Фэнни Флэгг - Стоя под радугой
Венделл понял, что он задумал.
– Хэмм, тебе ни под каким соусом не дадут пробиться, это закон штата.
– Но законы меняют, разве нет?
– Да, но не этот. Республиканцы не станут за него голосовать, и Эрл намерен посадить на это место Карни Буфера, так что расслабься и отдохни четыре годика. Потом вернешься и подчистишь все, что наворотит за это время старина Буфер. А пока катайся на яхте, путешествуй, – короче, развлекайся, парень.
Друзья Виты предлагали ему разную работу, но Хэмма ничего не вдохновило.
– Я благодарен им за предложения, Вита, правда. Просто не представляю, каково будет снова оказаться никем. Я привык быть в центре внимания, и мне этого будет недоставать.
– Но, дорогой, в шестьдесят восьмом ты снова можешь баллотироваться. Это всего четыре года.
Он посмотрел с отчаянием:
– Вита, я столько не выдержу. Не знаю, как объяснить, но ощущение, будто всю жизнь я был заморожен и только на этом месте отогрелся, по-настоящему отогрелся. Дело в том, что если тебя это зацепило, то все, ты не сможешь сорваться с крючка, даже если захочешь. Слишком поздно. Однажды туда попал, и больше тебе идти некуда – только вниз. Это единственное место, где ты себя чувствуешь живым, и нужно сражаться, чтобы его удержать. А вдруг я не вернусь? Вдруг Карни Буфер так напортачит, что в следующий раз выберут республиканца? Люди забывают о тебе, стоит отойти от власти. Дело в том, Вита… что я боюсь выпустить эту власть из рук.
Тонущий человек – опасный человек
Как-то вечером Хэмм с помощниками уныло сидел в своем кабинете. Заскочил Хэмм Младший, попросил монеток для игрового автомата в подвале и был таков. Хэмм глянул на Венделла:
– С какого возраста можно баллотироваться на пост губернатора?
– А что?
– Может, Хэмма Младшего заявить?
Венделл ухмыльнулся:
– Черт, парень, ты еще жену предложи.
Сеймор Грейвел сказал:
– Ага, или пса. А что, он куда умней Карни Буфера.
– Нашел с кем сравнивать, – фыркнул Родни. – Покажи, кто его не умнее.
Все засмеялись, кроме Хэмма. Он уставился в пространство стеклянными глазами. Потом встряхнулся, посмотрел на Венделла:
– А почему бы и нет?
– Ты о чем?
– Почему бы не выставить жену?
– Да брось, Хэмм, я пошутил.
– Есть закон, запрещающий это?
– Нет, но ты этого не сделаешь.
– Почему? Назови хоть одну вескую причину. Это все равно что за меня голосовать, разве нет?
– Да, но за женщину никто голос не отдаст, даже за твою жену.
– Почему нет?
Тут Сеймор поддакнул:
– Действительно, почему нет?
Через час никуда не ведущих горячих дебатов на тему «почему нет» Хэмм вскочил:
– Прогуляюсь.
Он вышел в другую комнату, притворил за собой дверь и снял телефонную трубку.
Вита болтала в гостиной с подругами.
– Миссис Грин, – сказала от двери горничная Брижит, – звонит архиепископ, говорит – срочно.
Вита извинилась и поднялась в спальню. Услышав идею Хэмма, она расхохоталась.
– Послушай, Вита, это все равно что купить дом, оформив его на чужое имя. Правда? Он же все равно останется моим. Я буду губернатором… Просто звать меня будут по-другому, и все. Что скажешь?
Она так смеялась, что не в силах была ответить.
– Я не шучу, Вита.
– Я знаю, Хэмм.
– Ну и что ты думаешь?
– Идея совершенно безумная, – сказала она наконец. – Представляю лицо Эрла, когда ты ему объявишь. Ради одного этого стоит попробовать. – Она утерла слезы. – О боже, я так смеялась, что тушь потекла. Хотя что тебе терять-то? В крайнем случае, просто позабавимся.
Хэмм вернулся в кабинет, сел и сказал:
– Думаю, мы должны это сделать.
Вынудив всех согласиться, Хэмм нажал кнопку на телефонном аппарате и проговорил проникновенно:
– Бетти Рэй, не могла бы ты спуститься на минутку?
Они услышали ее ответ по громкой связи:
– Хэмм, я уже в ночной рубашке.
– Ничего, дорогая, накинь халат и спускайся по черной лестнице. Мне надо с тобой поговорить.
– Она ни за что не согласится, – мрачно сказал Родни.
– Согласится, – ответил Хэмм. – Но вы, парни, должны мне помочь объяснить, что это наш единственный шанс.
