Энтони Капелла - Брачный офицер
— Если спросить хочешь, спрашивай!
— Выйдешь за меня?
Она резко повернулась:
— Что-о-о? После того, как ты со мной обошелся? Ты, видно, совсем спятил.
— Все не так просто. Я разозлился. Ты такая красивая, Ливия, но такая, черт подери, гордячка. Нет, постой! — Он остановил Ливию, готовую что-то возразить. — Иногда мне хотелось тебя немного укоротить. Но что бы я ни делал, я это делал потому, что тебя люблю.
— Это смешно!
— Я люблю тебя. Потому и делал все, что в моей власти, лишь бы тебя заполучить. — Он помолчал. — Даже, если при этом тебя унижал. Но теперь я понял: овладеть твоим телом — не значит владеть тобой. Сама видишь, Ливия, меня тут кругом уважают. После войны я сделаюсь богачом. Мне нужна женщина рядом. Мне ты нужна. Я дам тебе все, что только пожелаешь. И обещаю, что больше никогда, ни в чем не обижу тебя. Буду обходиться с тобой, как и положено с королевой.
— Ну, а… — У Ливии перехватило дыхание. — …как же наш ресторан?
— Мы, конечно, его отстроим заново. Больше того, я вложу в него средства, мы превратим его в настоящий бизнес. Вот увидишь, с моей легкой руки он снова расцветет. Мы отлично подзаработаем. Будет всякая работа, отличная работа и для Маризы, и для твоего отца, а если отец захочет уйти на покой, у нас хватит сбережений, чтоб обеспечить ему спокойную старость.
Ливия невидящим взглядом смотрела вперед в ветровое стекло. Она понимала: то, что предлагал Альберто, превосходит все то, что ей когда-либо кто-либо предлагал. Получалось, что иного выбора нет.
— Гулд! — в дверях стоял майор Хеткот. — Эй, черт возьми, что вы там застряли!
— Слушаюсь, сэр!
Превозмогая потрясение от прочитанного, Джеймс как заведенный, в ногу с начальством спустился с лестницы во двор.
Кое-кто из местной итальянской знати при выходе двух чеканящих шаг британских офицеров разразился аплодисментами. Пару раз даже выкрикнули: «Браво!»
— Погодите, погодите! — пробормотал майор, на ходу делая глаза аплодировавшим. — Дождемся приезда генерала.
Майор с Джеймсом остановились, приняв положение «вольно». Итальянцы снова захлопали, на этот раз больше из вежливости.
— Черт подери, как на параде! — недовольно пробурчал майор себе под нос.
Внешне Джеймс держался невозмутимо, но внутри у него все кипело. Она кинула его. Почему? Какой-то бред. Что могло заставить ее вдруг так к нему перемениться?
Со стороны Ривьера ди Кьяйя вывернул генеральский бронированный автомобиль, и два бравых военных полицейских по обе стороны от входа вскинули винтовки на плечо. Через мгновение все собравшиеся во дворе представители союзных войск как один замерли в ожидании. Итальянцы, вежливо аплодировавшие двум офицерам, теперь пришли в неистовство. Минуты две гремела стоячая овация, взрываемая многочисленными выкриками: «Vivono gli alleati».[64]
Генеральский автомобиль остановился, из него вышел высокопоставленный гость. Майор Хеткот, шагнув вперед, отдал честь.
— Вольно, ребята, — бросил генерал сквозь приветственный шквал итальянцев. — Кинокамера крутится?
Начальник подразделения военной кинохроники подтвердил, что крутится.
— Отлично. Это — те самые? — генерал подошел и встал между Эриком и Джеймсом.
Засверкали вспышки. Потом генерал поднял руку, призывая к тишине. Толпа замерла в ожидании.
— Прости, Альберто, — сказала Ливия. — Но я не могу. Предложение щедрое, но мой ответ — «нет».
Он вздохнул:
— Это я и предвидел.
— Никак не могу, — повторила она.
— Что, из-за того англичанина?
Как бы ни было ей страшно за себя, еще страшней Ливии сделалось за Джеймса: она знала, что Альберто, если это взбредет ему в голову, способен прикончить Джеймса без малейшего колебания.
Ливия покачала головой:
— Я не встречаюсь с ним больше.
И почувствовала на себе пристальный взгляд Альберто. Потом он хмыкнул и указал в сторону полицейского участка.
— Вон там, — сказал он, — сидят те, кому поручено отправлять зараженных сифилисом женщин на север, к немцам, за линию фронта.
Холодом ужаса сковало Ливию изнутри:
— Я-то здесь при чем?
— Я им сказал, что есть у меня кандидатура на примете.
— Так ведь они же разберутся, что это…
Альберто вытянул из внутреннего кармана листок. Развернул, и она увидела, что это какая-то справка.
