Петр Катериничев - Странник (Любовь и доблесть)
Мысли бежали сами по себе; Олег, сцепив зубы, изучал карту. Эмоции в бою губительны, а он, Данилов, должен победить хотя бы для того, чтобы девчонки остались живы. Все остальное – потом.
Что мы имеем? Предположим, девочки побежали к станции и – неминуемо набрели на дачный поселок. Данилов сам ни за что бы не стал там оставаться: слишком очевидное место для схрона. Лучше лес, а потом, часикам к семи-восьми, когда отдыхающие потянутся к дачам плотными толпами, уйти, смешавшись с ними, или на электричке, или попуткой. И еще – Даша может позвонить отцу, с любого автомата; если она этого еще не сделала, значит, не пришла в себя.
Данилов отложил карту, и автомобиль сорвался с места. Через двадцать минут он был уже на окраине поселка. Часы показывали четверть седьмого, дачники еще не прибыли на милые сердцу участки. Въезд был перегорожен хлипким шлагбаумом, но сам шлагбаум торчал подобно колодезному «журавлику»; Олег положил «стечкин» и «беретту» на сиденье рядом, «смит-и-вессон» держал на колене; правил одной рукой. Автомобиль, медленно переваливаясь на взгорках, покатил по сухой грунтовке. Только теперь для Данилова стала очевидна трудность задачи: дачный поселок велик, домики похожи друг на друга и заметить, в каком из них прячутся девчонки, было непросто. Если они вообще здесь.
Звуки ритмично-навязчивой музыки ворвались в утро резким диссонансом.
Видавший виды «фольксваген» ехал по до, роге по периметру поселка, переваливаясь на ухабах; из люка наверху торчал жилистый парниша; в левой руке он держал початую бутылку вина, правой ритмично похлопывал по крыше авто ладонью и что-то выкрикивал в такт музыке.
Данилов двинулся за «фольксвагеном» по наитию. Хотя – что удивительного, если в дачном поселке молодежь под утро догуливает бурную ночь?.. Но что-то показалось Олегу в этой сцене неестественным: то ли несоответствие музыкального сопровождения «для старшего дебильного возраста» натренированной фигуре бойца-рукопашника на крыше, давно миновавшего двадцатилетие, то ли настороженность тонированных вглухую стекол, то ли незаметная глазу, но чутко улавливаемая подсознанием волна настороженного внимания, исходившая от машины и людей в ней... Обо всем этом Данилов не думал: он просто ощутил чуткий ветерок пустоты, левая рука сама собою повернула руль, а правая – сбросила флажок предохранителя на оружии.
Автомобиль медленно шел впереди метрах в тридцати. Олег ехал следом, то приближаясь до двадцати пяти, то чуть отставая, имитируя стиль вождения пенсионера-дачника: автомобиль чуть не на карачках переползал любую выбоину или ямку.
«Фольксваген» неожиданно стал. Парень на крыше развязно жестикулировал и выкрикивал что-то, обращаясь к кому-то в окнах дачного домика. Нашел знакомых?
Или – в «фольксе» просто ждали, когда Данилов проедет мимо?
Автомобиль Олега, неспешно переваливаясь на ухабах, приближался. Пустота в голове сделалась абсолютной; теперь Олег ощущал окружающее всем существом, готовый отреагировать не на действие даже, но на намерение действия. При этом в его поведении ничто не изменилось и «жигуленок», утробно урча, осторожно переползал очередную выбоину...
Все дальнейшее произошло в одно мгновение. До машины оставалось не более пятнадцати метров; дверца домика растворилась, из нее показались двое девочек-подростков, следом третья... То, что это Даша, мозг просто констатировал: никаких эмоциональных вспышек: ни радости, ни отчаяния: чтобы позволить себе отчаяние или радость, нужно сначала выжить.
В бою работают врожденные и натренированные инстинкты, а мозг, минуя все логические цепочки и все закоулки сознания, сам выстраивает стиль поведения, который и является стилем боя. Здесь одна цель: выполнить боевую задачу. И другая: выжить. Цели взаимосвязаны: чтобы выполнить боевую задачу, нужно выжить.
Русоволосая девчонка что-то говорила парню на крыше машины, он что-то отвечал. Стекло напротив водителя поползло вниз.
В зеркальце заднего вида Олег увидел силуэт еще одного автомобиля. Он приближался.
Дверца в первой машине распахнулась. Человек вылез, прижимая к боку пистолет. Стрелять будет от живота, «плоским» пистолетом. Расстояние до девчонок – метров восемь-десять. Промахнуться невозможно.
Правой рукой Олег перекинул рычаг переключения передач, дал газ. Разбег.
Взгорок. «Жигуленок» взлетел на нем, как на трамплине, и устремился болидом в бок «фольксвагену». Водитель-стрелок успел вывернуть пистолет и выстрелить.
