Том Роббинс - Сонные глазки и пижама в лягушечку
Вы пытаетесь, но не можете. На какую-то долю секунды перед мысленным взором мелькает тусклая картина: спекшиеся песчаные дюны, бескрайний пляж без признаков моря, небо цвета пороховой гари – и вы с Даймондом стоите, держась за руки, под глиняной аркой, бледные и потерянные, как Любовники из колоды Таро, а вооруженные кочевники в синих бурнусах подъезжают на верблюдах и начинают тарабарским языком обвинять вас в незаконном ввозе лягушек… Картинка исчезает так же быстро, как и появляется. Вы переводите взгляд на второй конверт.
– В правой руке, – гундосит Даймонд, – я сжимаю… Держи пламя ровно! Так вот в правой руке – конверт с подробными инструкциями, описывающими манипуляции, которые тебе надо проделать с базой данных своей «дискотеки», чтобы из Лондона все выглядело так, будто ты сидишь на ста тысячах личных активов, а из Сиэтла вообще ничего не было видно – ни денег, ни сделок. Конечно, если цены на нефть не будут меняться, как ты предсказываешь, то рано или поздно разницу придется покрывать, либо самостоятельно, либо с какого-то клиентского счета, и тогда в гости могут прийти очень серьезные дяди. Однако если ты права в прогнозах, то сможешь снять пару мешков бесплатных денег, и никто ни о чем не догадается. Я заранее извиняюсь за дурной почерк: инструкции писались шариковой ручкой, в машине Рейко, большей частью на ходу. А теперь…
Даймонд придвигает конверты к огню, который уже начинает обжигать вам пальцы.
– …я хочу, чтобы ты сожгла один из конвертов. Либо билеты, либо инструкции. Один из них должен сгореть. Выбирай.
Жемчужина или колбаса пепперони. Ты можешь улучшить свою жизнь, не нарушая ее границ, – или раздвинуть эти границы и все изменить. Рискнуть свободой во имя крупного куша – или рискнуть всем, что имеешь, во имя непостижимой цели, которая вполне может оказаться бессмысленной. Сдвинь огонек вправо или влево, Гвендолин, и мы оба будем иметь дело с последствиями твоего решения. Давай же, не тормози. Если ты не сделаешь выбор, пока я досчитаю до пяти, мое предложение аннулируется. Я сам сожгу оба конверта. Раз, два…
– Подожди, Ларри! – Вы пытаетесь оттянуть развязку, хотя зажигалка нестерпимо жжет пальцы. – Сейчас тучи разошлись. Давай посмотрим на Сириус! Он где-то у меня за спиной, правильно?
– Нет, неправильно. В это время года Сириус заходит сразу после девяти вечера. Три…
– Но я видела его в пятницу! А было почти одиннадцать.
– Невозможно. Счет продолжается…
– Говорю же, видела своими глазами! Самая яркая звезда в небе. И Сириус-В тоже видела.
– Никакого Сириуса ты не видела. На этой широте, в апреле?… В зажигалке сейчас бензин кончится.
– Ну, что-то же я видела? На западе, очень яркая звезда…
– Может, это был «пелу толо». Кончай тянуть время!
– В смысле, звездолет Номмо? Ковчег? Звезда десятой луны? Ты серьезно? Нет, не может быть!
– Все может быть. Счет продолжается.
– Но, Ларри, – восклицаете вы с чувством, – что, если ты прав?! Что, если это пришельцы? Что, если они телепортировали лягушек с Земли или еще чего похуже?
Даймонд не слушает.
– Четыре…
22:10
Вы так потрясены и растерянны, что, выехав со стоянки при боулинге, по ошибке сворачиваете не в ту сторону и оказываетесь в тупике рядом с магазином листового железа. Вместо того чтобы развернуться, вы подъезжаете к бордюру, включаете нейтралку и какое-то время просто стоите.
То, что сейчас произошло… нет, невозможно поверить! Он наверное, применил африканский гипноз или какой-нибудь приемчик, вводящий в транс. Поджигая конверт, вы думали – если вообще способны были думать, – что действуете интуитивно. Однако скорее всего это была не интуиция, а что-то другое. Ведь женщина должна доверять своей интуиции, использовать ее себе на благо! Нет, это не интуиция, вы действовали как автомат. А Даймонд, бесспорно, обладает парапсихическими возможностями.
Вы поднимаете с соседнего сиденья конверт и разглядываете его, качая головой. Билеты до Тимбукту. В один конец. О боже! Из всех глупых поступков, которые вы когда-либо совершили, этот, пожалуй, самый глупый и самоубийственный.
Но странное дело: вы не особо печалитесь. Напротив, вот уже третий или четвертый раз за выходные вас охватывает необъяснимое дурашливое возбуждение. Раструб вашего горна завернулся назад, к загубнику, как змея, кусающая свой хвост. Конечно, это не что иное, как состояние легкого шока, однако ощущения безнадежности и необратимости не возникает. Может, вы еще не поняли, что случилось, еще не осознали последствий, но в коктейле эмоций, переполняющих сердце, помимо страха и сомнения, присутствует газированный компонент смутного восторга. Да-а-а, думаете вы. Ничего себе!
