Олег Врайтов - Записки фельдшера
Он и не заметил, как сорвался на крик.
— Да ты скажи, в чем я виноват, Боря?! — тонким голосом закричал в ответ заведующий. — Я, что ли, кому-то из администрации хвост прищемил?! Мне конкретно сказали: или твоя голова, или… или моя, понимаешь?! Я в чем виноват?! Они хотят твоего увольнения, не я! Я тебя до последнего защищал, да меня что, кто слушал?! Мне что прикажешь делать?!
В кабинете наступила звенящая после криков тишина. Оба врача тяжело дышали, глядя в упор друг на друга.
— Ладно, — хрипло, не узнавая своего голоса, произнес Ильинский. — Береги голову, Тарас. И все остальные места тоже.
Он встал.
— Слушай, Боря, — остановил его горячий шепот заведующего. — Да не пори ты горячку. Уйдешь сейчас сам, а через месяц — два мы тебя снова возьмем, слово даю! А?
Ильинский замер на секунду у двери.
— Да пошел ты, — тихо сказал он. — Пошли вы все.
Через час он, собрав свои вещи, ушел с подстанции.
* * *Ильинский стоял у ларька, слегка покачиваясь. В голове приятно и сильно шумело после стольких месяцев воздержания. В тот же вечер он сам подошел к бывшим собутыльникам в злачное местечко на Цветочном бульваре и залпом опрокинул в рот кружку темного пива, давясь неосевшей пеной. С тех пор он пил уже три недели, не прерываясь. Иногда просыпался на лавке, один раз очнулся от холода, лежащим на асфальте, с рассеченной губой, пропавшими документами и остатками денег. Этот факт не вызвал у него ничего, кроме вялого удивления. Сегодня он снова пил, благо очередной Витёк угощал самопальной водкой, привезенной в количестве аж шести литров откуда-то из деревни.
Обида не таяла. В первый самый день он, надравшись, скорчился у бетонной стены ларька со спиртным и навзрыд плакал, не реагируя на мутные вопросы и тычки товарищей по стакану. Плакал, потом что-то кричал, кому-то грозил, кажется… В груди угнездился ком, давящий на душу острыми иглами ангинозной боли все чаще просыпающейся стенокардии.
Один раз мимо проехала машина «Скорой» — его же бригада. Он отвернулся, но опоздал — машина остановилась и из нее выскочила Рита. Ильинский убежал, спотыкаясь и падая, расшибая локти и колени. Ее крик «Борис Иванович, миленький, подождите!» долго звенел у него в ушах. Рита не должна его видеть таким… никто не должен.
Увольнение обстряпали быстро, благо уход со смены без уважительной причины сам по себе уже мог послужить для этого поводом. В почтовом ящике Ильинский обнаружил письмо отдела кадров, извещавшее его, что ему необходимо забрать свою трудовую книжку. Долго и сосредоточенно его рвал…
И вот сейчас, после очередного возлияния, он стоял на том же самом месте, с которого сделал попытку начать новую, полную смысла жизнь. Попытка провалилась. Смысл оказался ложным. Людям оказался не нужен врач Ильинский, а алкаш Иваныч их мало интересовал.
Радом с ним пила компания молодых парней, матом обсуждавшая достоинства и, главным образом, недостатки своих случайных и постоянных подруг. Молодые волки каменных джунглей. Несколько раз они уже порявкивали на собутыльников Ильинского, требуя не галдеть и подвинуться — не потому, что те мешали, а просто так, показать, кто здесь главный. Алкаши были народом опытным и понятливым, по одному тихо исчезали, оставив в итоге бывшего врача в гордом одиночестве, цепляющимся за холодное железо прилавка замерзшими пальцами, над недопитым пластиковым стаканом самогона. Он молчал, изредка икая и поглядывая на догорающий багровый, полный крови закат и почти круглую луну, уже расположившуюся между двумя верхушками кипарисов. Домой идти не хотелось, в пустую остывшую квартиру, полную кислого запаха перегара и немытого тела, навстречу неизбежному похмелью и утренней депрессии.
— Слышь, тебе говорю! — прозвучало рядом и что-то толкнуло Ильинского в плечо. Он повернулся, пытаясь сфокусировать взгляд на нагловатом лице паренька.
— Сигареты, говорю, есть?
— Не… не курю…
— А чё так х…во? — издевательски поинтересовался юнец, явно провоцируя. — Такой большой — и не куришь?
— Пшел в задницу… щенок, — с натугой выговорил врач, отворачиваясь. Луна плыла в темно-синем небе, цепляясь краем за один из кипарисов.
— Чё ты тявкнул, г…дон?
