Джимми Баффетт - Соленый клочок суши
С вершины открывался сногсшибательный вид на западную часть острова. Солнце медленно погружалось в яму между вулканами-близнецами.
Стоя у монумента, я на секунду подумал о том, какой же длинный путь мы проделали, чтобы взглянуть на обломки старого гидроплана. Не представляю, как им удалось втащить его на гору. Я решил, что мы пришли сюда отдать дань уважения и провести какой-то обряд на закате. Потом Уолтэм произнесет речь, представит меня, и я тоже что-нибудь скажу. Жители деревни немедленно возрадуются, и мы отправимся назад в Хуакелле. Как я ошибался!..
В какой-то момент лучи солнца осветили дно кратера, и, увидев это, толпа заревела.
Я заглянул в кратер и замер в оцепенении. Там, на дне, протянулся безупречно подстриженный газон длиной, наверное, три тысячи футов. Вдоль длинного прямоугольника взлетной полосы, окаймленного горящими факелы, выстроился конвой в униформе. Чуть левее центра над несколькими низенькими сооружениями возвышалась бамбуковая диспетчерская вышка.
Пока я смотрел вниз с открытым ртом, из джунглей донесся гул, но это был не Пуди. То был звук иного рода – приглушенный рев дизельного генератора. На вышке и маленьких зданиях под ней зажегся свет.
Голос из громкоговорителей эхом разнесся по кратеру:
– Проверка: раз, два, три. Проверка: раз, два, три.
И тут жители, танцуя, начали спускаться к взлетно-посадочной полосе. Торжество началось.
Внизу нас с Уолтэмом встретила странная группа авиаторов. Все носили наушники из кокоса, утыканного проволочными и деревянными антеннами. Уолтэм сказал мне, что это верховные жрецы Кида и хранители Саколы. В руках у каждого жреца был деревянный микрофон и они нараспев повторяли:
– Взлет разрешен, взлет разрешен.
Они разделились на две группы, взяли меня за руки и повели к взлетной полосе.
Я слегка занервничал, но они казались счастливыми и вовсе не голодными. У полосы все жители деревни выстроились в две колонны. Они изображали гул двигателей и размахивали руками. Жрецы присоединились к разминке и громко загудели вместе со всеми.
– Вы готовы к взлету? – спросил меня Уолтэм. – Я поведу первую группу. Вы возьмите вторую эскадрилью.
– Что мы делаем? – спросил я, стараясь перекричать рокот живых двигателей.
– Капитан Сингер, вы же пилот, разве нет?
– Да.
– Ну, так мы собираемся лететь. – Уолтэм вытянул руки за спиной наподобие крыльев.
– Эскадрилья к взлету готова, – раздался голос из динамика. Жрецы с воем понеслись по взлетно-посадочной полосе, как спринтеры на Олимпийских играх. Уолтэм и его эскадрилья последовали за ними.
– Вторая эскадрилья, взлет разрешен, – голос эхом разнесся по дну кратера.
Я не колебался. Я перевел рычаг управления вперед, и мой внутренний двигатель ожил. Я взлетел.
Кто говорит, что человеческим самолетам страшна сила тяжести? В таком месте и при таких обстоятельствах я был уверен, что несколько раз действительно оторвался от земли.
Полеты закончились. Я смотрел вверх на первые звезды ночного неба, взгромоздившиеся на последние оранжевые лучи заходящего солнца – но тут заметил в небе еще кое-что. Оно было ближе и оно двигалось. Толпа на взлетной полосе тоже это заметила. Откуда-то раздались гитарные аккорды, и вскоре все уже смотрели на таинственный объект и пели на безупречном английском языке:
Посадка разрешена, капитан.Видите свой экипаж?Стучит ваше сердце, несет ваша скорость —Ждет вас Дальвадо наш.
Даже мормонский хор «Табернакл» не смог бы спеть лучше. Мелодичные голоса паствы эхом отражались от стен кратера. Объект начал принимать различимые очертания, и я понял, что это был дельтаплан. Пилот выписывал над взлетной полосой размашистые восьмерки. Неожиданно с неба посыпались крошечные парашюты, и все принялись их ловить.
Один прилетел прямо мне в руки. На отшлифованных морем стеклышках, привязанных к парашюту, было написано: «ПОСАДКА РАЗРЕШЕНА, КАПИТАН КИД».
Раздав сувениры, пилот дельтаплана сделал вираж влево и, зайдя с востока, изящно опустился на землю. Едва он коснулся взлетной полосы, пение оборвалось, и толпа разразилась громкими аплодисментами.
Уолтэм подошел ко мне:
– И эти библейские сектанты еще называют нас примитивным архаичным культом. Я купил этот дельтаплан у одного белого в Вилье. Хотел заняться туристическим бизнесом, но быстро упал с небес на землю – простите за каламбур. Я подумал, это слегка разнообразит наше ежегодное торжество. У этих телевизионных проповедников в Америке есть реактивные самолеты, но пастве они их почему-то не демонстрируют. А наш народ может посмотреть на свой самолет. Пилот, кстати, Джо Керосинщик. Хорошо летает, да?
