Алексей Колышевский - Жажда. Роман о мести, деньгах и любви
– Жорик, ты что, совсем дурачок? Как ты мог подумать такое? Ты всерьез считаешь, что между мною и кем-то, кроме тебя, есть отношения? О каком щенке ты говоришь?! – Наташа выглядела очень убедительно, она играла явно лучше всех актрис во всех пересмотренных Мемзером спектаклях. Лавина, готовая обрушиться, замерла, Мемзер опомнился, но ярость все еще переполняла его, он по-прежнему был готов вспыхнуть:
– О каком щенке?! О моем племянничке, о ком же еще?! Хочешь убедить меня, что между вами невинная дружба? Тогда с чего ты вдруг стала к нему так благосклонна? Так волнуешься о нем, что хочешь вернуться в Москву?! – Дядюшка распалился и стал настолько похож на опереточного злодея, на Бармалея из сказки, что Наташа не выдержала и рассмеялась.
– Что? Что это за истерика?! – визжал Мемзер, который сам был как никогда близок к истерике.
– Да никакая это не истерика, – Наташа достала платок, вытерла выступившие одновременно от боли в ушибленной спине и от смеха слезы. – Я просто не знаю, что возразить в ответ на такую неслыханную, идиотскую ложь. То, как я поступала по отношению к твоему племяннику, было лишь заботой о тебе. Я не хотела конфликта, думала, что тебе будет неприятно, если я стану обращаться с ним, как он того заслуживает. Я не хотела подчеркивать его ничтожество, убедила себя, что он вполне нормальный, вменяемый парень. Ты, конечно, никогда об этом не думал, ты, возможно, вообще обо мне не думаешь, но все, что я делала и продолжаю делать с самого начала нашего брака, я делаю для тебя. Я живу для тебя, я живу тобой! И к твоему родственнику я старалась просто стать ближе, помочь ему адаптироваться в чужом для него городе. Господи, ведь это так понятно! Ну почему в нормальные, обычные вещи, которые так естественны, должна вмешиваться твоя ревность? Я и в мыслях не имела, что ты можешь подумать такое... Я взрослая женщина, твоя жена, я связала с тобой жизнь, поклялась тебе в верности, а ты унижаешь меня, ты посмел меня ударить. Черт побери! – я просто не могу поверить в то, что происходит. Я уйду от тебя немедленно, я не намерена терпеть ложных обвинений и страдать из-за какого-то там молодого дурака, которым ты по праву можешь гордиться. Знаешь, почему? Вы с ним два сапога пара! Два тупых, никчемных сноба. Продолжай воспитывать его в своем стиле и со временем получишь свою точную копию. Желаю счастья!
И Наташа двинулась прочь с веранды. Конечно, она рисковала, конечно, была вероятность, что он не просто догадывается о чем-то. В Москве он мог пустить за ней слежку, в квартире могла стоять аппаратура, мало ли... Но у нее был единственный шанс, и она прекрасно им воспользовалась. Великое женское дарование – одерживать сокрушительные победы бескровно, иначе не назовешь.
– Наташенька, милая! – Слова догнали ее у самого выхода, она остановилась, медленно повернулась, и Мемзер, окончательно сбитый с толку, ввергнутый в смятение всей этой эмоциональной чехардой, увидел, что она плачет, и проклял себя за безобразие, которое он учинил в отношении своей прекрасной, честной, восхитительной женщины. Он был полон искреннего раскаяния. – Я старый осел. Я привык мерить людей по своему стандарту. Но мой род идет от Мамоны , он отец всех банкиров и менял, а ты... Ты Евина дочка...
«Вот опять его понесло, – с внутренней тоской подумала Наташа. – До чего этот старый дурак любит копаться в библейской попсе. Кому он подражает? Самюэлю Джексону в «Криминальном Чтиве»? Небось считает себя неотразимым эрудитом. Какая неудобная чушь...»
– ...Да-да, дочь Евы – матери всех матерей, совершенной женщины, созданной самим Богом. Мне так повезло! Ты совершенная женщина, я только сейчас это понял окончательно. Прости меня! Я умоляю, – восклицал Мемзер.
– Эй! Да что там у вас происходит? Репетируете новогоднюю сказку? Собираетесь нас развлекать за столом? – донеслось с улицы. Оказывается, внизу перед входом в дом уже толпились гости. Так получилось, что они прибыли все вместе и уже несколько минут, затаив дыхание, слушали этот душераздирающий скандал. Наташа прыснула в кулак, Мемзер был в ярости от того, что его застукали за этим публичным раздеванием.
– Милые бранятся – только тешатся, – нашлась в ответ Наташа, взяла мужа за руку и вместе, как и подобает хозяевам дома и пира, они спустились вниз для шутливо-церемонного приема гостей.