В груди шевелится узелок размером с бутон цветной капусты, который вы сначала принимаете за комок острой тревоги, а потом понимаете, что это сгусток концентрированной веселости. Внутри сидит и просится наружу большой смех – или по крайней мере скопление маленьких смешков. Учитывая обстоятельства, вы стесняетесь дать волю подавленному смеху – уж очень он похож на истерику.
В свете уличного фонаря вы снова разглядываете авиабилеты. И думаете: всего лишь одна из возможностей. Не больше. Пусть Даймонд поразил ваше воображение, пусть вы не в силах – признайтесь, Гвендолин! – противиться его сексуальности, пусть его болезнь вызывает острое сочувствие, все равно, если он хоть на минуту решил, что одержал верх, что вы согласитесь стать его наложницей в Тимбукту, то по осени, когда считают головастиков, его ожидают большие сюрпризы.
А если вы все же полетите в Тимбукту? Если натянете нос Познеру с его «дискотекой», и комиссией по ценным бумагам, и всей экономической ситуацией в целом – и сбежите на край света? Что будет тогда?
При этой мысли смех наконец вырывается на свободу. Приступ короткий, но очень громкий, а следом вызревает второй, и вы оглядываетесь по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии свидетелей на маленькой неказистой улочке, застроенной норвежскими коттеджами и мастерскими по обработке корабельной стали. В тот же миг смех стихает, ибо прямо через дорогу, рядом с типичной для «жвачного района» дощатой стеной, вы замечаете припаркованный «reo шторм» вашей подруги.
22:15
Вы бесшумно, как парализованный кузнечик, выбираетесь из «порше» и крадетесь к машине Кью-Джо. Там пусто. Никакого трупа на заднем сиденье, а в багажник тело не поместилось бы даже в расчлененном виде. Вы осматриваете улицу. Промышленные здания выглядят безжизненно, из шести коттеджей два погружены во мрак, а окна остальных мерцают холодной изморозью телевизоров. Пожалуй, можно подергать дверь.
Как и следовало ожидать, дверь не заперта: Кью-Джо отлично знает, что в наши дни в Сиэтле запереть машину – значит остаться с выбитыми стеклами. Волна затхлой табачной вони бьет по ноздрям. И только. Ни записки, ни клочка одежды. Переполненная корявыми окурками пепельница да смятая обертка от сандвича с фрикадельками – единственные признаки, что на машине ездит человек, а не робот. Может, Шерлок Холмс и отыскал бы какие-то улики, но ваш осмотр не приносит результата.
Вы медленно возвращаетесь к «порше». Добравшись до дома, нужно позвонить в полицию и сообщить о найденной машине. По крайней мере появляется повод для оптимизма: находка раз и навсегда доказывает, что Даймонд не замешан в исчезновении (точнее, временном отсутствии) Кью-Джо. Конечно, Даймонд весьма эксцентричен, но тупым его не назовешь. Вряд ли он убил бы женщину и оставил ее машину стоять в одном квартале от «Гремящего дома».
Успокоившись на этой мысли, вы отправляетесь на встречу с Бедфордом Данном.
22:34
– Зайчишка! Где же ты была?
Белфорд ждет у вас в квартире, как и было договорено. Вид у него слегка взволнованный.
– Я предупреждала, мне нужно было кое-что сделать.
– Сейчас, в это время? В воскресенье вечером? Я же беспокоюсь!
– Я искала машину Кью-Джо. И, представь себе, нашла!
– Правда? Нашла ее машину? Где?
– Ну… там, в Балларде.
– Но откуда ты знала, где искать?
– Интуиция. Я и твоего Андрэ так нашла. – Вы чмокаете его в щеку. – Я крутая сыщица. Ну, давай распусти галстук, расслабься. Включи музыку. Сейчас я позвоню в полицию, а потом вернусь к тебе.
Легко сказать! На то, чтобы пройти запутанный электронный лабиринт и добраться до живого человека, уходит целых десять минут. Живой человек сообщает, что отдел пропаж (то есть блондинистый следователь и женщина-игуана, фильтрующая посетителей) уже закрыт и вы должны перезвонить завтра, после девяти утра. Все аргументы о том, что ситуация может быть серьезной, а найденная машина является важной уликой, отскакивают как горох.
Вы с досадой бросаете трубку – даже в Тимбукту уровень обслуживания, наверное, лучше, чем здесь, – и маршируете в ванную. Теперь нужно умыться, нанести на лицо свежий слой красоты и обдумать положение вещей. Белфорд, несомненно, захочет обсудить ситуацию с Кью-Джо, а потом начнет спрашивать об Андрэ: какие приемы использовались при поимке, какие разделы Библии были прочитаны, почему именно эти, а не другие, какие шаги следует предпринять, чтобы не допустить повторного побега, можно ли доверять животному, виноват ли Белфорд и т. д. Допрос может продлиться более часа. У вас просто не хватит терпения. Уже через полчаса вы, наверное, не выдержите и начнете кричать, а истерический припадок в данном раскладе отнюдь не улучшит шансов на успех. Приняв во внимание эти соображения и решив действовать в интересах высших целей, вы снимаете одежду и выходите в гостиную в нижнем белье.
