Виталий Бернштейн - Долгий полет (сборник)
Сегодня вспомнилась одна наша боевая операция. Потом о ней долго писали газеты.
Федеральный прокурор Харрис, расследовавший действия «Революционной армии», был приговорен нами к смерти. Соответствующие письма мы разослали в редакции газет, на телевидение. После этого власти выделили Харрису казенную машину и охранника. Охранник по утрам сопровождал прокурора на работу, присутствовал во время его выступлений в зале суда, вечером отвозил домой. Харрис жил в Манхеттене, возле Центрального парка. В вестибюле его дорогого многоквартирного дома весь день восседал за стойкой швейцар.
Сперва мы досконально изучили расписание Харриса. По вторникам, в утренние часы, он предпочитал работать дома. Каждый вторник, около 11:15 утра, пунктуальный Харрис выходил с охранником из подъезда и садился в машину. К тому времени жильцы дома уже разъезжались по делам, вероятность встретить кого-либо в вестибюле была минимальной. Требовалось лишь ненадолго выманить из вестибюля швейцара. Все было подготовлено и просчитано Урсулой по минутам. Мне она поручила главную роль.
Вижу это октябрьское утро. Через улицу, на полянке Центрального парка, тучная мамаша играет в мячик с малышкой-дочкой. Ветерок перекатывает под деревьями пожухлые листья. Ветерок теплый, но меня почему-то слегка знобит. Я стою на автобусной остановке, больше никого нет. На мне широкая желтая куртка. Мою раннюю лысину прикрывает парик – длинные темно-коричневые волосы спускаются на лоб. На руках перчатки – чтобы не оставить где-нибудь отпечатки своих пальцев.
Вдоль обочины припаркованы автомобили. В одном из них, чуть позади остановки, сидят Урсула и Тимоти. Стараюсь не глядеть в их сторону. Рядом – вход в подъезд дома, где живет Харрис. Через стеклянную дверь виден швейцар за стойкой. Сбоку от стойки – дверь в подвал, там хранятся баки с мусором. По вторникам, около полудня, эти баки забирает мусоровоз. Приехав, его водитель по мобильнику звонит со двора швейцару – тот спускается в подвал и открывает дверь из подвала во двор.
Бросаю взгляд на часы – 11:05. Впереди, у обочины, останавливается машина со знакомым номером. Из нее выходит долговязый охранник. По прежним наблюдениям я уже хорошо знаю его насупленное лицо.
Швейцар открывает ему дверь подъезда. Охранник входит в лифт. Швейцар возвращается к стойке. Видимо, звонит телефон на стойке – швейцар снимает трубку, что-то коротко отвечает и скрывается за дверью в подвал. Ясно: это Тимоти, назвавшись водителем мусоровоза, позвонил швейцару по мобильному телефону. Пора. Нащупываю в кармане два ключа, раздобытые нами заранее. Один – от входной двери. Открыв ее, оказываюсь в вестибюле. Где-то наверху зашумел лифт. Быстро подхожу к двери в подвал, засовываю второй ключ в замочную скважину и поворачиваю его. Теперь швейцару не выйти.
Замираю возле двери лифта. Рука внутри правого кармана куртки сжимает пистолет с глушителем. Неторопливо шумит приближающийся лифт. Останавливается. Створки раздвигаются. Охранник делает шаг вперед, но я на его пути. Наши глаза встречаются. В его взгляде – недовольство, потом недоумение. И вдруг он все понимает. Его рука ныряет под пиджак, к кобуре под мышкой. Поздно. Не вынимая пистолета из кармана, я стреляю ему в живот. Именно в живот – выше может быть надетый под рубашку бронежилет. Выстрел! Второй! Третий! Охранник начинает медленно валиться на меня. Я отталкиваю его, и он сползает на пол кабины, ботинки торчат наружу.
У задней стенки кабины стоит Харрис. Реакция у него быстрая. Еще когда я отталкиваю от себя тело охранника, Харрис, мгновенно оценив ситуацию, нажимает на кнопку вверх. Створки лифта съезжаются навстречу друг другу. На лисьей мордочке прокурора мелькает надежда. Но ботинки охранника не дают створкам сомкнуться. Вытянув руку с пистолетом, разряжаю в Харриса всю оставшуюся обойму. Заталкиваю высовывающиеся ботинки внутрь кабины. Створки, наконец, смыкаются. Вздрогнув, лифт начинает свой путь наверх.
Дергается дверь, ведущая в подвал, – ее пробует открыть запертый там швейцар. Пусть пробует, сколько угодно. Быстрым движением надеваю черные очки. Потом снимаю куртку, выворачивая ее в рукавах. И опять одеваю. Цвет куртки теперь другой – вместо желтой она стала темно-серой. Да и дырки в кармане, образовавшиеся после моих выстрелов в охранника, теперь не видны.
