Катерина Шпиллер - Дочка, не пиши!
Жаль, тебя рядом нет. В воздухе что-то висит, жуть какая-то. Дочу нашу я очень люблю, о чем ты беспокоишься?
Климов:
Господи, неужели это мы и это все не сон??? Зачем я это? Тебе теперь другой лампадой светит… Выбор сделан!
Что у нас теперь? «Высокие отношения, нормальные для духовных людей»? Нет. Я все порчу. Плачусь, вот.
Девочка моя, я умираю, правда, клянусь! Как же мне без тебя?
Но что-то скоро будет, я чувствую, что-то будет. Что-то будет!
Ничего не отвечай, не говори! Или что-то простое, короткое. Не надо ничего объяснять. Просто отреагируй как-нибудь, не молчи, умоляю!
Жизнь кончилась. Осталась доченька (я ведь ее обожаю), работа ради денег и чертова память.
Прости. Прощай меня каждый день. Кто знает – какой из них последний? Люблю до последнего…
Климов:
Ты говоришь – жизнь дольше, чем любовь? А сколько нам отмерено, жизни-то?
Мне иногда кажется, что твой мучительный уход – твоя хитрая, может, и не тщательно продуманная, а по наитию, тактика, направленная, по твоему разумению, на благо мне. Ты, видимо, думаешь, что мне так легче, что я не как все и что со мной нужно медленно и аккуратно. Может, ты и права. Но ты не понимаешь одного – медленно или быстро, а в конце концов, в случае, если ты останешься с Ним еще надолго, это будет тот самый случай, когда жизнь любви короче. И не держи сердца на меня за эти слова, пожалуйста, это не шантаж, честно.
В конце концов, жизнь – это дорога к смерти, а как ее наполнить – личное дело каждого. У меня этой проблемы нет – в моей жизни есть ты, и одной жизни на тебя мало, и десяти, и миллиона. Ты мое солнышко вечное! Слава Богу, я тебя встретил в этой жизни! Ты мне подарила столько счастья, которое, казалось, будет всегда!
Ты родная моя и единственная навеки.
Живу тобой.
Климов:
Ты желаешь мне счастья – большое спасибо! Господи, но ты не понимаешь очень простой вещи! Ты – единственное, что у меня было, есть и будет.
Ты – вселенная, необъятная и непознанная, родная и единственная, ты во мне и вокруг меня. И что по сравнению с этим все вокруг! Грязь! Ее не видно.
Автор:
Сашенька!
Наконец-то я поняла, где ошибка. Ты переоцениваешь меня, ты создал себе кумира. А, как известно, это дело до добра не доводит. Наверное, сейчас бесполезно тебе говорить, что я не стою твоих страданий. Достаточно внимательно посмотреть на объект. Я не кокетничаю, не напрашиваюсь на комплименты – ей-богу! Просто слишком точно оцениваю себя, особенно в последнее время. Я знаю, что любви нет дела до объективности, но средство имени Тристана (помнишь – «только дегтя добавляйте к меду…») существует. Попробуй его, ты ничем не рискуешь. Могу помочь.
Итак, я – не очень красивая, а всего лишь в меру симпатичная – факт? У меня, как минимум, с пяток физических недостатков: несимметричное лицо, длинная, как у гусыни, шея, крохотная грудь, жирноватые бедра, изуродованные ступни. Дальше, характер – хуже некуда. Ничего в жизни не достигла, успеха не добилась, а манией величия страдаю. На каком, спрашивается, основании? Не бездарь, конечно, но до способного человека тоже не дотянула. Здоровье… Пора в дом инвалидов. Сорока нет, а чувствую себя на 80…
Ты начинаешь жить, рождаешься. А рождение, как известно, процесс мучительный и болезненный. Моя жизнь, увы, сделана. Я не в отчаянии, не думай, и не рву на себе волосы. Это просто спокойная констатация после долгих размышлений. В твоей жизни я могу быть теперь только балластом. У тебя впереди жизнь. А я буду доживать. Спокойно, тихо, понемногу старея. И с надеждой, что с моим хилым организмом это надолго не затянется. Но, возможно, мне хоть удастся отдохнуть, я что-то совсем устала.
Не губи себя страданиями, в конце концов, не губи мою многолетнюю работу над тобой. Ты растешь – вот и расти и, будь любезен, не херь мои усилия.
Климов:
Что толку повторять – «у меня несимметричное лицо»? Да это лицо лучше и роднее всех лиц на свете!!! «Эти чертовы глазища» – о чем тут спорить, боже мой, носик, губки, щечки! Я могу продолжать бесконечно. В твоих формах есть то, что невозможно придумать, и сколько буду жить, столько буду мечтать снова и снова о них, независимо от того, как близко или далеко они от меня, время бессильно помешать. Все, что связано с тобой, вечно.