Пуля попала в радиатор. «Жигуленок» впечатался в левый борт «фолькса», вминая в него стрелка. «Фольксваген» развернуло, автомобиль Данилова тоже – он замер поперек дороги.
Серая «Волга» приближалась на скорости. С левой стороны показалась рука с зажатым в ней «узи» с длинным хоботом глушителя. Стрелок «давил на психику»: пули веером прошли на полметра выше автомобиля и только потом зацокали по стеклам. Олег выпал из дверцы, покатился по пыльной грунтовке и открыл массированный огонь из двух пистолетов по приближающейся «Волге». Девчонки, запнувшиеся на миг, ринулись обратно в домик и скрылись за дверью.
Накатывавший автомобиль тяжело осел на пробитых передних скатах, прокатился по инерции метров семь и замер, уныло уткнувшись радиатором в дорогу. Оттуда никто не вышел: тонированное лобовое стекло было покрыто в десяти местах аккуратными дырочками пробоин; от них ветвились многочисленные паутинки трещинок, сделавшие стекло абсолютно невзрачным.
Олег вскочил на ноги, развернулся к «фольксу», открыл дверцу. «Рельефный» сидел привалившись к косяку дверцы. Достала веерная пуля «товарищей».
Данилов подбежал к «Волге», распахнул дверцу. Двое застыли переднем сиденье разбитыми манекенами. Данилов жестко свел губы: каждый жизнь выбирает сам. Или – жить, решать, действовать, или – быть исполнителем чужой воли, марионеткой. Если жизнь кукольна, то и смерть – беспамятна и бесславна. Аминь.
Данилов подхватил из машины мудреный аппарат спецсвязи, захлопнул дверцу, отошел на метр от машины, выстрелом из «тишака» пробил бензобак: прозрачная пряно пахнущая струйка потекла на коричневый суглинок дороги, утрамбованный до плотности асфальта. Развернулся и побежал к двери дачного домика.
Дверь оказалась заперта на защелку, Олег выбил ее ударом ноги и кувыркнулся внутрь.
Черенок лопаты с маху рассек воздух над головой, и Штык вгрызся в трухлявую притолоку. Олег выбил лопату из руки девушки, саму ее взял за шиворот и тычком отправил в комнату. Легко отмахнулся от другой, повисшей у него на руке и по-кошачьи пытавшейся прокусить куртку: девчонки не успели сообразить, что происходит, и приняли Данилова за одного из нападавших.
Даша стояла в проеме двери и смотрела на Олега во все глаза. Она словно старалась сопоставить образ этого жесткого человека с тем, что был в ее памяти – или воображении, – и никак не могла узнать. Разлепила губы, спросила неуверенно:
– Олег?
– Да, – выдохнул Данилов, чувствуя, как тяжесть бессонных и тревожных последних суток словно рухнула на него беспросветной усталостью.
– Олег! – Даша бросилась ему на шею, повисла, обняв, зашептала скороговоркой, а слезы уже текли и текли из ее глаз, перехватывая дыхание:
– Я знала, что ты придешь... Я знала... Теперь все это кончится... Совсем кончится...
Олег молчал. Что он мог сказать ей? Что все еще только начинается? Без нарочитой бодрости, с какой произносят эту дежурную фразу ведущие?.. А голова Данилова, поддавшись усталости, стремительно теряла спасительную пустоту, наполняясь ворохом мыслей, образов, предчувствий настоящих и мнимых, и еще – любви, и еще – страха и за этих девчонок, и за самого себя, и за все-все-все, что происходит в мире, и не происходит в нем, за все неосуществленное, потерянно несостоявшееся...
Олег стряхнул наваждение, осторожно обнял Дашу, провел рукой по волосам:
– Успокойся, девочка. Еще не вечер. Сейчас нужно уходить.
Прибор спецсвязи тихонечко запиликал в кармане куртки. Олег вытащил его, подумал секунду, разглядывая микроскопический огонек, мерцающий на черном теле прибора. Передвинул тумблер, услышал:
– Первый вызывает третьего, прием. Первый вызывает третьего.
Голос был механически измененным, узнать говорившего было нельзя. Олег разочарованно скривился и с маху расколол аппаратик о цементную приступку.
– И что нам теперь делать? – спросила одна из девочек.
– Как тебя зовут?
– Света. А ее, – она кивнула на младшую, – Катя.
– Сейчас через лес, к Ровненскому шоссе. Бежать можете?
– А мы только и делаем, что бежим.
– Подождите, я сейчас, – сказала Даша, метнулась в комнату и вернулась с котенком на руках. Зверек зацепился коготками за Дашин свитер и лишь смотрел по сторонам взглядом несмышленого ребенка. – Я нашла приемыша твоей кошке.