Бетти Рэй представить себе не могла, о чем Хэмм хочет с ней беседовать в такой час, но халат надела и сунула ноги в пушистые розовые тапки с заячьими ушами – подарок на Рождество младшего сына, Ферриса. Открыв дверь кабинета, она перепугалась: комната была набита мужчинами. Бетти Рэй ухватилась за ворот халата:
– Ой, я не знала, что у тебя люди.
– Ничего, входи, Бетти Рэй, садись, – сказал паук мухе.
Она неуверенно вошла, с каждым шагом чувствуя все большую неловкость. Все присутствующие, включая ее собственного мужа, смотрели на нее как-то странно, будто видели впервые в жизни.
– Что-то случилось?
– Нет, дорогая, ровным счетом ничего. Мы с парнями просто хотели с тобой кое-что обсудить…
Спустя час они были наверху, в спальне, Бетти Рэй плакала.
– Как ты мог? Ты же слово дал, что это в последний раз. Говорил – еще четыре года, и все.
– Я знаю, дорогая, но ты же слышала, что сказали ребята. Я должен закончить начатое. Если я этого не сделаю, Эрл Финли свернет все мои задумки и никаких дорог никто не достроит. Это мой долг перед людьми, которые за меня голосовали. И ты – наша единственная надежда.
– Ой, Хэмм, да это просто смешно. Я ничего не смыслю ни в политике, ни в управлении штатом.
– Тебе и не понадобится ничего смыслить. Ты не будешь управлять, я все за тебя сделаю.
Она взяла очередной бумажный платок.
– И еще кое-что. Я мать двоих детей и не желаю быть втянутой в какую-то аферу, это явно незаконно.
– Очень даже законно. Венделл же тебе сказал.
– Ну пусть законно, зато нечестно. Притворяться губернатором, когда я не губернатор. Что люди подумают?
– Дорогая, ничего бесчестного здесь нет. Люди поймут, что голосуют за меня. И будут тебе благодарны. Ты же знаешь, какой высокий у меня рейтинг. Они бы все равно за меня голосовали, если бы не эти дурацкие законы. Ты всем окажешь услугу. Венделл же тебе объяснял.
– Почему тогда Венделла не выставить?
– Потому что. Дорогая…
– Я тебе скажу почему. Потому что все знают, что у него есть мозги, а я просто идиотка, которой можно вертеть как куклой. Вот почему.
– Ну перестань, Бетти…
– И как же дом? Я восемь лет жду. Ты обещал – еще четыре года, и все.
Он подошел и сел на кровать:
– Я знаю, что обещал, и хотел бы этого не меньше тебя. Но у нас есть долг перед людьми.
– А как же мы? Мы тоже люди. Как же наши сыновья? У них должна быть нормальная жизнь. Они тебя даже не видят. И я тебя не вижу.
– Но, дорогая, это же как раз для них. Ради их будущего. Я не хочу, чтобы у них был отец-неудачник. Мое имя – это все, что я могу им оставить. Я хочу, чтобы они могли гордиться именем Хэмм Спаркс. Это мой долг перед ними.
Он видел, что теперь она, по крайней мере, слушает. И пустил в ход главное оружие:
– Бетти Рэй, мне стыдно признаваться, но я был не до конца с тобой честен. Я собирался снова баллотироваться в шестьдесят восьмом. Но сейчас понимаю, что будет слишком поздно. Если я не удержусь, пока прочно стою на ногах, если не стану сражаться за все хорошее, что я сделал, вся работа, все усилия, все жертвы пропадут даром. И честно говоря, Бетти Рэй, я не уверен, что смогу с этим смириться. Ты моя единственная надежда. Думаешь, мне это нравится – не видеть тебя и детей? Нет. Но если ты еще раз потерпишь…
– Перестань, Хэмм. Я это уже слышала.
– Я понимаю. Но – честное слово! – если ты это сделаешь, клянусь жизнью, клянусь жизнью моих детей, я больше никогда не стану баллотироваться в губернаторы. Поклянусь на Библии перед Верховным судом Миссури, если хочешь.
Еще час Бетти Рэй плакала, а Хэмм умолял, и наконец ее сопротивление начало слабеть.
– Хэмм, прошу, не заставляй меня через это пройти. Лучше возьми ружье и сразу пристрели, потому что я просто умру, если придется выходить и произносить речи.
– Тебе ничего не придется делать – только встать, представить меня и сесть. Вот и все. Не считая этого, все останется прежним. С единственной разницей – на этот раз мы с тобой будем вместе двадцать четыре часа в сутки. Я всегда буду рядом, а ты только будешь моим молчаливым партнером. А если я буду работать в другом месте, мы снова с тобой не увидимся весь день. Разве ты не понимаешь, дорогая, только так мы сможем снова стать близки, как раньше. Ты же этого хочешь, правда?
– Ты знаешь, что хочу, но…
