Турмуд Хауген - Сказочные повести
Максим никогда не говорил о матери. Ему было трудно даже произносить ее имя, и он упрекал Флоринду в том, что она не остановила дочь. На Флоринду он злился еще и потому, что она отказалась растить его. Наверное, он ненавидел их обеих. А впрочем, кто знает.
Максим старался держаться как ни в чем не бывало. Он стремился контролировать свои поступки, быть сильным и мужественным. Ему нравилась его фамилия[3], хотя отец, давший ему ее, ничего для него не значил. После того как мать уехала в Россию, отец затерялся в огромном мире, не оставив никаких следов.
«Отца я тоже не помню», — думал Максим. Однажды Флоринда показала ему фотографию высокого серьезного человека, снятого возле дерева. Отец.
И все-таки фамилия давала Максиму дополнительные силы. Она была острая, блестящая, сильная и опасная. Однако она не спасала Максима от тоски и уныния, которые нередко охватывали его в полнолуние. Он вставал против воли и смотрел на луну, висевшую над садом.
— Дурак, — говорил он себе. — Так дураком и останешься. Ты никогда не сможешь играть с большими ребятами в их игры. Всегда будешь прибегать последним, а ловить тебя будут первым. Вот и теперь Гус ван Даан готовит тебе какой-то сюрприз.
Максим заказал виски. Он не думал ни о Лидии, своей жене, ни о Николае. Он очень редко думал о сыне, но уж коли это случалось, у Максима от тоски мутилось сознание.
Походка у Лидии Сверд была очень решительная. Высокие каблуки звонко стучали по плитам тротуара, узкая юбка открывала колени, а жакет из рыси жарко обнимал плечи.
Она знала, что хороша и что многие смотрят ей вслед. Она тряхнула головой, и ее рыжие волосы вспыхнули в сумерках.
И все-таки ее била дрожь.
Лидию знобило весь день. Она поймала себя на том, что слишком часто выглядывает в окно, прислушивается, не звонит ли телефон или дверной колокольчик, точно кого-то ждала. Хотя ждать ей было некого и нечего.
Ей нравилось гордо идти по улице, не замечая встречных прохожих. Однако втайне она ловила на себе их восхищенные взгляды и упивалась ими.
Лидия была красива.
Она быстро свернула на Дроннингенсгате. Было уже поздно. Лидия вспомнила, что не оставила Николаю записки и не достала обед из морозильника. От досады она прикусила губу, хотя знала, что Николай справится и сам.
Максим не нуждался в ее заботах, он был на пути в Йоханнесбург. Именно сегодня это ее очень устраивало. Лидия знала, что Максим занимается контрабандой алмазов. Он сам рассказал ей об этом. А теперь еще и Харри Лим сообщил ей, что часть алмазов, о которых неизвестно ни ей, ни шефу, Максим оставляет себе. Шефом они называли таинственного покупателя, о котором ей говорил Максим.
Лидия зашла в подъезд дома 46 по Дроннингенгате. Там она задержалась и прислушалась. Потом прошла мимо лифта и бесшумно поднялась по лестнице.
На третьем этаже она отперла дверь с табличкой: Кирстен Вик, консультант, вошла в контору и опустила шторы, прежде чем зажечь настольную лампу.
Контора была маленькая и почти пустая. Письменный стол с крутящимся креслом, два стула для посетителей. Шкаф для документов, пишущая машинка. На столе не было ни единой бумажки.
Лидия сняла жакет, села за стол и сомкнула кончики пальцев. Глянув на часы, она начала нетерпеливо постукивать пальцами друг о друга.
На площадке послышались шаги. Лидия насторожилась. В дверь постучали три раза.
— Войдите, — тихо сказала Лидия, хотя, по-видимому, достаточно громко, чтобы ее услышали.
Дверь открылась, и в контору вошел человек в плаще, перехваченном поясом. Он улыбнулся Лидии. У него были черные, блестящие, зачесанные назад волосы, белые зубы и загорелое лицо, несмотря на то, что на дворе стоял октябрь. Глубоко посаженные глаза были совершенно черные.
— Ты поздно, Харри, — холодно сказала Лидия.
— Поздно, но не слишком. Харри Лим всегда приходит вовремя.
— Садись. Нельзя терять времени. Максим вернется через четыре дня, до его возвращения у нас все должно быть готово. Нельзя, чтобы он понял, что я раскрыла его, и потому нам следует соблюдать особую осторожность.
— Он ничего не поймет, — спокойно сказал Харри Лим. — Ты еще не знаешь всех моих способностей. Только…
— Только что?
— Только мои способности раскрываются по мере увеличения гонорара.
Лидия вздохнула:
— Ты получишь свои пятьдесят процентов. Мы делим поровну. Ни больше, ни меньше. Придется тебе этим удовлетвориться.
— Ну что ж, это неплохо. Но, по-моему, ты недооцениваешь опасности. Если принять их в расчет, пожалуй, следует кое-что накинуть. Ведь будет обманут не только твой муж, но и связанные с ним люди. Ты знаешь, как они следят за ним. Если они обнаружат твои проделки, тебе придется уезжать, и чем скорее, тем лучше. И помни, что у тебя есть сын.
— Пожалуйста, не вмешивай сюда моего сына! — оборвала Лидия Харри Лима. Выражение ее лица не предвещало ему ничего хорошего, глаза горели ненавистью.
Харри Лим испуганно отшатнулся. Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
— Ну что, начнем? — тихо спросила Лидия.
— Начнем, — еще тише отозвался Харри Лим.
Глава 3
В палатке сидели двое.
У одного были связаны за спиной руки, ноги тоже были стянуты веревкой. Он сидел на подстилке из козьей шкуры. Его обнаженное тело смугло поблескивало в свете очага. Голова пленника была гладко выбрита. Глаза, как щелки. Ресницы непроницаемым веером прикрывали зрачки. В ухе висел золотой полумесяц. Белые брюки были запачканы кровью и грязью. Через разорванную штанину виднелась длинная рана с запекшейся кровью.
Второй сидел по другую сторону очага в кресле с высокой спинкой. Он закинул ногу на ногу и слегка покачивал носком ботинка. На лаковых ботинках играл отблеск огня.
На нем был темный костюм из бумажной ткани. Ворот белой рубашки был расстегнут. Золотая цепочка тяжело лежала на светлой, но загоревшей коже. На запястьях поблескивали бриллиантовые запонки. Белая шляпа почти скрывала светлые волосы, тень от ее полей доходила до губ. Ни бороды, ни усов у него не было.
В палатке было жарко, но светловолосый как будто не замечал этого.
Рядом с его креслом стоял небольшой резной столик сандалового дерева. Хрустальный графин с темно-красным вином на фоне стола казался черным. Светловолосый поднял рюмку с высокой витой ножкой и осторожно пригубил темную влагу. Почти неслышно причмокнув губами, он поставил рюмку и двумя пальцами взял гроздь винограда.
— Хороший виноград, — сказал он по-английски с едва заметным акцентом, — сочный и не перезрелый.
Пленник молчал, но невольно глотнул, когда светловолосый осторожно оторвал губами виноградину с синей запотевшей грозди. Заметив это, светловолосый задержал руку, не донеся гроздь до блюда. Она повисла между ним и пленником.
— Я уверен, что мы договоримся, — мягко, почти дружески, сказал он.
Снаружи тихонько всхлипывал ветер, пролетая над равниной. Беспокойно блеяли козы. Лаяли собаки, словно предупреждали о чем-то. Вдали слышался протяжный вой.
— Нас ждет волчья ночь, — сказал светловолосый и склонил голову набок. — Но тебя это, кажется, не пугает? — Он снова поднял рюмку. — Хочешь пить? Я вижу, у тебя потрескались губы. Наверное, и горло пересохло, язык, как терка… Мне жаль, что я задержался, понимаешь, непредвиденные обстоятельства… — Он широко улыбнулся. — Но главное — мы оба здесь, и прости, если я заставил тебя страдать от жажды.
Он несколько раз пригубил рюмку.
— Согласись, что эта задержка поможет тебе стать немного сговорчивей.
— Кто ты? — хрипло спросил пленник. — И что тебе от меня нужно?
— Первый вопрос не главный, а на второй ты скоро получишь ответ, — сказал светловолосый. — Мне надо узнать у тебя кое-какие сведения, и чем быстрей я их узнаю, тем скорей ты сможешь утолить жажду и уйти отсюда.
— В храме меня уже хватились, — прошептал пленник.
Светловолосый тихо рассмеялся.
— Очаровательная наивность! — воскликнул он. Нет, мир еще не безнадежен. А вот у тебя нет никакой надежды. Ты просто не знаешь, что богатые дары могут заставить забыть о многом даже служителей храма.
Пленник вздрогнул и опустил голову.
— Что тебе от меня нужно? — прошептал он.
— Мог бы уже догадаться. Я хочу, чтобы ты рассказал мне все, что тебе известно о лунных камнях, теперь их называют царскими.
— Я ничего о них не знаю.
— А мне известно, что знаешь. И немало.
— Я не знаю, где они.
— Ты можешь навести меня на их след.
— Никто не заставит меня говорить о них. Я лучше умру.
Светловолосый тяжело вздохнул.
— Так говорит герой. А теперь послушаем, что скажет нам человек.
Он хлопнул в ладони. Шкуру, которой был занавешен вход, откинули в сторону и в палатку грубо втолкнули невысокую девушку. Она споткнулась и упала на колени, уткнувшись лицом в пленника со связанными руками.
