Том Перротта - Маленькие дети
— Я думал, тебе нравится твоя работа.
— А какое значение имеет, нравится она мне или нет? У меня что, есть выбор? Мне все равно придется ее делать, пока у тебя не появится идеи получше.
Тодд не знал, что на это ответить. У него не было идеи получше. У него был только огромный долг перед Кэти, который он никогда не сможет ей выплатить. Тем более сейчас, когда он вот-вот объявит себя банкротом.
— Это не летний романчик, — пробормотал он скорее себе, чем жене.
Кэти расхохоталась, будто получала от всего этого удовольствие.
— Только позволь напомнить тебе одну вещь, — отсмеявшись, сказала она. — Лето уже почти кончилось, если ты сам еще не заметил.
* * *Ларри Мун подходил к дому сорок четыре по Блуберри-Корт, чувствуя во рту неприятный кислый вкус. Ему делалось дурно при одной только мысли о том, что сейчас предстоит. Если бы Ларри вдруг придумал способ, как этого избежать и при этом продолжать жить в мире с самим собой, он стал бы счастливым человеком.
Но другого способа не существовало. Один раз ему уже пришлось пережить подобное после выстрела в Антуана Харриса, и он хорошо усвоил тот страшный урок. Наверное, даже самым близким друзьям Ларри было бы нелегко в это поверить, но в глубине души он никогда по-настоящему не жалел, что нажал в тот день на курок. Он, разумеется, совершил трагическую ошибку, но даже на краю могилы твердо сказал бы, что совершил ее честно. Он видел тогда мужчину с ружьем, а не мальчика с пластмассовой игрушкой, и поступил соответственно — так же, как поступил бы на его месте любой коп. И сколько бы раз Ларри заново ни прокручивал в голове это событие, он не находил способа избежать рокового выстрела. Для этого на его месте должен бы был оказаться совершенно другой человек.
Но вот извиниться потом он был обязан. Он мог бы наплевать на советы адвоката, прийти к родителям мальчика и рассказать Ронолде Харрис, как он скорбит о ее страшной потере и как сожалеет о том, что стал ее причиной. Возможно, она захлопнула бы дверь перед его носом, или назвала его расистом, или даже плюнула бы ему в лицо — ну и что с того? По крайней мере, он попытался бы, а это все-таки лучше, чем хранить молчание и вести себя так, будто смерть мальчика ничего для него не значит и он беспокоится только о спасении собственной шкуры.
Но тем не менее просить прощения у Ронолды Харрис — это одно, а у Ронни Макгорви — совсем другое. Ронолда была ни в чем не повинной женщиной, которой он принес безысходное горе. А Ронни — это Ронни, мерзкий извращенец, втянувший мать в свои гнусные проблемы, не имеющие к ней никакого отношения. Если бы не он, у Ларри не было бы причин стоять с мегафоном перед домом несчастной старухи.
«Это ты убил свою мать, ты, а не я!» — хотелось крикнуть ему.
Но Ларри знал, что этот путь ведет в тупик, и твердо решил, что не позволит себе перекладывать вину и заниматься самооправданием. Пусть Ронни сам разбирается со своей совестью, если она у него имеется, а Ларри готов отвечать за ту роль, которую он, несомненно, сыграл в смерти миссис Макгорви.
Он нажал на звонок и внутренне подобрался, готовясь к моменту, когда Ронни откроет дверь. Ларри не собирался жать ему руку и произносить прочувствованные речи. Он собирался только посмотреть извращенцу в глаза и сказать: «Я сожалею о твоей потере». Вот и все, и ни слова больше. А потом развернуться и поехать домой.
Ларри позвонил еще раз, но никто так и не открыл, хотя в окнах на первом этаже горел свет. Будь это любой другой дом, он отправился бы восвояси. Но решение прийти сюда стоило Ларри слишком дорого, и ему даже страшно было думать, что завтра придется пережить все эти мучения еще раз. Он дернул за ручку, и дверь приоткрылась достаточно, чтобы он смог просунуть голову внутрь.
— Ронни! Это Ларри Мун. Я пришел не для того, чтобы ссориться.
Может, он спит? Ларри помнил, какую безумную усталость сам чувствовал после смерти отца. Придя с похорон, он повалился на кровать и проспал почти двадцать часов.
— Эй, Ронни?
Ларри зашел в прихожую и осторожно заглянул в гостиную. Там работал телевизор с выключенным звуком. Кто-то оставил на журнальном столике грязную тарелку — недоеденная куриная нога с горошком.
— Ронни? — еще раз крикнул он, подойдя к лестнице.
