Надежда - Шевченко Лариса Яковлевна
— Толя, а есть у тебя друзья, у которых все хорошо в семье?
— Нет. Они не поймут нас.
— Может, тебе просто не повезло? У нас практикантка Галя была из нормальной семьи, но как она понимала нас и любила!
— Мне такие не встречались. И воспитатели не могут любить, как мама. Они должны ко всем относиться одинаково. Иначе дети будут обижаться. Вообще-то к послушному ребенку воспитатели лучше относятся. А мама любит всегда, и я люблю ее, какой бы ни была.
— Но меня же по-настоящему любили в лесном детдоме!
— Может, по-настоящему жалели? Ты не злись. Пойми — не любви, доброты жди от них.
Мне было горьки слова Толи. «Неужели, правда, что нас только жалели? Разве я не заслуживаю любви? Я никому не нужна», — думала я, не пытаясь остановить нахлынувшие слезы.
В гости к Оксане в раскисшем виде не пошла.
РАСТЯЖЕНИЕ СВЯЗОК
По привычке скатываюсь с пятого этажа по перилам. Кто-то хватает меня за шиворот. Сердито оглядываюсь — дежурная.
— Покалечиться захотела? — подняв ниточкой брови, строго спросила она. — Чтобы я больше такого не видела! Ясно?
— Ясно, — ответила я и помчалась вниз, делая на поворотах лестницы крутые «виражи» на одной ноге.
Вдруг пронзила острая боль. Я осела на ступеньки. Одна нога у щиколотки сразу сделалась толстой и бугристой. Поскакала на здоровой. Дежурная, услышав стук ботинок, поспешила на первый этаж сделать новое замечание, но, увидев, мою опухшую ногу, рассердилась:
— Не послушалась — вот и результат!
Мне было больно и обидно.
— Давно была бы на улице, да вас послушалась!
— Не оговаривайся и не ври!
— Нет у меня привычки врать.
— Все вы тут врете.
— Неправда!
— И что теперь будешь делать?
— Скакать.
— На пятый этаж?
— Ну и что? Не смертельно. Это же не на всю жизнь?
— Конечно, нет. Пару недель полежишь. Растяжение связок у тебя. Жди здесь. Сейчас медсестру позову, — строго сказала дежурная и заторопилась на второй этаж.
Девочки сочувствовали мне, окружили заботой, давали полезные советы. Мне стало стыдно, что я плохо о них думала. От скуки они ругаются, а на самом деле добрые, как мои друзья в первом детдоме...
Почему-то вспомнилась давняя история. Трехлетняя Аленка после ужина каким-то образом выбралась за высокий забор и потерялась. Лишь перед сном дети заметили, что ее койка пуста. Все кинулись искать. Но скоро стемнело и пришлось вернуться. Утром опять начались поиски. Дети прочесали сад, взрослые — ближний лес. В полдень все собрались у хлебного поля. Стояла жара. Над пшеницей колыхалось желтое марево пыльцы. Шуршали длинные ости колосьев. Легкий ветерок гнал по полю волну.
Баба Мавра приказала:
— Беритесь за руки, пойдем цепочкой по полю. Аленке хлебное поле как лес густой. Она в нем тоже могла заблудиться. Шли медленно, без надежды, негромко переговаривались. Вдруг дед Панько поднял вверх руки, а потом опустился на колени. Среди колосьев спала Аленка. Бледное, усталое личико перепачкано землей, на щеках — грязные дорожки от слез. Во сне она вздрагивала. Тетя Маша осторожно подняла ее, прижала к себе и понесла, закусив нижнюю губу. Мы шли счастливые и взволнованные. А Витек тогда тихонько сказал мне:
— Я молился, чтобы волки не нашли Аленку...
От воспоминаний загрустила.
Я не хотела, чтобы со мной нянчились, жалели, и терпеливо взбиралась по лестнице сама.
— Вот дает! Железная. Молодец, — слышала я за спиной восхищенный шепот девчонок.
А через неделю отправилась в школу. И сумку с тетрадками несла сама. Первые шагов сто я прошла нормально, стараясь несильно опираться на пятку. А потом неосторожно наступила на камень и от боли свалилась. Поднялась с трудом. Поскакала. Да путь-то не близкий. Оперлась о дерево, и так мне стало тоскливо, хоть в голос плачь! Прислонилась лбом к шершавой коре, обняла ствол и стою. В этот момент услышала голос мальчишки:
— Чего слюни распустила?