Да, про характер. Ловлю на слове (ты сама это любишь). Противоречие в твоих словах налицо. Если бы не твой характер, о каких результатах своей многолетней работы надо мной ты могла бы рассуждать? Ты же сама видишь, что я меняюсь, это действительно так. Но это только для тебя, благодаря тебе, ради тебя. Ты наполнила меня содержанием, дала мне жизнь больше, чем мать.
Автор:
Я очень много думаю и анализирую всю свою жизнь. Попробуй и ты. С самого начала. И с того места, когда мы начали жить вместе. Ты – не тот мальчик, что был 20 лет назад. Вот попробуй вспомнить все без сердца и по возможности без чувств. Может, ты придешь к тому же, к чему уже пришла я. И мы поговорим об этом.
Умоляю тебя об одном: не хорони себя! Банальность, но на самом деле страдания бывают полезны, очищают, чему-то учат… По себе знаю. Катарсис. Переосмысление. Затертые слова, но верные.
Климов:
Значат ли твои слова, что, ты думаешь, наши 20 лет были сплошной ошибкой и что вот только сейчас… Я все время анализирую прошлое, настоящее и будущее. Усиленно. Время есть. Думаю, наши мнения не совпадают, да и хорошо. Хотя я знаю, что ты не считаешь, что то, что сейчас происходит, и есть то, о чем ты мечтала. Ну, что ж, тогда будет о чем поговорить, поспорить. Хотя и без этого есть. Мне так много тебе хочется сказать, да просто говорить, ощущать, что ты рядом, твое тепло, дыхание, взгляд. Сказать, что не хватает тебя – ничего не сказать. Пресная жизнь, теряющая всякий смысл, бесконечная суета, перемежающаяся паузами для краткого отдыха, и все это на дичайшем ощущении такой боли! Она стала моим спутником, постоянным ощущением бытия. Через нее я смотрю на мир, это мой последний рубеж, последняя миля. То, что отделяет и связывает одновременно. Боль разлуки, боль твоего отсутствия меня разрушает, и я чувствую приближение, чувствую. Но, пока я жив, я надеюсь, молюсь и стараюсь хоть что-нибудь успеть сделать. Я никогда не успокоюсь, не отступлюсь, это мне совершенно ясно. Потому что это часть меня, потому что это ты. Я не хороню себя, не пугайся. Не страшна смерть. Есть жизнь страшнее смерти.
Да еще доча! Какая она хорошая! Кто может еще так любить, не зависимо ни от чего, как наши дети.
А почему так долго не отвечала? Я уж думал, ты смертельно обиделась. Не звонишь… Что происходит? Интересно, приедешь ли на неделе?
Впрочем, пойми, я не давлю. Если нет настроения, желания, потребности – ничего не надо! Не хочу, чтобы ты через силу, из чувства долга или вины, что ли, поддавалась уговорам. Через силу – не надо.
Автор:
Я вижу, как плохо тебе. И кляну себя, что это по моей вине! Но что я могу сделать? Но вернуться невозможно, пойми! И куда вернуться? К чему? Подумай, Сашенька. И нет никакой хитрой политики, нет никаких «жидомасонских заговоров». Все внутри моей головы, все – только я.
Климов:
Твои слова «прости, если можешь» звучат как «прощай навеки». Так?
Что ж, допускаю, что остаток сильных чувств ко мне бывший муж сохранил по сей день. Как жаль, что они по чужой злой воле трансформировались в подлость и месть. Хотя вполне возможно, что, если бы я его позвала, чувства ко мне снова поменяли свой знак… Не хотела бы я быть на месте нынешней жены Климова!
Я рада бы поставить в этой истории точку. Впрочем, я думала, что поставила ее еще в конце первой книги. Не вышло. И теперь от поведения некоторых людей будет зависеть, не превратится ли эта точка в многоточие.
Обучаемы ли гоминиды? Способны ли думать и делать выводы? Все-таки близкие родственники человека. Поживем – увидим.
Эпилог
Я несусь по квишу – израильскому хайвею. Какие же здесь хорошие дороги! Скорость совершенно не чувствуется, машина будто летит, едва касаясь шинами ровного, гладкого асфальта без единой выбоинки или трещины. Звучит мой любимый диксиленд, за бортом градусов сорок, а меня обдувает прохладный ветерок кондиционера. Несмотря на высокую скорость, езда совершенно спокойная, я чувствую себя в салоне авто расслабленно и умиротворенно. Неторопливые мысли снова вертятся вокруг одного и того же. Только теперь это обыденные размышления, абсолютно не нервнозатратный процесс перебирания событий в памяти, холодный анализ и бесстрастные логические построения. Теперь я способна на это, даже ведя машину на огромной скорости. Еще недавно, если речь заходила о матери, бывшем муже и вообще обо всем моем прошлом, я не могла чего-нибудь не выронить из рук и не разбить, к примеру, чашку или тарелку. А теперь руки спокойно лежат на руле и не дергаются. Дыхание спокойное, выдержка железная.
