Джон Фаулз - Червь
В: Добро. Но сперва проясним одно обстоятельство. Он не определил, какую награду получите вы за труды?
О: Нет.
В: А сами вы не спрашивали?
О: Не спрашивала. Он давал мне способ бежать — может ли быть награда больше этой? А деньги за блуд — мне они не надобны.
В: Не подало ли вам такое нагромождение обмана каких-либо подозрений?
О: Что ж, тут и правда было отчего встревожиться, но я тогда в размышление не входила. Я видела лишь, что эта затея мне на руку. И даже потом, когда мною помыкали и делали мне обиды, я утешалась тем, что этой ценой доставляю себе случай переменить свою участь и очистить душу от скверны.
В: Не имели вы до приезда в Эймсбери подозрений, что Его Милость ложно представил вам самую цель путешествия?
О: Ничего похожего.
В: Побуждал ли он вас решиться на это путешествие? И что он для этого употреблял: уговоры или угрозы?
О: Побуждать побуждал, но силком не тащил. Я открыла ему, что скоро у меня регулы, и он согласился, что до их окончания нам лучше не трогаться с места.
В: Вы разумеете, что срок отъезда зависел не более как от ваших месячных?
О: Да.
В: Не с тем ли он был выбран расчётом, чтобы в первое число мая вы оказались в Девоншире?
О: Я про такой расчёт не слыхала.
В: Теперь, сударыня, вот что. Верно ли, что особы вашего ремесла, много преуспевшие в этом развратном городе, только и мечтают оставить блудилище и перебраться на содержание к знатному господину, который станет их употреблять для своей лишь утехи?
О: Делали мне такие предложения. Но я не пошла.
В: Что так?
О: Таких у нас прозвали «партизанщина», а сами мы почитались строевой командой. А из борделя нам ходу не было: Клейборн никого на волю не отпускала.
В: Или те, кто вас сманивал, были недостаточно могущественны, что не могли вас защитить?
О: Ты никогда не жил в этом мире антихриста. Она грозилась, что и в аду нас сыщет. И сыскала бы, чертовка.
В: Однако с Его Милостью она вас отпустила?
О: От золота и железо тает.
В: Он был так щедр, что она не устояла?
О: Думаю, щедрее, чем она мне представила.
В: Сколько она вам назвала?
О: Две сотни гиней.
В: Не сказывали вы Клейборн или своим товаркам или ещё кому-нибудь в доме про недуг Его Милости?
О: Ни звука.
В: Куда он вас отвёз сразу по выходе из блудилища?
О: На Монмут-стрит, что в приходе святого Эгидия. Купить мне у старьёвщика платье, в каких ходят крестьянки.
В: Его Милость сам вас доставил?
О: Нет, меня, как было условлено, отвёз Дик в закрытом экипаже. Экипаж наёмный, без герба. А оттуда — за город, в Чизик. Там, в летнем домике, Его Милость меня и ожидал.
В: В какое время дня это происходило?
О: Ближе к вечеру. Когда мы добрались до места, шёл седьмой час.
В: И каков вам показался Дик при первом знакомстве?
О: Я его толком не разглядела. Он сидел не со мной, а с кучером на козлах.
В: Какой приём нашли вы в Чизике?
О: Его Милость, похоже, моему приезду обрадовался. Ужин был уже приготовлен.
В: Не было ли в доме иных персон?
О: Старушка, что подавала на стол. Только она рта не раскрыла. Помню, принесла ужин и удалилась, и больше я её не видела. Поутру, когда мы уезжали, она тоже не показывалась.
В: Что ещё произошло в тот вечер?
О: То, про что был уговор. Касательно Дика.
В: И Его Милость наблюдал?
О: Да.
В: От начала до конца?
О: Да.
В: Где это было?
О: В верхних покоях.
В: И что же, произвело это чаемое действие?
О: Не знаю.
В: А сам Его Милость не сказывал?
О: Нет. Ни слова. Как только всё совершилось, он вышел.
В: И нисколько не распалился?
О: Я же сказала — не знаю.
В: А по видимости — не догадались?
О: Нет.
В: Не случалось ли вам прежде выполнять такое перед публикой?
О: Случалось, прости Господи.
В: Что было дальше?
О: Это до тебя не касается.
В: Извольте отвечать. Можно ли было заключить по поступкам Его Милости, что его при этом зрелище разобрала похоть?
