Кингсли Эмис - Старые черти
В баре, где главенствовал Виктор, толпились люди, и Питеру пришлось немного подождать. За это время он увидел, как человек с усами подталкивает локтем соседа, тоже с усами, но совершенно другой формы, и рассказывает о себе, похоже, забыв упомянуть, что он из тех добродушных стариканов, которым достаточно приветливо кивнуть, и они от тебя не отвяжутся. Очередь Питера еще не подошла, когда Виктор торжественно протянул ему из-за чьего-то плеча большой стакан разбавленного виски; его жест словно говорил, что все связанные с Алуном обиды остались в прошлом, и «да, кстати, не забудь передать Рианнон». Бледный юноша куда-то исчез, а на его месте вскоре оказался другой молодой человек в лице жениха.
— Пап, ты где прятался?
— Нигде. Просто я такой большой, что меня не замечают.
— Пойдем, познакомлю с ребятами.
Ребята оказались совсем рядом, в пяти шагах от выпивки, и Питер позже признал, что неплохо с ними пообщался. Его тронуло и удивило ненавязчивое внимание Уильяма, который дал отцу почувствовать, что знакомит его со всеми своими друзьями, но позаботился о том, чтобы рядом были самые словоохотливые и надежные — для поддержания разговора. Через некоторое время они остались вдвоем.
— Она чудесная. Или ты знаешь? Она сказала, что почти не видела никого из вас в последнее время, то есть до сегодняшнего дня, — произнес Уильям без опаски, что их подслушают: вокруг было очень шумно.
— Да, такие, как она, встречаются редко.
— Точно. Говорят, что замечательно, когда поначалу не знаешь человека и не можешь с ним поладить, а потом узнаешь его поближе, и вот вы уже друг без друга жить не можете. Слышал?
— Да, доводилось такое слышать.
— Может, конечно, это и правда, но лично мне кажется полной чушью. В любом случае у нас с Розмари все было по-другому. Никаких раздоров или недомолвок. Господи, я только что понял, что это любовь с первого взгляда! Разве не смешно?
— Нет, — ответил Питер.
Последовало молчание, за время которого Уильям сделал большой глоток шампанского, вместо того чтобы упомянуть родительский брак.
— В общем, она замечательная девушка. Если хочешь с ней поговорить, то советую поторопиться. Мы намерены сразу после торжественных речей сбежать. А то застрянем среди этих поддатых скотов.
— Конечно.
— Думаю, я сам немного пьян. Слушай, мы обязательно тебя навестим, как только вернемся. Честно. Прости, что я ничего не сделал, хотя обещал. Как раз перед встречей с Розмари, помнишь?
— Так это было в тот день?
— Из-за этого я и забыл про свое обещание. Я имею в виду после встречи с Розмари.
— Да, мне знакомо подобное чувство.
— Пап, как ты? Мы с тобой почти не виделись последнее время.
— Нормально. Помнишь, я тебе говорил о боли в сердце? Тьфу-тьфу, сейчас уже лучше.
— Ты же был там тогда… Ну, в общем, когда он умер?
— Был. Наверное, стыдно такое говорить, но я как-то быстро пришел в себя после его смерти.
— Должно быть, она тебя сильно потрясла. Я имею в виду когда это случилось.
— Да, ужасная история.
Уильям с военной точностью подставил бокал под струю шампанского из бутылки, которой обносили гостей.
— По крайней мере мне не придется с ним мучиться.
— А с ним особо и не мучились. Во всяком случае, те, кто не состоял с ним в браке.
— Все-таки Алун был мерзавцем, да? Конечно, я его почти не знал.
— Наверное. Чем дольше я живу, тем труднее называть человека мерзавцем. Гиммлер — несомненно. Эйхман — тоже. Конечно, он был не слишком хорошим другом. Я об Алуне. Чертов валлиец — этим все сказано.
— Ты действительно хорошо себя чувствуешь? Ничего не случилось? — спросил Уильям и пристально посмотрел на отца.
Питер не отвел взгляд.
— Ничего серьезного, честно. Да, ты прав, нужно найти твою жену, еще есть время. Поговорить, пока вы не уехали.
— В последний раз, когда я ее видел, она разговаривала в саду с моей тещей. О Господи!
Они перешли в столовую, где предлагалось обильное угощение: холодная ветчина, пирог с телятиной и ветчиной, разнообразные сосиски и колбасы. Кое-где виднелись миски со скучным на вид салатом и более подходящее к случаю ассорти из маринованного лука трех цветов, маринованных грецких орехов, маринованных огурчиков двух размеров, кубиков маринованной свеклы, четырех видов чатни, трех сортов горчицы и шести — соусов в бутылочках. Одним словом, еда в лучших валлийских традициях, разве что консервированных фруктов не было. В резерве ждали груды сандвичей и бесчисленные сыры, а открытые бутылки с красным или белым вином, которое шло у Виктора по специальной цене, стояли в пределах досягаемости почти на всех горизонтальных поверхностях. Оба сорта вина пользовались большой популярностью после нескольких бокалов шампанского и четырех-пяти порций джина с тоником, особенно с колбасой, пикулями, чесночным хлебом, зеленым луком и водяным крессом. Виктор лично раздавал тарелки и столовые приборы и пытался призвать к порядку шумную толпу, которая начала подтягиваться к закускам.
