Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 11 2005)
Но сначала надо задать разумные ограничения. Нет смысла искать ответ на эти вопросы ни в научной биографии, ни в “книге для чтения на английском языке” (хотя последнее уже не так бесспорно). Подумав, я отбросил и те романы, где Путин встречается как проходной персонаж: слишком разные цели преследуют авторы этих романов. Так, авторы квазибиографической3 литературы (например, Владимир Соловьев и Елена Трегубова) используют Путина для повышения собственного статуса, а Юлий Дубов очевидным образом сводит какие-то личные счеты4.
Что же остается? И тут мне на помощь пришли уже упомянутые две других тенденции.
Я остановился на нескольких книгах, по сути, сборниках коротких произведений о Путине — то ли сказках, то ли байках, то ли репортажах. Все они первоначально появлялись в периодической печати и лишь потом были собраны под одной обложкой, в рамках одной книги. Для простоты я сначала перечислю эти книги, а потом коротко расскажу о них:
“Сказки про нашего президента”. М., “Русская семья”, 2004;
Быков Д. Как Путин стал президентом: новые русские сказки. СПб., “Ред Фиш Паблишинг”, 2005;
Кононенко М. (Mr. Parker). Владимир ВладимировичТМ. Роман. М., “КоЛибри”, 20055;
Колесников А. Я Путина видел. М., “ЭКСМО”, 2005;
Колесников А. Меня Путин видел. М., “ЭКСМО”, 2005;
Колесников А. Увидеть Путина и умереть. Документальные истории. М., “ЭКСМО”, 2005.
Надо сразу сказать, что перечисленные произведения вовсе даже и не книги. К ним замечательно подходит модное ныне слово “проект” (особенно в случае М. Кононенко), и вообще-то говоря, оценивать надо не столько качество текстов в твердом переплете, сколько все вместе: первоначальную идею и регулярную повременную реализацию — в газете, журнале, Интернете или даже на радио, — и лишь в последнюю очередь книжку. В некоторых случаях она оказывается концом и слегка припозднившимся венцом проекта, в некоторых случаях — лишь промежуточным этапом. Таким образом, речь пойдет о четырех проектах, представленных книгами (у Андрея Колесникова таких книг целых три). Впрочем, в мою задачу не входит их оценка, я лишь хочу разобраться с поставленными выше вопросами. И все-таки сначала придется рассказать об этих проектах.
Анонимная хвала
Так вот, “Сказки про нашего президента” — проект, пожалуй, самый странный и даже загадочный в нескольких отношениях.
У самой книги нет автора, а все участники проекта, поименованные в ней, мне неизвестны. Незнакомо мне ни издательство, выпустившее книгу, ни журнал, в котором первоначально печатались сказки. Короче говоря, всю информацию о книге я почерпнул в самой книге и, естественно, за достоверность ее ручаться не могу. А чего в ней нет, о том и говорить нечего. Например, в выходных данных, к сожалению, не указан тираж, а для такой книги он, безусловно, представляет особый интерес. В тексте, фактически являющемся предисловием, говорится, что “сказки про нашего Президента6 записаны со слов народа в разных городах, селах, поездах и самолетах, находящихся в российских государственных пределах”. В книгу включены одиннадцать сказок, три из которых записала И. Гамазкова, а восемь — С. Седов. К тому же в выходных данных указан автор идеи книги — Е. Мячин. Как написано там же, это сказочное повествование впервые было опубликовано в журнале “Жили-были”. Однако поверить в то, что сказки записаны в “городах и поездах”, нет никакой возможности, слишком уж они умильны и, как бы это сказать, безоблачны для народных сказок. А фразы из предисловия насчет того, что “современные ученые находят некоторое сходство с реальными историческими деятелями и событиями” и что “в далеком будущем исследователи докопаются до имени Президента”, вообще можно расценить только как чрезмерное кокетство. Хотя президент и не имеет, пожалуй, никаких индивидуальных свойств, докопаться до его имени не составляет большого труда. Кто же еще среди российских президентов владеет приемами дзюдо, катается на горных лыжах, когда-то работал в разведке и до сих пор сохраняет с ней хорошие связи (особенно со специальным разведывательным воробьем)? Собственно, именно эти качества и помогают ему выиграть выборы, спасти жену Людмилу Прекрасную и глав иностранных государств, явиться вовремя на прием к английской королеве и совершить другие интересные подвиги. Следует признать, что художественной ценности эти сказки вообще-то не представляют, а единственной видимой целью их написания является прославление президента. Трудно даже сказать, кому они предназначены. По-видимому, умильность их авторы (кто бы они ни были) адресуют детям, а легкую иронию — взрослым. К легкой иронии можно отнести упоминание того самого разведывательного воробья в черных очках, в конце концов дослужившегося до звания сержанта, а также разного рода намеки — например, на немосковское происхождение героя:
“И только один кандидат стоял в сторонке и скромно улыбался. Народ его сразу заметил, спрашивает:
— А вон тот, что в сторонке помалкивает, он кто такой?