О: Нет.
В: Хорошо. А Дик?
О: Что Дик?
В: Будет вам, мистрис Ли. С вашей-то опытностью в таких делах. Всё ли он исполнил настоящим образом? Что молчите?
О: Всё исполнил.
В: Настоящим образом?
О: Сдаётся мне, что он никогда до той поры женщины не знал.
В: Не жаловался ли Его Милость при последующих оказиях, что вы его плохо сдерживаете?
О: Жаловался.
В: Что же вы на это?
О: Что он зелен как трава. Не успеет взлезть, как уж и слазит — вот тебе ещё одна бордельная прибаутка.
В: Однако после вы вновь возымели охоту с ним порезвиться, разве не так?
О: Это я из жалости.
В: Ваши спутники показывали другое.
О: Пусть их. Велика беда, что я обласкала горемыку, который так маялся от своих природных изъянов. Всё равно я была тогда блудницей. Грехом больше, грехом меньше.
В: Он знал про ваше занятие?
О: Я от него видела не такое обращение.
В: Какое же?
О: Другие смотрели на меня больше как на плоть, для их утехи купленную, а этот почитал своей подругой, своей любезной.
В: Из чего вы это вывели? Он ведь не говорил и не слышал.
О: Не все же люди словами изъясняются. Он, к примеру, не переносил, когда я беседовала с Джонсом. А как он на меня глядел: женщины такие взгляды очень хорошо понимают. И угождал мне как только мог.
В: И на глазах Его Милости тоже угождал? Не изъявил ли он тем своё к вам презрение? Разве истинно любящие не погнушались бы обращать свои любовные услады к такой низости?
О: Я же говорю: он был не такой, как все. Он так мало знал свет, точно прежде жил на Луне, а в этом мире не умеет шагу ступить без водительства Его Милости. Не сказывала ли я тебе, что меж ними была такая близость, что они обходились без слов? Мне почти воображалось, что хоть Его Милость и бежит моего прикосновения, а всё же услаждается моими ласками: ему передаётся наслаждение Дика.
В: В то утро, когда вы отбыли из Чизика, были вы предуведомлены, что в путешествии вас будут сопровождать ещё спутники?
О: Его Милость накануне вечером сказывал, что назавтра к нам присоединятся ещё двое, мистер Браун и его человек. Мистер Браун станет выдавать себя за негоцианта из Сити, а по правде он тот самый врач. Но Его Милость велел мне и вида не показывать, что мне это известно. Я и не показывала. А на самом деле я видала его в театре два месяца назад, лицо и голос запомнила, вот только имя запамятовала. В тот же день в пути ко мне подъехал Джонс, и я по его нехитрым обинякам догадалась, что он подозревает меня в притворстве. Я перепугалась и при первом удобном случае рассказала Его Милости, что меня, кажется, разоблачили.
В: Что же он?
О: Велел таиться и дальше, а пристанут — огрызаться.
В: Он не растерялся, не встревожился, не показал ещё каких-либо чувств?
О: Бровью не повёл. Сказал, что все мы не то, чем кажемся. И что если Джонс вновь станет мне докучать, чтобы я ему донесла.
В: Не открыли вы ему, что также узнали мистера Брауна?
О: Нет. Потому что, правду сказать, чем дальше мы были от Лондона, тем отраднее делалось у меня на сердце. Точно я покинула Содом и Бристоль был мне Сионом. Я вот как рассуждала: раз Его Милость меня обманывает, тем легче будет и мне, выждав удобного часа, его обмануть. А до той поры благоразумнее помалкивать.
В: Хорошо. Теперь о ночлеге в Бейзингстоке. Его Милость заставил вас исполнить то же, что и прежде?
О: Да.
В: Где это происходило?
О: В его покое.
В: А сам наблюдал?
О: Он нашёл, что всё совершилось чересчур скоро. И винил меня.
В: Он выговаривал вам при Дике?
О: Нет, Дика он отослал.
В: Его Милость был разгневан?
О: Он имел такой вид, словно мнил себя одураченным.
В: Ваша хвалёная сноровка его разочаровала?
О: Не знай я его, подумала бы, что судит искушённый распутник.
В: Вы пробовали оправдаться?
О: Только так, как я сказывала: что Дик ещё зелен и удержу не знает.
