Наталия Терентьева - Училка
— Нет! Просто намекнули — припечатала. Ну?
Я вздохнула:
— Нецербер…
— Как ты сказала? — Роза дернулась, как ошпаренная, но расправила и без того прямые плечи медленно, царственно.
Что мне было делать?
— Нецербер, — повторила я. — Ты разве не помнишь нашего разговора? Ты еще говорила, что тебе неприятно, если тебя считают…
Роза налилась краской.
— Ты… ты воспользовалась моей откровенностью… Я сразу знала, что не надо было тебя брать… Я же видела, какая ты… Шведка!
— Почему шведка? — удивилась я.
— Без всяких сдерживающих центров! А! — Роза с горечью взмахнула рукой с красивым черным ажурным браслетом, плотно впивающимся в ее запястье.
— Роз, так Не-Цербер же! — засмеялась Лариска, которая до этого стояла молча рядом, пила чай, дуя в стакан. — Что ты обижаешься! Наоборот! Классно! А меня ты как назвала?
— Тебя? Каровна…
— Ка-ак?! Почему Каровна?
— Потому что у тебя в классе птица живет, дети рассказывали, — вздохнула я, видя, как трясет Розу и она быстро пьет ледяной лимонад из пластмассового стаканчика. Выпила, с хрустом смяла стаканчик, бросила на стол…
— Ну живет… — пожала плечами Лариска. — И чё?
— Штраф минус два балла, — машинально сказала я.
— За что?
— За слово «чё». Я думала, что ворона. Потом, когда узнала, что попугай, уже поздно было переименовывать тебя. Привыкла, что ты «Каровна».
— Ну, давай, давай, — прищурилась Роза. — Напоследок уж расскажи, чтобы знали хотя бы, что ты потом в книжке напишешь. Будешь книжку писать?
— Многотомную эпопею, — ответила я и тоже выпила ледяного лимонада. — В стихах. «Война и мир Розы Нецербер». Что-то лимонад какой-то подозрительный у тебя.
— У меня все высшего класса! — ответила Роза. — Это шипучий «Мартини»!
— Да, а почему на бутылке написано «Буратино»?
— Ни почему! Ничего тебе больше не расскажу! Так как ты директора нашего окрестила?
— Маргариту Ивановну? Никак.
— Да? — Роза с подозрением посмотрела на меня. — Ну а Толика Щербакова?
— Роз, да никак! Ну что ты думаешь, я ходила по школе и всем прозвища давала? Есть еще одно прозвище, но я тебе не скажу.
— Говори, — быстро сказала Роза и так крепко взяла меня за плечо, что по спине побежали неприятные мурашки.
— Хорошо, скажу. Пыточный аппарат убери только. — Я аккуратно сняла ее руку с плеча. Какая мне теперь разница? Роза меня уже уволила, и из школы, и из своей жизни, и из нашего общего детства. — Еще я физичку зову Хрюшкой.
— Виолетку? — захохотала Роза, да так, что на нас обернулись несколько встревоженных лиц. — Да точно, Хрюшка она и есть Хрюшка. И я ее буду теперь так звать! Хрюшка Семеновна! Ну-ну, давай говори, кого как еще окрестила!
— Хрюшка — обидно, — заметила Лариска, уписывая третье пирожное. Как она умудряется оставаться размером с десятиклассницу с таким аппетитом? — Что? — поймала она мой взгляд. — Что? Много ем? Я, когда нервничаю, много ем.
— А что это ты нервничаешь, Лариса Каровна? — мягко спросила Роза.
— Да вот, не хочу, чтобы Аньку выгнали…
— Аньку никто выгонять не будет, — так же мягко сказала Роза и выразительно посмотрела на меня. — Она сама уйдет. Не выдержит позора и осуждения коллектива.
Я пожала плечами.
— Может, и уйду.
— Уйдешь как миленькая.
— А то — что? Ты перестанешь меня замечать?
Роза снова стала багроветь.
— Да ладно, девчонки, — замахала руками, испачканными в пирожных, Лариска. — Вы что? Роз, а? Ну вот мне не обидно…
— Конечно, тебе не обидно, — улыбнулась Роза. — Аня, кому ты еще какие клички дала?
— Какая тебе разница? Да пожалуйста, я скажу, просто чтобы не было потом лишних кривотолков. И это не клички. Это… Не знаю, вот меня звали в детстве Даня, потому что я Данилевич. Ты разве не помнишь? Я нормально это воспринимала.
— Не уходи в сторону. Лучше узнать из первоисточника.
— Еще я милую учительницу математики, которая не хочет пятерки всем подряд ставить, назвала Тяфой. Она похожа на положительную ученую собачку из какого-то мультфильма. Тяф…
Тяфкнула я напрасно. Розе было не до шуток.
— Да-а, некоторым людям вредно смотреть мультфильмы, а также получать высшее образование и работать потом вместе с приличными людьми. — Роза приосанилась.