— «Врач союзных войск, осмотрев Ливию Пертини, определил, что она является носителем инфекции». Уже с подписью. Мне остается только проставить дату. — Он сделал паузу: — Если только ты не…
— Вот, значит, какой ты мне предлагаешь выбор? — сказала Ливия. — Либо свадьба, либо — это?
— Было бы лучше, если б ты согласилась по доброй воле. Но мое слово железно. Ты должна мне принадлежать.
— Да уж ты, Альберто, мастак делать романтические предложения.
— Ну, что ты решаешь? — не отставал он. — У тебя есть из чего выбирать.
— Мы прибыли сюда не завоевывать эту древнюю страну, а освобождать, — произнес генерал в микрофон, и голос его раскатисто разнесся по двору. — И эти молодцы офицеры, стоящие рядом со мной, блистательный пример нашего уважения к вам. Своей бдительностью, находчивостью и демократическими устремлениями они показали, что мы готовы сражаться с тиранией в любых ее проявлениях.
Далее генерал продолжил в том же духе. И уже почти убедил Джеймса, что извержение вулкана, если и не было подстроено лично Гитлером, то, по крайней мере, являлось частью международного заговора, против чего генерал призывал сражаться, с какой бы стороны он ни грозил.
— Столкновение с Гитлером, — вещал генерал, — это лишь начало широкомасштабной войны против тирании.
При том он намекнул на деятельность «темных сил» среди гражданского населения, которые «готовы причинить страшные бедствия, посеять раздор и подорвать основы демократии».
Генерал говорил о фашизме, но Джеймс ясно понимал, что его слова могли бы в равной степени относиться и к коммунистам.
— В завершение, — сказал генерал, — вот что скажу я сторонникам тирании: при таких, как эти, солдатах нашей доблестной армии, вам ни за что не подорвать основ нашей демократии. А этим храбрым офицерам я скажу — ребята, свободные народы мира приветствуют вас!
Слушатели, большинство из которых ни слова ни поняли, но по тону сообразили, что дело идет к завершению, разразились аплодисментами.
— А что вы, ребята, конкретно, такого сделали? — тихонько спросил генерал у Джеймса, прикалывая ему к груди почетную ленту.
— Организовали эвакуацию гражданского населения с Везувия, сэр!
— А, ну да. Отличная работа. — Генерал отдал им честь, они козырнули в ответ. — Кто из вас говорит по-итальянски?
— Я, сэр, — с упавшим сердцем ответил Джеймс.
Генерал обвел рукой толпу.
— Скажите им пару слов, а?
— Что именно, сэр?
— Ну, слова благодарности. Хотя было бы отлично упомянуть и насчет борьбы против тирании.
— Понял, сэр.
Генерал поднял руку, призывая к тишине. В ту же секунду все стихло. Джеймс наклонился к микрофону.
— Я хотел бы поблагодарить генерала за его добрые слова. И… э-э-э… еще раз сказать, что война с тиранией… э-э-э… весьма важная для нас задача.
Звук собственного голоса, громким эхом прокатившийся по двору, сбил его, заставив умолкнуть. Джеймс видел перед собой застывшие в ожидании лица. И вдруг понял, что не может больше долдонить эту чушь.
— Послушайте, — сказал он, — я вовсе не герой. По правде говоря, только из-за одной девушки я и составил этот план эвакуации.
Все итальянцы мигом оживились. Политические речи — это замечательно, но романтическая история куда привлекательней.
— Понимаете, она живет на Везувии. В общем… я хотел ее уберечь. Но когда дело до этого дошло, я, вместо того, чтобы проверить, все ли с ней благополучно, как полный идиот отправился в Терциньо, убедиться, все ли в порядке с самолетами.
Все как один слушатели с замиранием сердца жадно ловили странноватый рассказ Джеймса. Сидевшие в задних рядах подались вперед, чтобы лучше видеть.
— Что он говорит? — зашептал генерал в ухо Эрику.
— Это… э-э-э… немного быстро для меня, не разберу, сэр!
— Решение было неверное, — медленно сказал Джеймс. — Теперь я это понимаю. Ее дом… ресторанчик ее семьи… был разрушен. До сих пор я не знаю, что же именно произошло в эти десять дней и что она перенесла, но понимаю, что этого ей оказалось достаточно, чтобы перемениться ко мне. И хотя в данный момент я не буду срывать с себя эту ленточку, поскольку человек рядом со мной может за это приказать меня расстрелять, но я завтра же готов кинуть ее в море, лишь бы только мне удалось вернуть эту девушку.
— Впечатляющая речь, Джеймс, — прошептал Эрик краешком рта по-итальянски. — Но на твоем месте я бы уже закруглялся.
