Том Вулф - Голос крови
Без лишних слов Флейшман отходит прочь, идет к стене тамбура, вынимает из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон. Оглядывается, убеждаясь, что его никто не подслушает. Минут пять с кем-то говорит. И возвращается к спутникам в заметно улучшившемся настроении.
– Кому вы звонили, Морис? – спрашивает Магдалена.
Флейшман отвечает с игривой улыбкой застенчивого мальчугана:
– А вам все надо знать!
В этот миг вся куча опарышей вдруг затихает. Откуда ни возьмись по ту сторону стеклянной перегородки появляется женщина, мосластая блондинка, молодящаяся сухопарая американа в широких Художественно Черных брюках и Художественно Черной футболке с глубоким V-образным вырезом. Слава богу, на шее у нее висит карточка сотрудника «Майами-Базель» и милосердно скрывает костлявую грудину и полное отсутствие всхолмий. Худая блондинка отпирает стеклянные двери и, робко улыбнувшись, жестом приглашает в зал. Опарыши в тишине, жутковатой тишине толпой бросаются в двери.
Флебетников вылетает в зал, будто гигантская пробка. За порогом он на миг сбивается с маха и подпрыгивает, удерживая равновесие. Его огромное брюхо, обтянутое футболкой, подскакивает и болтается. Русский мчится во главе толпы… расставив локти, как будто чтобы не обгоняли. Только тут Магдалена замечает, что на ногах у него, похоже, баскетбольные кроссовки. Она смотрит, во что обут Флейшман. На нем тоже кроссовки!.. Рыжие, почти того же цвета, что и его поплиновые брюки… не так вопиюще, как у русского, но все-таки… кроссовки. Вперед! В мир искусства! Скорей!
И вот уже они вчетвером – Магдалена, Флейшман, Норман и ХК – протискиваются в двери. Хрящеватая леди в черном благоразумно отступила в сторонку, давая дорогу распалившимся старикам. Это не то чтобы давка… люди держат себя в руках, никто не толкается… но напор чувствуется… Кто-то идет так близко за ее спиной, что Магдалена слышит над ухом надсадное дыхание. Ее несет поток из старческих тел, до смерти желающих прорваться туда, что бы их там ни ждало.
Небольшой холл ведет в главный экспозиционный зал. По площади он, вероятно, с целый городской квартал… а потолок – сколько: три этажа высотой? четыре? – теряется в сумраке. Все огни внизу, подобно городским огням: бесконечно длинные ряды, улицы, проспекты павильонов – от галерей со всех концов Европы, Азии да и Соединенных Штатов… их здесь, наверное, сотни! Искусство на продажу! Гигантский базар… Все выложено, рассыпано перед самыми важными опарышами… Все для них!.. Увидел! Понравилось! Купил!
Клубок одичавших стариков мало-помалу распадается на части… Снова прорезываются голоса, но все заглушает мощный рев, доносящийся от дверей.
– С дороги, дебил! Щас и тебя и твою бумажку порву!
Это Флебетников пытается протащить свое громоздкое брюхо мимо стража, заступившего ему дорогу к манящим сокровищам… Страж облачен в сине-серую форму с полным набором псевдополицейских нашивок, включая сияющую бляху. Магдалена с первого взгляда узнает знакомый тип… не просто типичный охранник, а классический флоридский жлобяра: жесткий ежик светлых рыжеватых волос… дородный детина… из коротких рукавов форменной рубашки предплечья торчат, будто окорока… Одной рукой он сует Флебетникову под нос какой-то весьма официальный на вид документ.
Флебетников отбрасывает его руку в сторону, становится нос к носу и утробным голосом рычит амбалу прямо в лицо, брызгая слюной:
– Ты щас дашь мне пройти! Пойнял?
С этими словами он упирается в грудь противника основанием ладони, как бы показывая: «Я не шучу! Или ты отойдешь, или я тебя отшвырну!»
Большая ошибка. С удивительным в таком битюге проворством охранник заламывает протянутую к нему руку и особым захватом парализует Флебетникова: его тело, голос и волю. Тот не может и пискнуть. Кажется, Флебетников вдруг осознал, что этот здоровый деревенский мужик, дай ему волю, с радостью отмудохает жирного русского до полусмерти и скормит свиньям.
Магдалена поворачивается к Морису с Норманом, но их уже нет рядом. Они уже в полутора метрах впереди. Флейшман пихает Нормана локтем в бок, они переглядываются и ухмыляются. ХК летит впереди всех на неслыханной скорости, видимо спешит к Джебу Доггсу, чтобы воспользоваться преимуществом, которое им обеспечил охранник, задержавший и запугавший Флебетникова.