— Я не плачу. Больно очень. Растяжение у меня.
Паренек оглядел со всех сторон мою вспухшую ногу и спросил:
— Где твоя школа?
Я показала рукой.
— Ладно. Цепляйся за шею, на горбу отнесу.
Я, не задумываясь, согласилась. Мы даже успели к звонку. Он поставил меня у самой двери и сказал:
— Скачи в класс. Зайду после уроков. Жди.
С этого дня мы подружились. Целую неделю он носил меня в школу и назад.
Андрей из нашего детдома. Учится в десятом классе школы для старших мальчиков.
НЕУДАЧНОЕ ПРИЗЕМЛЕНИЕ
Гуляю с Андреем по городу. Он рассказывает мне интересные случаи, происходившие в их школе. Вышли на широкую многопролетную лестницу. Она чистая и только кое-где красные и желтые кленовые листья лежат на серых гранитных ступеньках. Я собираю самые красивые и дарю другу. Он подбрасывает меня высоко над головой. Я визжу от удовольствия и страха. Теплое солнце золотит нарядные клены и березы, высвечивает желтую проседь в кудрях плакучих ив. Аромат скошенной травы на газонах сильный, приятный. Влажный воздух мягкий, ласковый. Я вприпрыжку ношусь вверх-вниз по ступенькам и радуюсь чистому небу, чудесной погоде и великолепному другу. Когда я вручала Андрею очередную порцию листьев, мне показалось, что в кармане его брюк что-то есть.
— Ну-ка покажи, что ты там от меня прячешь? — закричала я.
Приподнялась на цыпочки, вцепилась в ремень и решительно полезла в карман. Вдруг лицо Андрея залилось краской смущения. Я почему-то почувствовала неловкость и разжала пальцы. И надо же было так случиться, что именно в этот момент раздосадованный Андрей со всей силы оттолкнул меня. Я «пропахала» подбородком и коленями ступени всего пролета. Колени — ерунда, но боль в подбородке была такой сильной, что мне стало плохо. Когда очнулась, надо мной были испуганные глаза друга, и его руки в крови. Дрожащим голосом он шептал:
— Жива, жива!
Я резко вскочила. Перед глазами опять поплыло. Андрей подхватил меня на руки и бегом понес к медсестре. Мне зашили подбородок, обвязали голову бинтами и положили в изолятор. Андрей не отходил от моего окна и, просовывая две карамельки в форточку, все просил простить его. Я на пальцах объясняла ему, что все в порядке. Но он не уходил, пока я не заснула. Когда мне разрешили говорить, я успокоила друга:
— Я виновата, что отпустила ремень. Сама к тебе прилипла, вот и поплатилась. Все заживет как на собаке!
Как всегда хорохорилась. Не могла же показать другу, что мне очень больно.
ПАПА
За парком — корпус общежития. Мне интересно смотреть на студентов. Они веселые, деловые. В окне первого этажа вижу, как они сидят, не отрывая глаз от книг и тетрадей. А по субботам в этом же помещении — танцы. Мне очень нравится один студент: высокий, красивый, с умным, благородным лицом. Я представляю себе его сказочным принцем или рыцарем. Вахтер тетя Эля приметила меня и стала иногда пускать в коридор корпуса. Я показала ей своего избранника:
— Вот этого я бы взяла себе в папы.
— Ну, надо же! Малышка, а самого лучшего студента выбрала, — засмеялась она.
Я бы целый день смотрела на папу Невежина. И если я приходила к общежитию и не встречала его, настроение портилось. День казался сумрачным, невеселым.
А сегодня я наблюдала неприятную картину. К моей знакомой вахтерше подошла старенькая, седенькая женщина и строгим голосом потребовала привести к ней старост этажей. Тетя Эля замялась:
— Я не имею права надолго покидать пост. Да и студентов сейчас трудно найти. Занимаются в читальных залах города. Сессия у них скоро.
Старушка настаивала. Только одну старосту разыскала вахтерша — невесту моего «папы». Вежливо поздоровавшись, Катя объяснила, что ей предстоит трудный экзамен, поэтому не сможет собрать студентов на лекцию ветерана Гражданской войны. Старушка рассердилась и обругала девушку. Та возмутилась:
