Улья Нова - У нас будет ребёнок! (сборник)
– Так он есть хочет, – и ушла, оставив нас один на один.
Я беспомощно смотрела на него, он – уже несколько раздраженно – на меня.
Где мой конспект?
* * *В нынешнем году Маринкина дочка Аня и мой сын Платон идут в школу, родились они с разницей в одни стуки. Муж вместо медового месяца подарил Маринке салон красоты, в котором работает Люда, родившая второго ребенка, через год. С принимавшим роды врачом мы дружим до сих пор.
Стелла Прюдон
Наш с мамой сын
– Моя мама и красивая, и умная, и успешная. У нее было столько возможностей выйти замуж во второй раз! Но она этого не сделала, понимаешь, не сделала! Она не хотела, чтобы кто-нибудь, не дай бог, меня обидел. Моя мама из-за меня принесла свою жизнь в жертву, а я…
Дарина посмотрела на сидящего напротив мужа и опустила голову. Антон кивнул и взял ее за руку, но Дарина тут же руку высвободила.
– Я не достойна жалости! Я не достойна мамы! Как я могла так с ней поступить? Я неблагодарная свинья после этого, я самый подлый, самый гадкий человек после этого!
Муж протянул руку, чтобы погладить Дарину по щеке, но она отмахнулась, словно от назойливой мухи, на ее лице читалось отвращение.
– Не надо меня жалеть! Я не хочу твоей жалости. Это из-за тебя я так поступила!
– А чего ты хочешь? – хриплым голосом спросил Антон.
– Я хочу, чтобы мама меня простила, – тихо ответила Дарина.
– А я? Я тебе больше не нужен?
Дарина на мгновение задумалась. Посмотрев в помрачневшее лицо Антона, она ответила:
– Мне нужна мама. Я не могу жить, зная, что причинила ей боль. Ты когда-нибудь заглядывал в глаза, полные боли? Нет, не заглядывал. А я поймала мамин взгляд. Перед тем как уйти, я посмотрела ей прямо в глаза: нагло, вызывающе посмотрела. И знаешь: это все равно что побывать в аду. Ад преследует меня теперь все время. О, как бы я хотела искупить свою вину!
– А почему ты не напишешь ей письмо?
– Письмо? – Дарина посмотрела в ясные, голубые глаза мужа и переспросила: – Письмо? Ты думаешь, это поможет?
– Не знаю, но думаю, не повредит точно.
– Ну да, ну да, – задумчиво произнесла Дарина. – Уже поздно, иди спать, а я еще здесь посижу.
Дарина вдруг почувствовала, что у нее появилась надежда, которой она была лишена весь последний год. Сердце ее забилось, она достала ручку, лист бумаги и стала писать:
Дорогая, любимая моя Мамочка!
В тяжелых раздумьях и бессонных ночах я провела последние месяцы. Вот и сегодня ты приснилась мне. В этот раз ты меня не ругала, не отворачивалась от меня, а радовалась за меня. Радовалась, что я жду мальчика. Ты ведь еще не знаешь, что я жду мальчика? А во сне ты знала и сказала, что рада, что это будет мальчик, а не девочка, потому что девочка – это «отрезанный ломоть», а мальчик – продолжатель рода.
Сейчас я пишу это и плачу. Мне так хочется обнять тебя и сказать, как я тебя люблю и как ты мне нужна. К горлу подступает комок, и я смотрю в одну точку. Часами не могу заснуть, а когда засыпаю – вижу тебя. Нет, я не могу так больше жить. Мне не нужен самообман. Никто не сможет заменить мне моей мамы. Моей мамы с железной волей и правильным взглядом на жизнь.
Вся вина за твою обиду лежит исключительно на мне. Не могу, да и не хочу я защищать себя. Я плохая дочь, и это уже доказано. Я не знаю, как стать хорошей дочерью, и очень сомневаюсь, что смогу стать хорошей матерью. Смогу ли я стать такой же идеальной матерью для своего ребенка, какой ты была для меня? Я схожу с ума от всех этих мыслей.
Если сможешь, прости меня и помоги мне.
Твоя дочь.Поставив точку, Дарина еще раз перечитала письмо, сложила его вчетверо, вложила в конверт и написала на нем адрес.
* * *Огромное серое облако держало последние этажи панельного уродца в своих цепких лапах. Окна малогабаритной однокомнатной квартиры на первом этаже девятиэтажки выходили прямо на оживленную улицу. Дарина смотрела на проезжающие мимо автобусы и маршрутки, в голове копошились десятки сумбурных мыслей, но ей никак не удавалось выделить из них одну, чтобы обдумать обстоятельно. Ей было неприятно, что она зря теряет время, и стыдно, что она даже получает от бесполезного созерцания улицы удовольствие. Она чувствовала, что ее жизнь течет неправильно.
