Джудит Леннокс - Зимний дом
Впоследствии она не могла вспомнить, сколько времени простояла на месте. Помнила только, что порвала письмо на мелкие клочки, бросила их в камин, а потом побежала в чулан за совком и веником, встала на четвереньки и начала сметать с пола осколки. Затем нашла в коридоре съежившегося от страха Тедди, взяла его с собой в постель и пила джин, пока не рухнула на подушку и не заснула мертвым сном.
Она проснулась в полдень от жуткой головной боли. Горничная принесла ей черный кофе. Когда Майя наконец встала и приняла ванну, в голове у нее стучал паровой молот. Она надела первое, что попалось под руку, — старые брюки и свитер, связанный Элен. Когда раздался звонок в дверь и горничная доложила, что пришел мистер Саммерхейс, Майя почувствовала облегчение и недовольство одновременно. Зеркало, висевшее в гостиной, без слов говорило, что она выглядит ужасно. Времени осталось только на то, чтобы пригладить волосы руками.
— Хью, дорогой! Как я рада тебя видеть!
Она повела себя как прежняя Майя: потащила его наверх, чтобы показать недавно купленную лакированную ширму, повела в сад полюбоваться живой изгородью… Но увидев на его лице недоумение и боль, перестала смеяться и болтать и остановилась рядом с клумбой, на которой росли пунцовые бегонии.
— Майя… — сказал он. — Мне уйти?
Она видела, что Хью говорит серьезно. Если бы он ушел и оставил ее одну, Майя этого не вынесла бы.
— Нет, — прошептала она. — Хью, пожалуйста…
По щеке покатилась слеза, и Майя отвернулась.
— Если не хочешь говорить, что случилось, то зачем написала мне? — спросил он.
Майя ахнула.
— Просто мне было тоскливо одной…
— Тогда тебе следовало написать кому-нибудь из дюжин молодых людей, которые мечтают провести с тобой хотя бы полчаса. — Хью никогда не говорил с ней так резко. — А еще лучше — Элен или Робин.
— Элен бы не поняла, а Робин в последнее время со мной не разговаривает. — Майя дерзко повернулась к нему лицом. — Хью, тебе следовало понять, что Робин не нравится то, как я веду дела. Может быть, ты относишься ко мне так же? Может быть, все благородные социалисты Саммерхейсы не одобряют мои мерзкие капиталистические привычки? — саркастически спросила она.
На мгновение в глазах Хью вспыхнул гнев, не уступавший ее собственному. Но затем он усмехнулся и сказал:
— Ох, Майя… Я обожал бы тебя даже в том случае, если бы ты упекла всех моих родных в тюрьму.
Она заставила себя улыбнуться.
— Очень мило с твоей стороны, Хью, — сказала она, а потом взяла его под руку.
Когда они шли между кустов роз, Хью задумчиво промолвил:
— Как-то Элен сказала, что когда ты расстроена, то «сверкаешь». Она имела в виду, что когда тебе тяжело, ты становишься веселой, циничной и остроумной. Майя, ты сверкаешь уже несколько недель, но так и не говоришь мне почему. А мне это обидно. Это означает, что ты, как и все остальные, считаешь, что бедному старине Хью нельзя волноваться и расстраиваться.
Горечь, прозвучавшая в его голосе, удивила Майю. Она остановилась под аркой из роз и посмотрела на него снизу вверх.
— Дело не в этом, Хью. Совсем не в этом.
— Правда? Тогда скажи в чем.
— Понимаешь…
Майя снова подумала о письме и поднесла кулак ко рту, словно боялась того, что хотела сказать. Но она не могла позволить себе потерять еще одного друга.
— Вчера я получила письмо. Не могу сказать тебе, что там говорилось, но это было ужасно.
— Написано ядовитыми чернилами?
— Угу. И я подумала…
Она осеклась, не в силах рассказать о жутком страхе, который испытала вчера вечером.
— Что? Что, Майя?!
— Я подумала, что оно от Вернона, — с отчаянием сказала она.
«Сука, — говорил Вернон перед тем, как изнасиловать ее. — Шлюха».
Она пошла дальше.
— Хью, я знаю, что ты хочешь сказать. Что он мертв, что я устала, расстроена, испугана и поэтому вообразила себе, что видела его. Понимаешь, все это я говорила себе сама, говорила тысячу раз. Но в глубине души я не могу себя убедить. В том-то и беда.
— «Я бежал от Него по лабиринту собственного сознания…» — процитировал Хью.
— Верно. Только я бегу не от Бога, а от призрака. — Она снова прижала ко рту костяшки пальцев. — Хью, я даже подумывала о том, чтобы обратиться к религии. — Она попыталась засмеяться. — Но для этого я чересчур большая грешница, верно? Слишком большая.
«Мерчантс» начали покидать постоянные клиенты. Сначала их было один-два в месяц, потом больше. Их было слишком много, чтобы не обращать на это внимания, и слишком много, чтобы объяснять случившееся простым совпадением. Майя вызвала в кабинет Лайама Каванаха.