Опарыши расползаются и тычутся по всему залу, в сопровождении советников спешат к вожделенным павильонам. А вон там пихаются двое!.. Похоже, два управляющих хеджерными фондами – откуда-то из Коннектикута? – Флейшман говорил про них… Впереди, уже далеко, раздается ХаХХХаХхок-хок-хок-хок, и Норман оглядывается на двух воинственных коротышек… но не Флейшман. Тот на пару со своей ХК, мисс Карр, сама деловитость, уже сворачивает в нужный павильон. Дородный опарыш – Магдалена видела его в очереди – подваливает к ним сбоку, улыбается и спрашивает:
– Как дела, Мэрилин?
ХК смотрит на него долю секунды настороженным взглядом, как бы пытаясь понять даже не кто это, а что это за… существо?.. пристает, посягает на ее внимание в такой критический момент? И не реагирует.
Норман следует за парочкой в павильон и держится чуть в стороне… от них и высокого мужчины, седого, хотя с виду совсем не старого, с пустоватыми прозрачно-серыми глазами, раскосыми, будто у лайки, или как там называются собаки, которые таскают сани по снегам на Северном полюсе.
– Вы ведь знакомы с Гарри Гошеном, правда, Морис? – спрашивает ХК.
– Нет, боюсь, не знаком, – отвечает Флейшман.
Он оборачивается к человеку с прозрачными глазами, сухо улыбается, и они жмут друг другу руки.
До чего прозрачные глаза… выглядят не человеческими и какими-то зловещими… Костюм на Гарри тоже бледно-серый, и голубой галстук… единственный за весь день мужчина в пиджаке и галстуке, которого видит Магдалена… Черные туфли так начищены, что складка между носком и подъемом тускло сияет. Это не иначе владелец галереи, ну или, по меньшей мере продавец… Богатые коллекционеры, как она только что увидела, ходят в лохмотьях и в кедах.
Флейшман, ХК и ледовитоглазый Гарри Гошен стоят над штабелем крепких кленовых ящиков, каждый три-четыре дюйма в высоту, а в длину от девяти до двадцати четырех дюймов, некрашеных, нетравленых, но покрытых столькими слоями прозрачного лака, что больно смотреть. Гарри Гошен открывает один из ящиков покрупнее… обитый изнутри, включая крышку, шоколадного цвета бархатом, и вынимает оттуда большой округлый слиток матового стекла дюйма два в толщину… по напряжению рук Гарри Гошена и по его позе видно, что эта штуковина прилично весит. Гарри поворачивает ее под углом примерно сорок пять градусов… полупрозрачное стекло заполняется светом, и где-то там, непонятно как вырезанный в толще слитка… тонко вырезанный, в мельчайших деталях…
– Ну, типа, ар-деко, – говорит ХК Флейшману.
…барельеф, молодая женщина с длинными вьющимися локонами, – ХК вынимает какую-то фотографию.
– Ну, по всему, он. Как вам кажется?
…и молодой мужчина с короткими вьющимися локонами… трахаются… и, как принято говорить, «видно всё», и это «всё» залито ярким светом.
Норман разволновался, по лицу расползается глупая улыбка, он сильно наклоняется вперед, чтобы поближе увидеть «всё». У Флейшмана совершенно бестолковый вид. Взгляд мечется с порнографической геммы на лицо ХК и обратно и снова на ХК… «Что я должен думать, ХК?»
Жидкоглазый Гошен вынимает из следующего ящика новый кусок стекла… поворачивает, поворачивает… вот оно!.. появляются новые мужчина и женщина… блудодействующие в новой позе… новая стекляшка… анальный секс… еще одна… три фигуры, две женщины и мужчина, соединяющиеся в анатомически невозможной комбинации… следующая… двое мужчин и две женщины… блуд… пальцы, языки, рты и руки по локоть, исчезающие в срамных жерлах… Взгляд Флейшмана отчаянно скачет с затопленной светом стекляшки на Мерилин Карр… туда и обратно… Времени совсем нет… в любой момент в павильон нагрянут другие покупатели… конкретно Флебетников… Магдалена подходит ближе. Флейшман смотрит на свою советницу… умоляюще. Она едва заметно качает головой, подразумевая «нет»… Магдалена слышит, как ХК едва слышно констатирует:
– Не культовый Доггс…
И опять… блудодеи… Флейшман в отчаянии смотрит на Мерилин Карр. Та без единого слова едва заметно кивает, подразумевая «да»!.. Флейшман тут же оборачивается к лайке-призраку, который поясняет призрачно-низким голосом:
– Три.
Флейшман вновь смотрит на Мэрилин Карр, молит взглядом… Та вновь медленно кивает… Флейшман бросается к призрачному Гошену и глухо скрипит: «Беру…» – и Гошен лепит на лакированный футляр выбранного слитка красный кружок… Теперь взгляды прыгают туда-сюда как сумасшедшие… шепот, отчаянные сигналы… Гошен говорит:
