Аморальное (СИ) - Оливер Марк
Это длилось вечно. Он холодно смотрел в её глаза, без глумления или злобы, а потом, также холодно и безразлично, тихо произнёс: «Убей их».
Имтизаль похолодела. Имтизаль превратилась в камень. Она раздражала Рэйнольда, её молчание раздражало, её потерянность и неадекватность.
– Прошу…
Он не ответил, отвернулся от неё и посмотрел на постель, в которой спали Джафар и Алия. Они лежали почти одинаково, на боку, и Имтизаль предполагала, что Джафар положил руку на талию жены, хотя они лежали не очень близко друг к другу.
– Рэй, только не семья… – она тяжело дышала, говорить было тяжело даже шёпотом.
Он ничего не ответил, он смотрел на них, устало и выжидающе. Слёзы затекли по её лицу.
– Я убью кого угодно, но не их, умоляю… – она присела на колени рядом с ним и поцеловала его голень, но он с отвращением пнул её прочь от себя.
– Убей их, – повторил он, и на этот раз в его взгляде, который он вылил на неё, сверху вниз, было именно то жестокое опустошение, которое всегда забивало её волю.
Чувствуя, как умирает, Ими поднялась и направила пистолет на голову отца. Она старалась не думать о том, что делает. Она старалась не вспоминать своё детство, она старалась представить себе глаза Рэйнольда, но не могла. Она старалась думать о том, что на месте Джафара и Алии мог быть кто угодно, что не она выбрала их, а они её, что она их не любит, что её привязанность к ним – детская привычка. Она старалась не думать о том, как добры они были к ней, ведь ей не присуще оценочное суждение, ведь она характеризует людей не по их моральным качествам, а по своим, особенным признакам. Она не могла разглядеть их лиц, и от этого ей постепенно начинало казаться, что их не существует. Джафара не существует, Алии не существует, и чем дольше она смотрела на их медленно поднимающиеся и опускающиеся под одеялом тела, тем меньше чувств в ней оставалось, тем меньше она понимала свою многолетнюю привязанность к ним и тем больше понимала, что они точно такие же люди, как и все остальные. Она смотрела, как медленно они дышат, думая о том, что они люди и всегда были людьми, и что единственный человек, который никогда не встанет рядом с ними, рядом с миллиардами людей, закованных под одними характерными признаками, не встанет рядом с человечеством, по ту сторону стеклянной стены – Рэйнольд Эддингтон. Глупо беречь детские воспоминания, и в эти секунды Ими впервые осознала, что ничего, совершенно ничего не испытывает ни к родителям, ни к Имему, ни к Кариме. Всё, что её связывало с ними, – это Омар, их родство с ним, его частичка, живущая в каждом из них особенно ярко после его смерти. Но Омар мёртв, и Рэйнольд жив, и если он хочет эти смерти, она их ему подарит. Она сама не поняла, как спустила курок: звук был тихим, совсем таким, как несколько месяцев назад в её квартире, когда Дерек прострелил её постельное бельё. И тогда она подумала, что это было, возможно, испытание, возможно, Рэй сможет довериться ей и разделить с ней свою аморальную жизнь после того, как на его глазах ради него и во имя него она откажется от самого дорогого и ценного, что было у неё. Ими чуть двинула рукой, целясь в голову матери, стараясь сохранить бездушие в своей душе. Ещё один тихий выстрел. Она неистово оглянулась на Рэйнольда, ожидая реакцию, но его уже не было в комнате. Ими в последний раз оглянулась на родителей, когда вдруг поняла, что они всё ещё дышат и спят – выстрелы оказались холостыми.
Ими бегом вернулась в свою комнату, которую уже собирался покинуть совершенно одетый и прежний Рэй.
– Это уже перебор, Имтизаль, – сухо и строго сказал он, увидев её недоумевающие глаза. – Ты только что убила своих родителей только потому, что я так сказал.
– Я не убила, – тихо прошептала она.
Он устало фыркнул.
– Я же не идиот, чтобы давать тебе заряженный пистолет.
Он ушёл. Она так и не смогла уснуть. Она просидела в постели час, прежде чем нервно вскочить, одеться и уйти из дома. Она вдруг поняла, что, если сейчас же не поедет за ним, может всё потерять, и теперь уже навсегда.