А кандидаты:
— Да так, один новенький, он из другого города”.
Салтыков-Щедрин, Горький и Дмитрий Быков
Следующая книга и похожа (поверхностно), и не похожа (содержательно) на предыдущую. Похожа тем, что это тоже сказки, которые предварительно печатались в журнале. А различие в том, что настрой у них совершенно другой. Сказки эти сатирические и отнюдь не детские, и печатались они соответственно в сатирическом журнале “Фас” (первые из них написаны в 1999 году). Кроме того, все они основаны на конкретных событиях, актуальных в момент публикации и порой с трудом вспоминаемых сегодня. Автор их — Дмитрий Быков, который и не думает скрываться за формулировками вроде “записал” и подобными, а, напротив, что для этого писателя характерно, сам решительно определяет своих предшественников — Салтыкова-Щедрина и Горького — и, таким образом, литературную традицию, в которую он легко встраивается.
Лучше сразу сказать, что я не готов разделить восторги критика Льва Данилкина, написавшего буквально следующее: “И вообще, если бы сейчас за один стол посадить Щедрина, Горького и Быкова, то я бы без особых раздумий поставил на последнего — в нем гораздо больше шампанской гениальности, чем в его прямых предшественниках” (“Афиша”, 2005, № 11). Дело даже не в том, лучше ли Быков Салтыкова-Щедрина и Горького или не лучше, а в том, что эти сказки просто-напросто скучно читать сегодня, несмотря на безусловную авторскую решительность, энергичность и даже изобретательность7. Ни порой изысканное, порой брутальное остроумие, ни язвительность и точность характеристик, ни яркая языковая стилизация не вызвали у меня даже улыбки, не то что смеха. Причина этого, на мой взгляд, кроется в абсолютной неуместности иносказания как приема для разговора о сегодняшнем дне. Слишком очевидна для читателя сущность всех персонажей и событий, и потому поиск еще одной эффектной метафоры для их изображения оказывается интересным только автору8.
Эти сказки не составляют единого пространства, каждая из них самостоятельна и не связана с другими. Путин в них — один из многих персонажей, хотя по частоте упоминания (правда, под разными именами) он, безусловно, превосходит других. Единого образа Путина в сказках также нет. Он появляется то как хвост дракона, то как колобок, то как суженый страны, то под своим именем, то как полковник Путинг, но, пожалуй, самой важной и постоянной его характеристикой оказывается почти полное отсутствие свойств.
Это сознательная установка Быкова, который в одной из сказок определяет своего героя прежде всего через отрицание:
“Не низок, не высок, не лыс, не кучеряв, скромный, но решительный, на печи не лежит, горшков не бьет, дирижированью не обучен, вредных привычек не имеет…”
И далее:
“…военный, но не совсем, намерения серьезней некуда, безобразия твоего не нарушит. Усов нет”.
Среди сказок я бы выделил одну, под названием “Клец, или Правда о случае мистера Вольдемара”, которая посвящена аресту Гусинского. Она интересна не образом Путина — он как раз проходит где-то на периферии, — а яркой метафорой, используемой для описания событий и отношений. Экономическую элиту общества, или, как ее (точнее, их) еще называют, олигархов, Дмитрий Быков представляет как компанию расшалившихся детей, скорее всего детсадовского возраста. Этот образ совершенно неожиданно получает большую объяснительную силу, поскольку нелепые, вздорные или загадочные поступки элиты становятся абсолютно естественными, если представить себе, что речь идет о малых детях.
