Леонид Иванов - новые времена - новые заботы
Вот семья-то Николая и занимает теперь самый лучший, самый просторный дом в Верляйском.
По соседству с домом я увидел новую постройку, вроде сарая: широкие ворота на две половины.
Как раз из дома вышел Николай Ястребов, направился к сараю, открыл половинку ворот, и солнечные лучи брызнули по крылу белоснежной машины…
Я подошел ближе. В гараже стояли «Жигули». В прошлом году Николай просил меня посодействовать в приобретении машины. Правда, просил он «Москвича». Я пробовал посодействовать: все же Николай — работник отменный, в совхозе считается одним из дисциплинированных, да и, как видно, всерьез закрепился в деревне. В районе обещали учесть заявку Ястребова. И вот… Машина новая и гараж новый, только что возведен.
— Доволен покупкой?
В ответ Николай лишь улыбнулся: чего, мол, спрашивать? Мечтал давно, и вот мечта осуществилась.
— Очень хорошая, — сказал он, распахивая вторую половину ворот гаража. — Правда, дороговато. Пришлось взять кредит. Но отработаем!
В этом, конечно, нет сомнения. Оно в другом: часто ли доведется Николаю ездить на своей машине? Дороги здесь очень уж плохие. Вчера на «газике» еле пробрались.
— Должны же и дороги построить, — возразил Николай. — В постановлении и про дороги хорошо сказано.
Это он о решении партии и правительства по Нечерноземной зоне. Да, там есть и о дорогах. И, думается, не с дорог ли надо начинать осуществление грандиозной программы по преобразованию этой зоны?
Как раз в это время послышался грохот трактора «Беларусь». Он тянул на прицепе тележку, в которой десятка полтора молочных фляг. Как и в прошлом году, молоко в райцентр возят на тракторе, потому что на машине не проехать. А ведь трактор-то в этом случае загружен менее чем на треть… Да и нужен он хозяйству — посевная в разгаре. Но… Нет дорог. В этот же день выяснилось, что еще один трактор занят подвозкой печеного хлеба. И везет-то он чуть больше двухсот килограммов, но… на машине не проехать.
На улучшение дела с дорогами надеется не только Николай Ястребов, но и руководители совхоза, и медики, которым в трудную минуту особенно не по себе: как доставить больного в райцентр?
Николай принялся мыть машину. Оказывается, вчера он все же покатал сыновей и жену по полевым дорожкам, доезжал и до озера.
Все же отрадно: вот Ястребов, в прошлом из самой бедной семьи, а первым в нашей округе купил легковую машину, да еще какую! И живет в лучшем доме.
Шагаю дальше. Про каждый дом, про каждую семью можно бы писать отдельные рассказы. Может, когда-то и напишу. Но сейчас-то лишь выборочно расскажу о некоторых.
Вот еще один просторный дом. Он тут выше всех. Позади дома большой сад — яблонь несколько десятков. Дом этот своими руками соорудил его хозяин Петр Матвеевич Громов. Он был плотником и вместе с братом Тимофеем построил тут в округе едва ли не половину всех домов. В том числе и наш — в Верескунове.
Сам Петр Матвеевич был малограмотным, но семью воспитал хорошо. А семья у него была большая — пятеро сыновей, дочки… Конечно, трудно было содержать такую большую семью, хотя и прирабатывал плотницким делом. И случилось в те годы редкое для этих мест событие. У Петра Матвеевича куча детей, а у его родной сестры, вышедшей замуж в соседнюю деревню Мишнево, — ни одного ребенка. И она обратилась с просьбой: уступи одного, усыновим, вырастим… И Петр Матвеевич уступил. Долго в семье советовались: кого же из пяти? Отдали Михаила.
Хороших сыновей вырастил Петр Матвеевич. Все они стали военными, офицерами. А один из них, Иван, мой годок и друг детства, стал Героем Советского Союза. Отличился он в войне с Японией.
Хорошо воспитали и Михаила. Тот пошел по «мужицкой» линии, сначала работал в своем хозяйстве, а потом его избрали председателем колхоза имени Мичурина в своей же деревне, и он несколько десятков лет возглавлял родной колхоз — до ухода на пенсию. И вывел это хозяйство в число самых передовых в районе. Лишь колхоз «Молдино», о котором речь позднее, опережал мичуринцев, да и то не по всем показателям.
Петра Матвеевича и его жену похоронили, но дом не пустует: летом наезжают сюда дети, внуки, правнуки.
Наискосок от Громовых, через дорогу, дом Пожарковых. Когда-то на этом месте стоял красивый двухэтажный особняк. Жил в нем самый богатый в округе человек — Щеголев, занимался торговлей. И была у Щеголевых дочка Ниночка… Сама по себе красивенькая девочка, но и одевали ее отменно. И никогда не забыть мне одного события…
Я со своей бабушкой Марьей стоял возле дома в Верескунове, когда, разбрызгивая дорожную грязь, пара сильных коней, впряженных в тарантас, пронесла мимо нас самого Щеголева и его дочь Ниночку. В волосах у Ниночки два розовых шелковых банта, платьице воздушное, личико улыбающееся…
Завороженно глядел я вслед промчавшемуся тарантасу, любовался розовыми бантами на голове Ниночки. Как видно, это не ускользнуло от внимания бабушки. Погладив меня по растрепанным волосам, ласково так проговорила:
— Вот, Ленюшка, учись хорошо! Выучишься на писаря — Ниночку в жены возьмешь…
И хотя будущий жених учился лишь в первом классе, слова бабушки произвели впечатление. Я хорошо помню, как глянул на свои босые грязные ноги, на штанишки, сшитые из холста и еле державшиеся на тощей фигурке, на такую же, из холста сшитую, рубашку, естественно, без единой пуговички, так как при лазанье по деревьям все они были растеряны. И несбыточной сказкой показались мне смелые предположения бабушки Марьи.
Правда, одно условие, поставленное бабушкой, я все же выполнил — стал писарем. Но после того Ниночку видел редко. Вскоре Щеголевы уехали из Верляйского. Половину двухэтажного дома продали местному жителю Пожаркову. Из оставленной двухэтажной половины дома Пожарков соорудил одноэтажный. Он стоит и сейчас.
А в конце деревни увидел еще один гараж, как и у Николая Ястребова. Его достраивал Василий Нилович Соловьев. А пока его ярко-красный «запорожец» стоял у дровяника.
Василий Нилович местный житель. В юности был веселым парнем, хорошо играл на гармошке, в художественной самодеятельности всегда исполнял комические роли. А потом всю жизнь шофером — и на войне, и в колхозе, а затем и в совхозе. Теперь он на пенсии.
В детстве и юности ему досталась не очень сладкая доля — вместе с другими братьями и сестрами рос без отца. Но трудолюбив был Василий Нилович, а насчет выпивки весьма осторожен. Потому-то у него и домик отличный, и сад хороший, и пчелы на пасеке, и корову он держит, а вот теперь и своя легковая машина. Все закономерно. И дети у него работящие, все хорошо живут, часто навещают отца с матерью. О них-то и заговорил Василий Нилович.
— Хоть когда встречу своих по-человечески, — улыбнулся он, протягивая жесткую руку. — Да и самому когда куда надо съездить… Я же всю жизнь шофер, отвык ногами ходить.
— А дороги? — напомнил я.
— Так я, пожалуй, по любой дороге проеду, — усмехнулся Василий Нилович. — Помните, как тогда ехали?
Однажды он вез меня на грузовике от райцентра до деревни. Никто в те дни не мог проехать к нам на машине, а он ездил. Помнится, тогда именно он сказал: «По такой дороге ни один городской шофер не проедет…»
Видимо, это обстоятельство вносило некоторое успокоение в его сердце.
Возвращаясь, еще раз пересчитал дома в Верляйском. Получилось 22. А ведь было более 30… Но не только это печалит. Еще в прошлый приезд в сельсовете мне говорили, что постоянных жителей в Верляйском — 23 человека. Трудоспособных же только трое. А ребятишек двое, оба у Николая Ястребова.
Даже в уютном, хорошо отстроенном домике Марии Васильевны Соколовой, матери-героини, воспитавшей десятерых детей, теперь живут только двое — она сама и ее сын. И лишь летом в этом доме всегда шумно и весело: съезжаются со всех сторон дети и внуки.
Я хорошо знал мужа Марии Васильевны — Василия Соколова. Тот мечтал о работе только на земле, любил землю. Сказалось тут, видимо, и то, что сам он вырос на хуторе, ему довелось немало корчевать пней и кустарников, отвоевывая пашню. Давно еще, вскоре после войны, беседовал я с ним. И он радовался: семья большая! Будет кому работать на земле, продолжить его крестьянское дело. Но… Пожалуй, только младший сын может закрепиться в деревне — он уже механизатор. Да и сама хозяйка Мария Васильевна продолжает трудиться — разносит почту по трем деревням.
И вот опять наше Верескуново. По числу домов оно держится на довоенном уровне. Но что касается работников, то и тут дело неважно: если не считать учителей, то трудоспособного населения всего три человека. Это на десять-то домов… А ребятишек — один…
А между тем в нашей деревушке — контора отделения совхоза, почта, сельсовет медпункт, магазин, пекарня… Впрочем, пекарни уже нет. Это я узнал, когда к открытию магазина отправился за хлебом.