Выхожу из подъезда. На тротуаре – никого. Через улицу, на полянке Центрального парка, мамаша с дочкой играют в мячик. В голове у меня гудит. Неторопливо подхожу к нашей машине. Тимоти уже выворачивает ее на проезжую часть. Все, дело сделано…
Каждый раз после проведенной операции мы затихали на время, перебиралась в другой штат, в другой большой город. В больших городах легче раствориться, исчезнуть из поля зрения копов. И все равно исход был предрешен. Раньше или позже огромная карательная машина самой мощной мировой державы должна была поглотить нас. Кольцо вокруг нас сжималось. Испуганные потоками крови, отказывали в помощи «сочувствующие». Двери в их домах и квартирах, где прежде можно было спокойно пересидеть очередной всплеск розыскной активности ФБР, все чаще оказывались для нас закрытыми.
А тут еще неудачно прошла «экспроприация» банка.
Как обычно, за пару часов до нее со стоянки возле супермаркета мы угнали автомобиль. На нем – к вечеру, перед закрытием банка – подъехали к его входу. Наша боевая группа состояла из пяти человек. Роль каждого была четко обозначена Урсулой. Каждый имел свой номер – чтобы во время операции обращаться друг к другу, не называя имени. «Первой» была Урсула.
В дверях банка мы мгновенно натянули на головы шапочки, закрывающие лица – лишь с прорезями для глаз. Выхватив из-под широких курток автоматы, полоснули автоматными очередями по телекамерам в зале. Раздался резкий голос Урсулы: «Революционная армия! Всем на пол – лицом вниз, ладони на затылок!» Под дулом автомата кассирша трясущимися руками переложила пачки денег из сейфа в наши сумки. Чтобы нагнать больше страха, на прощанье прозвучали еще выстрелы – в потолок. Уже спустя три минуты «первая», «второй» и «третий» с туго набитыми сумками в руках усаживались в автомобиль.
На беду, один из лежавших на полу посетителей банка оказался полицейским. В свободное от службы время он был в штатском – но при оружии, кобуру с пистолетом прикрывал пиджак. «Четвертая» и «пятый», Хелен и я, были уже в дверях, замыкая отход группы, когда полицейский выхватил пистолет и выстрелил. Пуля попала Хелен в спину. Моя ответная очередь прошила плечо полицейского, его пистолет выпал из руки, лицо ткнулось в пол. Тело Хелен безжизненно распласталось возле двери, глаза закрыты, на подбородок вытекла из-под маски струйка алой крови. Я выскочил на улицу и прыгнул в автомобиль. Из-за угла уже доносился захлебывающийся вой полицейских машин. «Четвертая убита» – оглушенно сказал я. Урсула молча дала полный газ. Через несколько кварталов, в тихом, безлюдном переулке, мы быстро пересели в другой автомобиль, поджидавший нас, и мирно продолжили свой путь.
Поздно вечером в телевизионных новостях было показано интервью с представителем полиции. Тот сообщил, что одна из участниц ограбления банка задержана и находится в реанимационном отделении – в бессознательном состоянии. Последнее, Майки, было неправдой – копы не хотели вспугнуть нас. Хелен была в сознании. В тщательно охраняемой палате ее допросили. Уж не знаю, каким способом, копы сумели вызнать у Хелен адрес пригородного дома, где мы скрывались.
Под утро свет автомобильных фар вдруг ударил в наши окна. Назначенный в ночное дежурство «Альберта» сладко спал, положив голову на подоконник. За невысокой изгородью в белесоватом предрассветном воздухе проступали очертания полицейских машин. Мгновенно проснувшаяся Урсула приоткрыла заднюю дверь – во двор. С той стороны дома тоже горели автомобильные фары. Зазвучал голос в мегафон: «Вы окружены, сдавайтесь!»
На самом деле копы совсем не стремились к тому, чтобы мы сдались. Слишком долго «Революционная армия» оставляла их в дураках, наносила болезненные удары и исчезала без следа. Наконец-то, они получали шанс отыграться. Первая же автоматная очередь, выпущенная Урсулой, вызвала шквал ответного огня. Стреляя по окнам, полиция задействовала гранатометы. Глухие взрывы гранат внутри комнат, пятна крови на стенах, запах горелого мяса… Через десять минут наше сопротивление было полностью подавлено.
Осколком гранаты Урсуле разворотило живот. Я схватил ее за плечи и спиной по полу перетащил в маленькую кладовку возле кухни – окон там не было. Снаружи раздавались звуки выстрелов, грохот разрывающихся гранат. В доме к тому моменту оставались в живых только я да умирающая Урсула. Я сидел на полу – ее голова на моих коленях, зеленые глаза полузакрыты, рука придерживает что-то белое, вываливающееся из живота. Урсула приподняла веки, всмотрелась в мое лицо. «Ну, вот и расстаемся, Майки косолапый» – прошептала она. Только однажды, несколько лет назад, я упомянул случайно, что так меня звала мама. И Урсула, оказывается, запомнила. «Спасибо за твою любовь… И прости меня, прости за то…» Она не договорила, за что именно просит у меня прощения.