Протолкавшись сквозь поток голодных гостей, Питер вышел в сад. Там почти никого не оставалось, лишь последние несколько человек спешили к стеклянной двери. Розмари была одна, но Питер, бросив на нее извиняющийся взгляд, подошел к Рианнон.
— Можно тебя? Меня просили кое-что передать.
— Надеюсь, ничего ужасного?
— Нет, что ты. Я просто хочу поговорить.
Они отошли в сторону, и Рианнон повернулась к Питеру со все еще смущенной улыбкой.
— Чарли просил передать, что они выпишут счет без скидок, но потом ты получишь по почте возмещение.
Она немного помолчала.
— А в чем причина?
— Понятия не имею. Думаю, что-то связанное с бухгалтерией. Какая-нибудь махинация.
— Ясно. Но это ведь не все?
— Нет, есть еще кое-что, от Алуна. Все в порядке, ничего ужасного, обещаю.
Рианнон стояла очень тихо, и Питер продолжил:
— Перед самой смертью, за несколько секунд до нее, Алун сказал всего два слова, но очень отчетливо. Он сказал: «Малышка моя». Чарли, должно быть, тоже слышал, только, по-моему, ничего не понял. Алун думал о тебе, он с тобой разговаривал. — Питер хотел взять Рианнон за руку, но постеснялся. — Он передал, что любит тебя.
— Может быть, — ответила Рианнон. — Наверное. Он называл меня…
Ее рот и подбородок дернулись, до боли ярко напомнив Питеру, какой она была в юности. Затем Рианнон подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— И это тоже еще не все, да?
— Мне больше нечего сказать об Алуне, но если ты не против…
— Погоди немного. Стой здесь.
Питер смотрел, как Рианнон стремительно пересекла лужайку и подошла к стеклянной двери, где стояла Розмари и еще какая-то молодая женщина. Спустя какое-то время он вдруг понял, что может показаться излишне любопытным, и торопливо отвернулся. Его взгляд упал на треугольник травы, еще влажный от росы, — солнечные лучи обошли этот клочок стороной. За ним, на заборе между участками, сидела растрепанная коричневатая бабочка и слабо шевелила крылышками в пятне солнечного света. Вдали, на сколько хватал глаз, раскинулся лес в пятнах молодой листвы.
Вернулась Рианнон и, глядя поверх плеча Питера, сказала монотонно и невыразительно:
— Спасибо тебе, Питер. Давай больше не будем об этом, ладно? Я еще не могу говорить об Алуне. Но все равно спасибо, что рассказал.
Она вновь замолчала, Питер вдруг понял, что не знает, с чего начать.
— Ты ведь останешься здесь, да? Или…
— Да, ненадолго задержусь. Наверное, нужно будет подыскать дом поменьше, где-нибудь неподалеку. Розмари с Уильямом собираются переехать в Лондон, но я…
— Неужели? Когда? Он ничего мне не сказал.
— Возможно, он пока ничего не знает. Осенью. Это все из-за адвокатуры Розмари.
Выражение ее лица подсказало Питеру, что лучше воздержаться от расспросов.
— Ясно. Может, имеет смысл тебе тоже перебраться в Лондон? Ты ведь столько лет там жила.
— Только не теперь, когда я вернулась сюда. Я хочу здесь остаться. Ты, конечно, думаешь, что это звучит глупо — я слышала, как ты говоришь об ужасном…
— Может, звучит и глупо, но это не так. Словами не объяснишь.
— Да, если человек не валлиец — объяснять бесполезно, все равно не поймет.
— И с валлийцами тоже говорить не стоит. Особенно с ними. Уэльс — это такая тема, которую лучше не поднимать, если, конечно, не хочешь натолкнуться на мошенничество, самообман и сентиментальную чушь.
— Но можно думать об Уэльсе, тогда это правильно и хорошо, — с надеждой произнесла Рианнон.
— Да. Только думать и не говорить вслух.
— Угу. Значит, ты считаешь, что я правильно поступаю. На моем месте ты бы тоже остался.
Питер смутился. Рианнон смотрела своим особым взглядом, любящим, заботливым и одновременно встревоженным; так она смотрела, когда слушала его последнюю жалкую ложь о том, что у них все хорошо и она по-прежнему для него единственная. За спиной Рианнон он увидел Розмари — она явно по чьей-то просьбе направилась к одной из шляпоносных дам, которая вышла из дома, держа на уровне груди тарелку с едой. Внезапно Питера охватило беспокойство: как скоро некая особа без шляпы обнаружит, что на банкете нет ни его, ни Рианнон, и отправится на поиски, чтобы все изгадить? Он торопливо заговорил:
