масштабы этой истории с письмами. Языки в городке молотили безостановочно, и когда доктор Меснье проезжал по улицам на своем «ситроене» или просто шел по тротуару, с ним здоровались куда менее уважительно, чем раньше. Приходя в тот или иной магазин за покупками, Мари то и дело наталкивалась на вежливые, но холодные улыбки или потупленные от смущения взоры. Радостные приветствия, веселая болтовня, обмен новостями — всего этого как и не бывало.
Городок постепенно разделился на два лагеря. В первом оказались те, кто защищал чету Меснье и опровергал изложенные в письмах обвинения. Второй составляли сомневающиеся и злобствующие. Находились даже те, кто говорил: «На самом деле у этого доктора денег больше, чем он мог заработать! И кто может подтвердить, что в войну он и правда был в маки?» Это было еще не все. «А его жена? Где она жила, прежде чем переехала в Обазин? Никто не знает! И говорят, она слишком строга с ученицами!»
Мари «держала руку на пульсе» благодаря Ирэн и Мари-Эллен. Милая Жаннетт никому не позволяла при ней злословить о семье своих друзей. Амели, узнав о том, что происходит, от отца, была возмущена до глубины души. Она предложила даже, хотя для этого ей пришлось бы на день расстаться со своим красавцем Леоном, собрать на площади митинг, чтобы на нем пристыдить хулителей доктора и его супруги.
— Ну, вынимай это проклятое письмо! — воскликнула Нанетт, допив свой цикорный кофе.
Мари колебалась. Текст письма не менялся — это была одна из особенностей этих клеветнических посланий. Адриан сказал даже, что это свидетельствует о недостатке фантазии у их тайного недруга.
— О Нан, я тогда расстроюсь еще сильнее! — воскликнула она.
Однако старушка не сдавалась. Мари вскрыла конверт и вынула сложенный вдвое листок. Развернув его, она прочла текст, который отличался от текста предыдущего письма. Для нее это стало последней каплей.
— Ты белая как мел! Что там еще такое? — спросила Нанетт.
— Мне нужно выйти! Не беспокойся, это ненадолго. Я поднимусь к Мелине и предупрежу ее. Прошу, приготовь суп на ужин!
Не вдаваясь в объяснения, Мари встала и, открыв дверцу печи, швырнула письмо в огонь, а потом побежала к лестнице, ведущей на второй этаж.
Вынужденное безделье в конце концов приобщило Мелину к радостям чтения. Стоило ей перевернуть последнюю страницу одного романа, как она тут же принималась за другой. Это была настоящая книжная булимия! Даже в этом проявилась свойственная дочери Леони склонность к крайностям. Когда Мари стремительно вошла в комнату, девочка подняла глаза от книги.
— Мама, ты не сразу зашла ко мне после школы, — с упреком сказала она. — Я слышала, как ты вернулась и пошла в кухню!
— Прости меня, мое сердечко! Мне нужно выйти по срочному делу, но обещаю: я быстро вернусь. Знала бы ты, как я рада видеть тебя в теплой постели! На улице ужасная погода — дождь, на небе черные тучи, всюду лужи…
Мелина с видом послушного ребенка позволила себя обнять. Мысли Мари были заняты другим, поэтому она не замечала, что девочка последние дни ведет себя уж слишком примерно. А ведь для ребенка с таким, как у Мелины, характером это было весьма подозрительно.
— Я скоро, дорогая!
С этими словами Мари вышла, быстро спустилась по лестнице, надела пальто и шагнула в темноту и слякоть.
***
Путь Мари не был долгим, и все же эти несколько десятков метров показались ей дорогой на Голгофу. Однако решимость ее была такова, что ничто не могло ей помешать — ни ледяной ветер, ни потоки дождя. Мари поняла наконец, что должна была сразу пойти в аббатство, где непременно найдет утешение и прибежище. Это обиталище веры и христианского милосердия казалось ей в тот вечер единственным бастионом, куда не могла проникнуть ненависть и злоба… Подставляя лицо дождю, с промокшими ногами, продрогшая, бывшая сирота из «Волчьего Леса» шла к тем, кто никогда не отвергал ее и не презирал. Она шла к обазинским монахиням. Мари нуждалась в их добрых улыбках, полных сострадания взглядах, утешающих жестах… Встреча с ними обещала умиротворение и радость, которые ей были так необходимы.
Переступая порог церкви, Мари прошептала:
— Умоляю, Господи, помоги мне! На кого мне еще надеяться?
Мари шла по центральному проходу с чувством, которое испытывает капитан корабля, прибывшего в свой порт, где его не могут поджидать опасности. Тишина, мерцающий свет свечей и аромат благовоний встретили ее, являя резкий контраст с тьмой и непогодой за стенами церкви. Ее нервозность пошла на убыль, стиснувшие грудь тиски разжались. Мари вновь обрела способность нормально дышать и спокойно мыслить.
«Рай после ада!» — подумала она, направляясь к усыпальнице святого Этьена.
Мари остановилась, поддавшись внезапному искушению помолиться святому, попросить его прийти на помощь ее семье.
«Здесь я разговаривала в первый раз с Мелиной, когда нашла ее плачущей…» — растроганно подумала она.
Пару минут Мари смотрела на каменное надгробие. Она успокоилась, вера придала ей сил. Тысячи людей излечились, молясь святому Этьену, и истории, свидетельствующие об этом, передавались из уст в уста. Совсем недавно одна жительница Обазина просила святого спасти жизнь своему мужу, который был тяжело ранен в гранитном карьере, и небо даровало ей это чудо.
«Господи, прошу, сделай так, чтобы этот кошмар закончился! — взмолилась Мари про себя. — А теперь смелее, делай то, что решила!»
Мари прошла мимо старинного шкафа с одеяниями для литургии, которым всегда так восхищались туристы, и стала подниматься по каменной лестнице, ведущей к помещениям приюта. Она выросла в этих стенах и прекрасно знала расположение комнат, так что выбирала кратчайший путь.
Она прошла по одному коридору, свернула в другой. Звук собственных шагов, пусть и очень тихих, вернул Мари на много лет назад, в те времена, когда для нее, еще маленькой, приют был домом. Навстречу ей вышла сестра Юлианна. Монахиня была очень удивлена, увидев посетительницу в столь неурочный час.
— Сестра, не подскажете ли мне, где найти мать Мари-де-Гонзаг?
— Конечно подскажу, дорогая Мари! Они с мадемуазель Берже в маленьком кабинете занимаются бухгалтерией. Нелегкий труд!
Мари поблагодарила монахиню и пошла дальше. Из кухни доносился аромат супа и свежеиспеченного хлеба, в коридоре слышались смех и голоса девочек. Несмотря на внушительные размеры здания, здесь царила атмосфера безмятежного покоя и простых радостей.
«Возможно, было бы лучше, если бы я никогда не покидала аббатство! — подумала она, когда волна ностальгии затопила душу. — Жить вдали от мира, молиться, шить, петь и заботиться о детях, как мама Тере…»