Хорошо летает, – подтвердил я.
Галли, должен тебе сказать, я был воспитан ребенком Марди-Гра. Я поверил в магию карнавала с тех самых пор, как папа сажал меня к себе на шею и я ловил коробочки «Крекер-Джека», которые бросали взрослые, разодетые в пиратов, богов, чертей и героев мультфильмов. Я был экс-иезуитским церковным служкой, в которого треть жизни насильно впихивали католицизмом. Меня научили верить в Иисуса, оживлявшего мертвых и превращающего воду в вино, в этот пикник с хлебами и рыбой (кстати, мое любимое чудо), а еще в воскрешения, вознесения и Страшный Суд. Так что поверить, будто капитан Кид спустился с небес на дельтаплане и бросает подарки на парашютиках, мне не стоило никакого труда. Талли, должен признаться, мне начинала жутко нравиться религия, почитавшая летчиков.
– Ну, мне пора. Надо еще подготовиться к празднику, – сказал Уолтэм. – Увидимся позже на вышке. Беркли отведет вас. Только следите за приливом. Помните, вы – посланец нашего бога.
Его слова внезапно напомнили мне о речи, которую я так и не написал. Что же я должен сказать?
Как и предсказывал Уолтэм, в тот вечер миска кавы подверглась большому испытанию. Жители деревни веселились как летчики-истребители, вернувшиеся с боевого вылета, пели и танцевали всю ночь, а потом были еда и секс. Короче, классная вечеринка получилась. За несколько минут до полуночи, когда я наслаждался празднеством и отплясывал на луау,[136] подошел Беркли и сказал:
– Пора подниматься на вышку.
Маленькая армия Уолтэма стояла на часах у основания вышки, положив бамбуковые пулеметы и минометы на вершины укреплений из мешков с песком. Поднимаясь, я заметил, что уровень шума на вечеринке внизу упал на несколько децибел: генератор остановился, и кутилы направились к взлетной полосе. Все несли факелы – ни дать ни взять огромные светлячки, танцующие на ветру.
Я миновал лабиринт шипящих труб и клапанов и несколько больших напорных баков. На вершине башни я остановился перевести дух и взглянул вниз. Прямоугольник взлетной полосы по-прежнему был очерчен факелами. Вдруг раздался оглушительный голос – я чуть не рухнул с башни. Оказалось, я стоял прямо под динамиком.
– У нас гость. Он привез послание от капитана Кида.
Я подошел к двери в диспетчерский пункт, и толпа внизу заревела. Беркли провел меня внутрь. Я посмотрел на часы: без четырех минут полночь. Диспетчерская купалась в зловещем красном свете.
Уолтэм стоял у винтовой лестницы с фонарем в руках, возвышаясь над шестью своими людьми фута на три. Те стояли на часах перед поддельными экранами радаров. Я заметил, что Уолтэм переоделся. Теперь на нем была белая форма капитана ВМФ. На груди разместились десятки медалей, плечи украшали золотые эполеты, а на боку висела серебряная парадная сабля. Он взглянул на старые армейские часы и улыбнулся. Минутная стрелка вот-вот должна была встретиться с часовой у цифры «12».
– Добро пожаловать на вышку. Пришло время для послания, – сказал он и пошел вверх по лестнице, жестом приказав мне следовать за ним.
Мы оказались в маленькой круглой комнате. На столе стоял настоящий радиопередатчик, а посередине – какой-то очень большой предмет, накрытый брезентом. Мне, правда, было не до восхищения мебелью. Талли, я был панике. Вот я стою здесь, посланец бога без послания. Чтобы прикрыть мою задницу, ни кусты не загорятся, ни море не расступится. Знаешь, мне иногда снится такой сон: я стою на сцене, пою, но что-то не так. На мне нет брюк, или зал пустой, или группа играет не ту музыку.
Сквозь шум в голове до меня донеслись слова Уолтэма:
– Капитан Сингер, я знаю, вы не посланник капитана Кида, и я знаю, что вы не написали речь. На самом деле, послав вас, Парфе просто оказал мне услугу.
Как будто у меня в голове и так бардак не творился. Я был просто в шоке.
– Я не совсем понимаю вас, – пробормотал я.
– Синга, рай, в котором мы жили и которой любили, исчезает на глазах. Все, что мы пытаемся сделать здесь – это как можно дольше придерживаться веры наших предков. Правительство и миссионеры считают нас чокнутыми и стараются нас «модернизировать», но мы были здесь первыми. Я знаю, подобный образ мыслей не особенно помог коренному населению вашей страны, и они боролись сотни лет, пока боги не подсказали им открыть индейские казино. Теперь они копят деньги, чтобы самим решать свою судьбу. Что-то вроде этого хотим для своего народа и мы с Парфе.