Ильинского отбросило назад, сильно ударив спиной о металлический прилавок ларька. В пояснице пламенем взорвалась боль, и врач, изогнувшись всем телом, рухнул на грязный, залитый пивом, бетон, надрывно застонав. В следующее мгновение от страшного удара онемело левое ухо и щека, а в глазу что-то ярко вспыхнуло и погасло. Ильинский повалился на бок, беспомощно шаря перед собой скрюченными окровавленными пальцами. Пальцы наткнулись на чью-то ногу в джинсах и вцепились в нее.
— Еще трепыхается… ссссука! — с ненавистью прошипела темная фигура. — Руки свои убери, мразь!
Ильинский попытался подняться, но перевернулся, судорожно цепляясь за штанину хулиганья.
— Ах ты, б…дь!
— Э-э, Димон, ты чё творишь?!
Краем глаза врач увидел блеск металла в замахивающейся руке. Хотел заслониться. Но внезапно в пьяном мозгу возникла абсолютно трезвая мысль: «Зачем? Да пошло оно все к черту!».
Глухой удар кастета оборвал ее.
* * *Гроб был нетяжелым, двое гробовщиков, даже не сильно пыхтя, спускали его на веревках в грязную яму. Пятеро мужиков и две женщины, стоявшие по краям могилы, безучастно смотрели на опускающийся в недра земли деревянный ящик. Они не были родственниками, двое были соседями покойного, которые и взяли на себя расходы на похороны, ибо имели свои виды на освободившуюся комнату в общежитии. Остальных можно было с натяжкой назвать друзьями.
Внезапно над городским кладбищем разнесся длинный воющий звук сирены, к нему присоединился второй, третий, четвертый… Люди подняли головы. На обрыве стояли в ряд десять машин «Скорой помощи» с включенными мигалками, а возле них замерли фигуры людей в зеленой форме, неподвижно стоящих и глядящих вниз.
— Чего это они? — опасливо поинтересовался кладбищенский бомж Леша, на всякий случай, отодвигаясь от ямы.
— «Скорая». Своего хоронят. Хороший врач был, — ответил ему Витёк. — Сам его знал, будь земля ему, горемычному, пухом.
Бригады стояли молча, под громкий разноголосый вой сирен, не обращая внимания на недоумевающие взгляды водителей проезжающих мимо машин и посетителей кладбища, на отчаянные вызовы диспетчера по рации и вибрацию лишенных голоса сотовых. Только Рита громко плакала, прижавшись к водителю Саше, механически гладящему ее по голове и угрюмо смотрящему в землю.
«Скорая помощь» прощалась с врачом Ильинским Борисом Ивановичем, получившим свой последний в жизни вызов, при обслуживании которого не бывает задержек.
В запертом на ключ кабинете заведующего подстанцией Тарас Осипович, вытирая текущие по морщинистым щекам слезы, пил водку из горла бутылки, с ненавистью глядя на желтую бумагу кляузы, где стояла его собственная виза «Разобрано».
* * *Сидя в натопленной до духоты комнате, Надежда Кукушкина в третий раз перечитывала полученное по почте письмо:
«Уважаемая Марья Никитична!
В ответ на Ваше письмо (вх. № 134 от 01.02.2002 г.) администрация ССМП сообщает следующее:
— факты, приведенные в письме, были в ходе служебного расследования разобраны и признаны соответствующими действительности;
— фельдшер выездной бригады № 20 Данилина Р. С. получила выговор за нарушение правил медицинской этики и деонтологии, врач Ильинский Б. И. был уволен 19.02.2002 г. с занимаемой должности.
С уважением,
Главный врач ССМП Кулагин А. М.»
— Вот так, — с удовольствием произнесла Кукушкина, потирая толстые ладони. — Видишь, Машка, как надо?
Ее столь же пухлая дочка, стоящая за спиной, кивнула, потирая виски.
— Не кривись, не кривись! — прикрикнула мать. — О вас, обормотах, забочусь. Вадьке вот жилплощадь выбила, и тебе выбью. Ценили бы!
— Жарко что-то, мама, — произнесла дочка внезапно ослабевшим голосом. — Душно…
— Душно ей, — Кукушкина в четвертый раз принялась читать письмо. — А мне не ду…
Сзади раздался стук упавшего тела.
— Маша!!!
Девочка, издавая длинный мычащий звук, изогнулась на полу, закатив глаза к своду черепа.
— Доча, что с тобой?! Господи, да что же это?!
Тонические судороги сменились клоническими[35], и Маша заплясала на полу, расшвыривая табуретки. Изо рта у нее полетели брызги кровавой слюны, а носогубный треугольник стал быстро приобретать темно-фиолетовый цвет.
Кукушкина трясущимися руками набрала «03». Трубку сняли сразу.
— «Скорая помощь».
— Девушка, пришлите врача быстрее, моей дочке плохо!! Гагарина, тридцать девять, квартира пять!