Муж хотел купить машину, а она уговорила его завести ребенка: ей очень хотелось уйти в декрет, чтобы разобраться в себе. Ее прошлая жизнь, полная рабочей суеты, не оставляла для этого места. Но теперь ей казалось, что, несмотря на образовавшееся время и покой, она не стала счастливей. Она чувствовала себя даже еще более несчастной. Раньше она думала, что ей есть что рассказать, да и муж настаивал на том, чтобы она писала больше. Но теперь, глядя в окно, она сомневалась: а действительно ли ей есть о чем поведать миру? Действительно ли то, что она пережила, стоит испачканной бумаги? За все время «сидения дома» она не написала ничего стоящего. Так, жалкие осколки жизни. Впрочем, ее жизнь и состояла из осколков. Прошлое было разрушено, а настоящего так и не появилось. Она злилась на себя и на мужа: это он внушил ей, что у нее есть талант. А на самом деле она ноль, и ее писульки ничего не стоят.
На УЗИ сказали, что ребенок размером с дыню, а ей казалось, что он весит не меньше тонны. Тяжело стало внутри. Тело, казалось, было запечатано в тяжелые оковы. Любое движение доставляло неудобство. Она была несчастна, как никогда, и не знала, как вырваться из этой тюрьмы. Она ненавидела себя за то, что не могла радоваться беременности и с нетерпением предвкушать рождение ребенка так же, как, должно быть, предвкушала ее рождение ее мать. Чем больше она думала об этом, тем больше ей хотелось спать.
– Дарина, Дарина, – услышала она сквозь сон голос мужа. – Твоя мама приехала, уже час ждет тебя на кухне.
Дарина вскочила с дивана. Кровь хлынула к голове, в висках застучало. Пытаясь подавить дрожь, Дарина облокотилась о стену. Антон сказал слово «приехала» так обыденно, словно мама навещает ее каждый день. Она не видела маму уже год, и последними словами, которые она от нее услышала, были: «У меня больше нет дочери». А теперь мама там, в кухне. Ждет ее. Так неожиданно! Что она скажет ей? Как бы не расплакаться? Мама не любит слез, не любит. Надо справиться с собой и выйти спокойно.
– Надо было раньше меня разбудить, – шикнула она на мужа, а затем тихо открыла дверь комнаты и, стоя в коридоре, стала переминаться с ноги на ногу. Она не решалась так сразу войти в кухню, тем более мама увлеченно разговаривала с кем-то по телефону и ей, вероятно, было не до нее.
– Одна надежда на внука… – услышала она обрывок маминого разговора. – А ты знаешь, как Гуля замуж вышла хорошо?! За миллионера вышла! Он из наших мест. Деньги у него куры не клюют, бывает же… Да… И вот что я тебе расскажу, не поверишь. Я со стыда чуть сквозь землю не провалилась. Летела же я сегодня. Зачем, думаю, переплачивать, эконом взяла, а тут вижу: он идет. Я к стюардессе потихоньку подошла, тысячу ей даю, посади, говорю, меня в бизнес. А она не хочет. Только через кассу, говорит… Я ей еще денег предлагаю, а она отказывается, представляешь? Если бы Кавминводами летела, такого не случилось бы. А это я Аэрофлотом летела…
Едва совладав с бьющимся сердцем, Дарина вошла на кухню.
– Ну ладно, потом позвоню, сейчас больше не могу разговаривать, – сказала мама в трубку и нажала на отбой. Дарина уставилась на маму, не в состоянии произнести ни слова, пока та сидела неподвижно, словно восковая фигура, и смотрела на свои руки. Дарина отлично знала эти руки: массивные ладони были усеяны небольшими перламутровыми веснушками, которые она целовала бы без конца, если бы мама однажды не вырвала их со словами: «Ненавижу твои слюнявые сюси-пуси!» Тогда Дарина попробовала поцеловать бриллиантовое кольцо-лодочку, которое мама никогда не снимала с указательного пальца правой руки, но мама ударила ее по губам. Каждый раз, когда она смотрела на мамины руки, в ней переплетались страх и восторг, но она больше не смела к ним прикоснуться.
– Проснулась наконец? – не то спросила, не то констатировала мама и кивнула на окно. Дарина только теперь заметила, что на улице стемнело, и ей стало стыдно.
– Целыми днями спишь? – спросила мама.
– Нет, я не сплю, я нечаянно, – ее голос дрожал и она боялась, что вот-вот заплачет. – Я не знала, что ты приедешь. Я бы не спала, я бы встретила тебя в аэропорту.
– И на чем бы ты меня встретила? – с наигранным интересом спросила мама. – На автобусе? Чтобы я, твоя мать, директор фирмы, устав с дороги после тяжелого перелета, еще и в автобусах-троллейбусах тряслась? Мне ничего от тебя не нужно. Я тебя воспитывала, все для тебя делала, в самый престижный московский институт устроила, и все для того, чтобы ты мне отплатила черной неблагодарностью. Скольким я пожертвовала ради тебя, сколько перенесла унижений из-за тебя. Я мечтала, чтобы у моей дочери все было чинно-благородно, как у людей. Но вместо этого я полдня сижу здесь, как чужая, и не заслужила даже чашки чая!