— Лайам, я получила письмо от миссис Хантли-Пейдж. — Майя придвинула ему листок бумаги. — Она имела у нас счет почти десять лет, а теперь пишет, что хочет закрыть его.
— Черт! — сдавленно выругался он.
Майя добавила:
— Шестое подобное письмо за неделю. И тридцать пятое за последние три месяца.
Лайам пожал плечами:
— Личные счета имеет лишь горстка покупателей.
— Но это наши лучшие клиенты. Мы не можем позволить себе потерять их.
— Они вернутся, когда поймут, что нигде не получат лучшего обслуживания. Не стоит волноваться, миссис Мерчант.
— Вы очень добры, Лайам. Но что, если они руководствуются не меркантильными соображениями, а чем-то другим? Это вполне возможно, не так ли?
Увидев взгляд его васильковых глаз, Майя вздохнула и сказала:
— Лайам, вы посещаете клубы, пивные, рестораны. Что там говорят обо мне?
Каванах встал и начал беспокойно расхаживать по кабинету.
— Ничего, — солгал он.
Она вынула конверт из ящика стола. Когда Майя вскрыла его сегодня утром, ее затошнило.
— Это уже третье. Предыдущие я сожгла.
Она смотрела, как Лайам вынул листок дешевой бумаги и прочитал одно-единственное злобное, оскорбительное слово. Слово всегда было тем же самым. Каванах хотел что-то сказать, но Майя жестом заставила его замолчать.
— Так что обо мне говорят?
Последовала короткая пауза, а затем он пробормотал:
— Ходят слухи, что смерть мистера Мерчанта была не… Что вы… гм-м… были к ней причастны.
У Майи сжалось сердце. Она молча уставилась на Лайама.
— Я имею в виду… Вы кокетничали, он начал пить, и так далее…
— Это все? — Голос Майи был холодным как лед.
— Что вы были рады его смерти. — Лайам нахмурился. — Прошу прощения, миссис Мерчант. Конечно, я дал в зубы малому, который поднес мне этот подарочек.
Боже, какую она сделала глупость, поверив, что когда-нибудь сможет почувствовать себя в безопасности… Ты совершаешь поступки, которые в тот момент кажутся мелочами, а потом они хватают тебя за горло. Все оставляет за собой извилистый серебристый след лжи и чувства вины. Как слизняк.
Она сделала глупость, поверив, что сможет разделить две свои ипостаси. Они были слиты воедино; из-под яркого блеска то и дело проглядывала тьма, пагубная и мрачная… Майя услышала за спиной голос Лайама:
— Когда я впервые увидел вас, я подумал: высокомерная корова, белоручка. Когда мистер Мерчант умер и вы заняли его место, я побился об заклад, что вы выдержите каких-нибудь пару месяцев, максимум шесть. Но я проработал с вами уже четыре года и понял, что хотя с виду вы фарфоровая куколка, но тащите воз не хуже любого мужчины. Миссис Мерчант, простите меня за «корову» и все остальное, но вы должны понять, что поклонников у вас не меньше, чем хулителей.
Майя повернулась к нему лицом. Она понимала, что должна ответить Лайаму Каванаху столь же честно. Откровенность за откровенность.
— Лайам, вы можете передумать. Мне бы не хотелось говорить об этом, но делать нечего. Боюсь, есть и другие слухи, которые затрагивают вас так же, как и меня. Люди искажают смысл наших отношений. Если вы захотите уйти, подадите заявление об уходе, я пойму…
У нее дрогнул голос. Майя боялась, что он заметит ее отчаяние.
Он подошел и остановился рядом.
— Миссис Мерчант, вы хотите, чтобы я ушел?
— Ну что вы! — Майя яростно замотала головой. — Ни в коем случае!
— Тогда я остаюсь. — Он вынул из кармана зажигалку и поднес язычок пламени к уголку письма. — Не знаете, кто может писать вам эти очаровательные любовные записки?
Лайам бросил горящий листок в пепельницу; тот посерел и съежился.
— Думаю, что знаю. Но не уверена. Зато догадываюсь, кто первым пустил слух.
— Есть у меня на примете несколько парней, миссис Мерчант, — небрежно бросил Лайам. — Стоит мне им только сказать…
Майя удивленно посмотрела на него, а потом улыбнулась и покачала головой:
— Нет, нет, Лайам. Ничего такого не требуется.
В тот вечер после ужина Майя рассказала Хью о своем магазине. Рассказала об Эдмунде Памфилоне, а потом о лорде Фрире. О том, как она отвергла его домогательства, оскорбила его, а теперь подозревает в том, что он использует свое влияние, стремясь отомстить ей. Она не стала говорить, что одиночество, ставшее результатом бойкота, выпило из нее все соки и оставило лишь пустую почерневшую шелуху, но подозревала, что Хью догадывается об этом сам.