Она была права. Она застала его за сбором вещей, когда вбежала в дом, но Рэй, казалось, не слишком удивился.
– Куда ты уезжаешь? – она дрожала, и голос получился низким, совсем сухим и совсем мёртвым.
Он не ответил. Он холодно окинул её взглядом, когда она вошла, и вернулся к сборам.
– Рэй, не мучай меня.
Имтизаль как-то странно вошла в комнату, как будто её втянуло внутрь, всосало, но даже на это странное движение Рэй не обратил внимание.
– Я не понимаю… я же… я делала всё, как ты говорил.
Он остановился, читая какие-то документы.
– Ты даже… – она сглотнула, панически бегая глазами по его фигуре и комнате, ей было очень сложно сказать то, что она собиралась сказать, – не будешь меня бить?
– Оставь меня, – сухо выдавил он с такой усталостью, что у неё всё рухнуло внутри, и она как будто осталась совсем без костей: все они были внизу, под стопами.
– Когда ты вернёшься? – тишина. – Рэй!
Она уже кричала, и в её голосе зазвенели хрип и влажность.
– Рэй, я так больше не смогу, умоляю тебя, не поступай так со мной. Я же… я же не выдержу. Я не смогу. Не заставляй меня… снова…
– Уходи, – наконец, сказал он, переведя холодный взгляд в её глаза. Она начала беззвучно плакать, и он вздохнул с таким отвращением и с такой усталостью, что она думала, его презрение задушит её до смерти. Она вспомнила Артура в день его смерти и подумала, что, возможно, под его напускной заботой и галантностью всегда скрывалось это же самое презрение, каким её сейчас обливал Рэй.
– Я даже бить тебя не хочу. Просто. Убирайся.
– Что я сделала не так? – она села на кровать, совершенно не понимая, что происходит. – Когда?
– Ты всю жизнь всё делаешь не так.
– Раньше это не было проблемой.
– Раньше это было немного забавно, но не настолько, чтобы терпеть тебя вечно.
– Что… забавно?
– Может, немного, пока всё не стало слишком предсказуемо.
Ей стало безумно тяжело выдерживать его взгляд.
– Пошла вон, Амелия Джексон. Ты была готова послушаться моего приказа и расстрелять своих родителей, но не можешь просто выйти из комнаты?
– Ты же… ты же меня убьёшь. Нет… даже хуже, Рэй. Я… я уже не смогу одна.
– Почему? – он резко посмотрел на неё. – Почему не сможешь? Потому что ты должна разделять чью-то жизнь? Потому что боишься остаться в своей? А знаешь, почему ты боишься? Потому что нет у тебя своей жизни. Нет своей души. Ничего в тебе нет. Одна пустота. И ты боишься этой пустоты больше всего на свете.
– Я жила раньше одной своей жизнью, и ничего меня не пугало.
– Нет, Ими. Раньше ты не знала, что у тебя жизни нет. Ты это поняла только сейчас. А если бы я не показал, никогда бы и не поняла.
Она никогда не умела с ним спорить, даже когда знала, что права. Она была уверена, что если бы Рэй хотел убедить её, что сержант – более высокое звание, чем комиссар, он бы и это смог сделать, а она бы не смогла подобрать нужных слов, чтобы переспорить его.
– Ты же ничего не знаешь обо мне, Рэй.
Он посмотрел на неё с удивлением. В её глазах появилась нотка вызова.
– Чего я не знаю? Что ты убиваешь тех, кого любишь? Что это? Жертва во имя свободы? Как ты себе это объясняешь? Да что ты знаешь о свободе. Или о жертве.
Она задрожала. Она была совсем безумной, мысли и воспоминания путались и давали сбои в её голове, и Рэй чувствовал это.
– Я не объясняю. Я знаю. Внутри знаю. Ты никогда не поймёшь.
– Это ты никогда не поймёшь, – он немного помолчал и добавил. – Лучше бы ты действительно была ядерным химиком из Северной Кореи.
Он снова стал перебирать какие-то бумаги.
– Но ведь… – она поджала губы, судорожно пытаясь придать мыслям словесную форму, – я ведь… сделала бы это для тебя. Понимаешь, как это опасно? Для меня? Внутри одной семьи совершается второе убийство. Уже двойное. Меня бы заподозрили. Понимаешь? Но мне было всё равно. Если этого хочешь ты, то…
