Анна Гавальда - Утешительная партия игры в петанк
Мне хотелось, чтобы Эллен научила меня говорить голосом Винни. И Пятачка. И братца Кролика. Хотелось, чтобы она посылала мне оттуда какие-нибудь сигналы, чтобы я знала, что она думает о моих необычных начинаниях и так ли это страшно, если мы спим все вместе… нам ведь так лучше… Я хотела, чтобы она подтвердила мне, что не стоит страдать из-за того парня и что я правильно сделала, лишив его возможности меня найти. Я хотела, чтобы она обняла меня и приготовила для меня тоже горячего молока с флёрдоранжем…
Мне хотелось позвонить ей и рассказать, как трудно растить детей сестры, которая исчезла, даже не попрощавшись с ними, чтобы не тревожить их. Я хотела обратить время вспять и сказать ей: Пусть они уезжают вдвоем и пьют там свое вино, а мы с тобой нальемся шерри, и я расскажу тебе про папайю да про то, кто с кем спит в кампусе.
Она была бы в восторге, если бы я так сказала. Ведь именно этого она от меня и ждала…
По-моему, я потихоньку сходила с ума и разумнее было бы переехать, но я не могла их заставлять… К тому же это было не так-то просто… Я забыла рассказать вам… скажем так, техническую сторону этого дела… Семейный совет, повестка в суд по вопросу опеки, нотариус и все, что пришлось провернуть, чтобы добыть средства для их существования… Вам это тоже интересно, Шарль, или сразу про наш отъезд в деревню?
— Очень интересно, но…
— Что?
— Они там не простудятся, барахтаясь в воде?
— Господи… Да ничего с этими дуралеями не будет! Сейчас мальчишки начнут гоняться за девчонками, и все в два счета согреются, уверяю вас…
Молчание.
— Вы такой заботливый?
Он порозовел в темноте…
Перед ними с визгом пролетела «Не тронь — получишь», а за ней — местный Боб Дилан.
— Ну, что я вам говорила! Кстати… Вы бы положили презервативы в сарае, где хранятся седла?
Шарль закрыл глаза.
Ну и девушка, американские горки…
— Я вот положила… Рядом с коробкой сахара для лошадей… Когда я сообщила об этом Сэму, он посмотрел на меня так словно я извращенка какая-то, зато у извращенки теперь совесть спокойна!
От комментариев он воздержался. Плечи их иногда соприкасались, да и сюжет был несколько… короче…
— Да, техническая сторона дела меня очень интересует, — улыбнулся он, глядя в свой стакан.
В темноте было не видно, но он почувствовал, что она улыбнулась.
— Это долгая история, — предупредила она его.
— Я никуда не спешу…
— Авария произошла восемнадцатого апреля, до конца мая я временно исполняла обязанности «в черную», как выражаются мои старшие, потом пришлось собирать так называемый «семейный совет», по три человека с отцовской стороны и по три с материнской. С нашей стороны все было ясно: Dad,[208] Мама и я. А вот с родней Пьера оказалось сложнее: та еще семейка, прямо какой-то Мориаковский змеюшник, они так долго договаривались, что первое заседание пришлось перенести.
Когда они наконец явились, я почувствовала огромный прилив нежности к Луи и его сыну. Я поняла, почему первый не хотел с ними общаться и почему второй по уши влюбился в мою сестру. Эти люди… как вам сказать… были «во всеоружии»… Да, таков был их жизненный принцип… Старшая сестра Луи, ее муж и Эдуард, дядя Пьера по материнской линии… Эээ… Вы еще не запутались?
— Нет, не запутался.
— Дядя Эдуард прибыл с милой улыбочкой и подарками для детей. Двое других, назовем их спецами по бухучету, ибо он был бухгалтером по профессии, она — по призванию, предъявлять счета было смыслом ее жизни, я это имею в виду, так вот, они прежде всего спросили меня, говорю ли я по-французски. Отличное начало!
Она смеялась.
— I think I've never spoken French as well as…[209] так хорошо, как в тот день. Я огорошила этих двух пентюхов такими шатобриановскими выражениями с сослагательным наклонением в прошедшем времени…
Итак, пункт первый… Кто назначается опекуном детей? Итак… Похоже, желающих немного. Судья посмотрела на меня, я ей улыбнулась. Вопрос закрыт. Пункт второй: кто назначается опекуном-надзирателем? То есть, кто будет за мной следить? И контролировать финансовую сторону дела? О! В кашемировых рядах волнение… Отиты, ночные кошмары, человечки без рук на детских рисунках — это не так уже важно, но вот имущество, это серьезно…
Передразнивая их, Кейт то и дело подталкивала его локтем…
— И что, скажите мне, могла я сделать против этих двоих? «Умереть иль в дерзновении предсмертном — одолеть»?[210] Я смотрела на моего престарелого отца, который что-то записывал, на мать, всхлипывавшую и мявшую в руках носовой платок, и слушала весь тот вздор, который эти родственнички выкладывали судье. По женской линии и обсуждать было нечего, но вот у Луи кое-что имелось… Квартира в Каннах, еще одна в Бордо, не считая той, в которой жили Пьер и Эллен. Ее владельцем был Пьер. Госпожа бухгалтер была осведомлена об этом лучше меня… Дело в том, что она уже десять лет судилась с Луи за какой-то клочок земли или за что-то там еще… В общем, детали я опускаю…
Good Lord,[211] я почувствовала, что страсти накаляются… В конце концов титул опекуна-надзирателя достался деверю Луи.