Вот разгадка ее необыкновенного влияния на всех. Мощнейшее энергетическое поле. Она сейчас нервничала, сердилась и когда двигалась, то я просто физически, как ветерок, ощущала колебания ее раскаленных полей.
— Ну-ну, договаривай!
— Хорошо. — Я заставила себя не отступать, хотя и чувствовала рядом с собой опасную вулканическую деятельность Розиного нутра. — Если ты так горишь узнать, Ольгу Ильиничну я назвала Сяпой. Есть такая героиня в детской книжке — лесной хомячок Сяпа.
— Так, ну это ладно! — отмахнулась Роза. — Тяпа, Сяпа… Хомячки, птички… Понятно, значит, больше всех досталось мне. Ну, этого и следовало ожидать. — Роза нервно хохотнула. — Спасибо за хороший подарок ко дню рождения, Аня Данилевич!
Она смяла очередной стаканчик, отшвырнула его в сторону и пошла к другим учителям. Лариска подмигнула мне и тоже ушла, но не за Розой, а к группе коллег, смеявшихся и оживленно обсуждавших что-то у подоконника, на котором выстроились открытые бутылки «Буратино».
Я постояла у стола, полного недоеденных пирожных, смятых Розой разноцветных стаканчиков. Почувствовала, что если я срочно не уйду из столовой, все увидят, как я плачу. Отчего? Я хотела, чтобы Роза порадовалась, что я назвала ее Не-Цербер? Я обиделась на Анатолия Макаровича, Толика Щербакова, что он взял и разболтал то, что я ему рассказала по секрету? Не давай прозвищ. Не делай в песочнице «секретики». Не удивляйся потом, что кто-то твой секретик раскопал и бегает по двору, смеется над тобой, что ты закопала, чтобы найти через много лет, мамину розовую пуговицу и маленький голубой цветочек. Все-то копеечки закапывали…
Я вышла на улицу. Сняла датское пальтишко. Тепло, скоро май. Услышала из двора младшей школы чей-то истошный крик. Нет!.. Я бросилась бежать. Упал? Подрался? Что разбил? Голову? Уже бил. Глаз? Было. Нос? Тоже, и не раз за последние три месяца. Руку — ту же или другую? Или ногу? Я уронила на бегу пальто, поднимая, наступила на него, что-то треснуло — рукав, наверно. Интересно, датчане, пришивая, рассчитывали на мой темперамент, на экстремальные условия жизни матери маленького задиристого Никитоса?
Мальчик во дворе все кричал и кричал. А Никитос спокойно лез по стенке, ставя ноги в большие круглые дырки, и улыбался Настьке, которая стояла внизу и подбадривала его. Я оглянулась. Мальчик кричал другой. Он не упал. Он просто криком хотел согнать другого мальчика с дерева. Звуковой волной.
— Ох, Никитос. Слезь, пожалуйста.
— Зачем? — удивился Никитос, но тут же слез.
Я поцеловала его и Настьку.
— Все, пойдемте домой.
— У тебя же сабантуй, мам!
— Насть, сабантуй — это татарский праздник. А я была на дне рождения Розы Александровны.
— Нецербера? — уточнил Никитос.
— Нецербера, — вздохнула я. — Пошли! Нам еще поесть, умыться и нарядиться надо.
— А мы еще куда-то пойдем сегодня? — спросил Никитос.
— А ты что, куда-то ходил уже? — засмеялась Настька, как старшая сестра.
— В школу…
— Мам, а правда, мы куда идем? К Розе Александровне на день рождения?
— Не думаю, что Роза Александровна когда-нибудь еще захочет нас с вами видеть, особенно меня. Нет, мы идем на концерт.
— На концерт? — Никитос аж подпрыгнул. — На Гарика Сукачева?
— Почему? — удивилась я. — Почему на Сукачева?
— Он мой любимый певец…
— У тебя же Джастин Бибер любимый певец! — хмыкнула Настька.
— Не Джастин! А Сукачев.
— Нет, мы идем на другой концерт. Не на Бибера и не на Гарика. Придется вести себя прилично.
Глава 28
Я, конечно, могла оставить детей дома одних. Потом убрала бы осколки, освободила бы шторы из плена зловредного пылесоса, поставила на место перевернутые столы — Никитос очень любит играть в танк, в поставленном на попа столе, еще лучше, когда танки ползут по всему дому, ползут, ползут, их много, и Никитос перебегает из танка в танк, из каждого стреляет… Могла бы оставить, но решила не оставлять. Тем более не вести к Наталье Викторовне. Свекровь заняла интересную позицию, и ее можно понять. Но общаться, как раньше, с ней после этого трудновато. Нагружать подруг Никитосом я давно уже не решаюсь.
— Так… — Я критически осмотрела свой и детский гардеробы. — Вот и надеть нам нечего.
— Мам, ну куда мы идем? — прыгал около меня Никитос. — В цирк? В цирк?
— Ага, в зоопарк. Надевай в этой связи… так… это рваное, это уже не зашить, это коротко… Это не отстирывается… Свиненок какой, а… И здесь тоже шоколад, что ли…