Ларри уже собрался заглянуть в спальни на втором этаже, но передумал. Его вдруг охватило дурное предчувствие — одно из тех, к которым опытные копы привыкли относиться серьезно. Если в этом доме случилось что-то плохое, Ларри не хотел бы быть первым, обнаружившим это.
По дороге к выходу он заглянул на кухню. Вопреки ожиданиям Ларри, она оказалась чистенькой и очень похожей на кухню его матери, до того как та ее отремонтировала. Старая газовая плита. Фотографии внуков на холодильнике. Все в полном порядке, если не считать открытой литровой бутылки колы на столе и пепельницы, полной докуренных до фильтра сигарет.
И записка под пепельницей — смятый листочек бумаги с оборванным краем, видимо вырванный из блокнота. Две фразы, написанные разными людьми, как будто разговаривающими друг с другом. Первая — мольба, накарябанная голубыми чернилами чьей-то дрожащей рукой:
«Пожалуйста, пожалуйста, будь хорошим мальчиком».
Вторая — слова, выведенные крупными печатными буквами, словно их писал ребенок:
«ПРОСТИ, МАМА, Я, НАВЕРНОЕ, НЕ СМОГУ».
* * *Сара толкала тоскливо скрипящие качели и силой заставляла себя не смотреть на часы каждые полминуты. Ей было известно, что стрелки уже подходят к половине десятого, а насколько близко, она не желала знать.
Пожалуйста, мысленно попросила она, оглядываясь через плечо на футбольное поле на случай, если Тодд появится оттуда, а не со стороны стоянки, пожалуйста, ну приходи уже, наконец!
Сначала ей казалось, что это очень романтичная идея — встретиться в том самом месте, где все когда-то началось, где произошел тот первый спонтанный поцелуй, так изменивший обе их жизни, но сейчас романтикой здесь и не пахло.
Она никогда раньше не бывала на площадке вечером и поэтому даже не представляла себе, какой жуткой и пустынной та становится в темноте. Одной стороной участок примыкал к темному зданию школы, с другой его закрывали густые заросли деревьев, а от соседних улиц отделяли безлюдная сейчас стоянка и огромное поле для соккера. Стоянка освещалась двумя фонарями, но их блекло-серый свет почти не доставал до качелей.
— Спать хочу, — пожаловалась Люси. — Пошли домой?
— Через минуту, — пообещала Сара. — Как только придет Тодд.
Он придет, упрямо повторила она про себя, он должен прийти. Может, Кэти сегодня задержалась на работе. Может, она с матерью ушла в магазин.
А может, он просто струсил.
Сара знала, что Тодда очень беспокоит вопрос о том, как он будет обеспечивать свою новую семью, если они решатся ее создать. Когда он придет, она объяснит ему, что беспокоиться не о чем. Она уже нашла отличное решение.
— Я собираюсь стать юристом, — поведала она дочери. — Что ты об этом думаешь? — Люси ничего не ответила, но Сара все равно продолжила: — Я могу закончить юридический факультет. Я раньше думала, что это тяжело и очень скучно, но сейчас я так не думаю. Просто надо иметь хорошо организованный ум, и я думаю, он у меня есть.
Эта идея пришла к ней во время выходных, когда, сидя в постели, она перелистывала «Гражданский иск» Джонатана Харра. За две последние недели Сара перечитала кучу книг о юристах и юриспруденции — «Бумажная погоня», «Бремя доказательств», «Братство» — в надежде найти убедительные аргументы и уговорить Тодда сделать еще одну, последнюю попытку с квалификационным экзаменом хотя бы для того, чтобы все годы учебы не пропали зря, как пропал ее аспирантский стаж. А потом она вдруг подумала: «А почему не я? Почему бы мне самой не стать юристом?» И тогда Тодд сможет сидеть дома, отвозить детей в школу и забирать их оттуда, водить на уроки музыки и тренировки, стряпать и вообще заниматься хозяйством, если ему так больше нравится. А она станет работать в общественной юридической фирме, специализирующейся, например, на вопросах экологии или защите от сексуальных домогательств, и будет помогать простым людям отстаивать свои интересы в борьбе с огромными хищными корпорациями. Сара с удовольствием представила себе, как она в прекрасном синем костюме произносит, стоя перед скамьей присяжных, продуманную речь и в элегантном заключительном слове призывает своих сограждан не позволять большим деньгам попирать элементарную справедливость и великий американский принцип правосудия, равного для всех.
— Я не понимаю, почему деньги для семьи обязательно должен зарабатывать мужчина, — объяснила она Люси. — Можно ведь и по-другому. Это не… Слава богу, ну наконец-то!