* * *Уже напилась Марина. При виде ее Мемзер не смог сдержать удивления, обменялся взглядом с Ариком. Тот едва заметно сгримасничал, мол, «ничего не поделаешь, пришлось взять с собой». Праздничный ужин перешел в свою окончательную, сытую и ленивую фазу. Пили много, говорили нелепые в нетрезвости тосты, что-то обсуждали. Мемзер смотрел в расплывчатые лица своих гостей и думал, что он окружен, в сущности, неплохими, но все же гадкими в своем предательстве людьми. Он работал за идею, мстил, верил в полезность своего промысла, а эти? Ведь это беспробудные снобы, галантерейные предатели, утонченное жулье.
Он встал, постучал ножом по коньячному бокалу, придерживая его за донышко, и вышел звук хрустальный, нездешний среди застольного шума. Все разом смолкли.
– Друзья мои, а также их подруги, – начал Мемзер, постепенно повышая тональность. – Желаю, чтобы в новом году все вы были счастливы, желаю вам разбогатеть так, как только вы сами себе и можете пожелать. Новый год предоставит всем нам новые, исключительные возможности. Отдельно пью здоровье ваше, Павел Министрович, – шутканул Мемзер в сторону министра. – Наступает время ваше, так не забывайте вовремя приходить на помощь тонущей экономике и банковской системе. Ваши труды будут по достоинству оценены, что называется, при жизни. Пусть всех нас продолжает качать теплая волна, и не дай ей бог сделаться девятым валом раньше, чем нужно. Россия вступает в свой первый год из последних. Пройдет тридцать лет, и те из нас, кто доживет до этого времени, вспомнит мои слова. К тому времени на этой огромной территории появятся новые страны, исчезнет с карты это несправедливо большое одноцветное пятно, и это станет нашей общей победой, доказав окончательно, раз и навсегда, что единственным совершенным орудием на Земле являются деньги. С их помощью свергаются режимы, покупаются президенты, меняется правда, все перевертывается с ног на голову, и все на этом свете делается во имя денег. За деньги! – и выпил залпом.
Паркет был усыпан новогодним бумажным разноцветием. Один известный банкир, изрядно пьяный, в золотом цилиндре из фольги и с двумя лентами серпантина через плечо, с увлечением благодарил Павла Министровича за полученный его банком несколько дней назад огромный кредит. В совершенно иной форме, не на словах, министр был вознагражден изрядным процентом от полученной по кредиту суммы, но сейчас об этом не прозвучало ни слова. Такова этика, и банкир соображал, как бы поизящнее перейти к разговору о новом кредите для своей системы на тех же условиях. Спекулировать государственными займами, наживая игрой на них дикие проценты, по замыслу Мемзера должны были немногие, лишь те, кому можно было доверять, кто делился с выдающей кредиты стороной, то есть с представителями государства, и не пускал деньги дальше валютной биржи. В бюджете страны и без того дыра, ее не залатать. Невозможно заново отстроить то, что было разрушено так основательно, а прежде строилось годами. В таком случае через доверенных, вроде этого банкира, людишек необходимо все «попилить», объяснив эти «вливания в экономику» «государственной помощью финансовой системе страны». Народ ленив, сожрет и эту чушь, не подавится, разве что на кухне перемолвится парой слов. До площадей дойдет, всему свое время. Тридцать лет, всего тридцать лет осталось... Он доживет, Агамемнон обещал ускориться. Бедный маленький племяник. Всего лишь жертва, а он подозревал его и Наташу... К черту! – пора забыть об этом навсегда.
Марина увлеклась разговором с министром. Он, все еще свежий в этой давнишней компании, был с ней почти незнаком, только заочно, через Арика, который буркнул «вот моя жена-писательница» и тут же оставил их вдвоем, пересев на другой край стола. После такого представления министр, как человек галантный и выше среднего воспитанный, любезно поинтересовался, пишет ли она нынче.
– Пишу, – с некоторым вызовом убежденно ответила Марина и напряженно принялась полировать пальцем стол в желанном ожидании следующего закономерного вопроса.
– Интересно, – воскликнул министр, – и о чем же? Я, знаете ли вас, не читал, но теперь уж непременно, непременно почитаю!
– Ну... Представьте себе Кольцевую дорогу, – представили? – хорошо, так вот: по этой дороге едет автомобиль, в нем сидит женщина. Представляете, да? Очень хорошо. Так вот: и видит эта женщина, что на обочине установлен большой рекламный щит. Представляете себе щит большой? И на этом щите она сама и такая фраза внизу: «Я тебе желаю счастья, пусть не со мной, так с другим». Каково?