Статья 420 «Гражданского кодекса», напомнила судья, «опекун-надзиратель» обязуется представлять интересы несовершеннолетних в случае, если они входят в противоречие с интересами опекуна. Пока секретарша суда выполняла необходимые формальности, мы смогли-таки договориться, но я помню, что была уже совершенно не в себе. Твердила про себя:
Семнадцать лет…
Семнадцать лет и два месяца под их «присмотром»…
Help.[212]
Выйдя из здания суда, заговорил, наконец, и мой отец:
«Aleajacta est».[213]
Что ж… хорошенькая поддержка… Догадываясь, что я в полном унынии, он добавил, что бояться мне нечего, что даже у Вергилия сказано:
Numero deus impare gaudet…[214]
— А что это значит? — спросил Шарль.
— Что детей трое, а боги любят нечетное число. Взглянула на него, смеясь:
— Теперь вы понимаете, насколько одинокой я себя чувствовала! Потом начались бесконечные походы к нотариусу, чтобы оформить ренту с ежеквартальными выплатами и обрести уверенность в том, что дети смогут впоследствии получить хорошее образование, если я сумею быть им приличным опекуном… Не скрою, я вздохнула с конечно, став совершеннолетними, не сбегут с деньгами и не просадят их все в казино…
Ну, в общем… Поживем-увидим… Как я вам уже говорила… Ладно, давайте по последней — как раз хватит, чтобы добраться до этой речки…
— За всеми этими визитами и бесконечными телефонными звонками жизнь идет своим чередом.
Я теряю их медицинские карты, покупаю обувь на лето, знакомлюсь с другими мамашами, со мной часто говорят об Эллен, я неопределенно улыбаюсь, читаю ее почту, отвечаю извещениями о кончине или просто ксерокопиями свидетельства о смерти, учусь готовить, разбираюсь с pounds and onces, cups, tablespoons, feet, inches[215] и всем прочим, принимаю участие в первом школьном празднике, все успешнее подражаю идиотскому голосу Пятачка, держусь, сдаюсь, посреди ночи звоню Мэтью, он занят лабораторным опытом, не может говорить, обещает перезвонить. Рыдаю до утра и меняю номер телефона из страха, что он действительно перезвонит и сможет убедить меня вернуться…
Наступает лето. Мы едем к моим родителям в их загородный дом под Оксфордом. Ужасное время. Ужасно грустное. Отец никак не свыкнется с горем, а мать постоянно путает Алис с Хатти. Я не знала, что во Франции такие длинные школьные каникулы… Мне кажется, что я постарела лет на двадцать. Мне бы так хотелось вновь надеть свой белый халат и запереться где-нибудь со своими ростками… Я стала меньше им читать, зато помогаю Харриет делать первые шаги, и… и мне трудно за ней угнаться…
Последствия, видно… Пока происходило, как это по-французски… заклание… закладывание?
— Чего? — забеспокоился Шарль.
— Новой жизни, основ…
— Тогда, пожалуй, закладка… так про храмы говорят…
— Да? Пусть так. В общем, на первых порах я не знала ни минуты покоя, я боролась, но тут… все было позади. И теперь мне оставалось только держаться семнадцать лет и один месяц, У меня на руках оказалось пять человек, и я решила сократить эти каникулы, которые меня просто добивали. Я страшно похудела, у меня вообще не осталось своих вещей, я все больше носила вещи Эллен и… в общем мне стало совсем плохо…
В Париже не продохнуть, дети маются, я впервые шлепаю Самюэля, и тут мне в голову приходит идея: я снимаю нам домик в глуши… Местечко называется Ле Марзере, и мы с коляской каждый день ходим в туда за продуктами и выпить по стаканчику мятной воды напротив церкви.
Я учусь играть в петанк и снова читаю книги с грустными, но выдуманными историями. Хозяйка кафе, по совместительству бакалейщица, рассказывает мне о ферме, где я могла бы достать яиц и даже цыпленка. Старик вроде не слишком общителен, но попробовать все же стоит…
