Себастьян Фолкс - Неделя в декабре
Это называли довольно презрительно — «опережение», но, поскольку его практиковали все обслуживавшие банки брокеры, используя при этом выболтанные коллегами сведения о клиентах, Вилс помышлял только о том, чтобы не лишиться конкурентных преимуществ, которые он завоевал тяжким трудом.
Затем объемы продаж стали уменьшаться, и Вилс увидел назревавшую проблему: регулирование. В 1987-м пошли разговоры о том, что неповоротливая армия законодателей все-таки выступила в военный поход, и потому, когда банк поинтересовался, не желает ли он перебраться в Нью-Йорк и возглавить — за гораздо большее жалованье — команду продавцов на тамошней торговой бирже, на НТВ, Вилсу потребовалось меньше минуты, чтобы ответить согласием. И когда грянуло регулирование, он уже ехал в аэропорт.
С Ванессой Уайтвэй Вилс познакомился в Нью-Йорке, во время уик-энда, который он проводил на Лонг-Айленде. Он остановился тогда у Никки Барбиери, в его доме с видом на дюны Вест-Хэмптона, и Никки уговорил своих гостей заглянуть на барбекю в аристократический, колониальных еще времен, особняк, в полумиле от них. Вилсу было тогда двадцать восемь, а сумма, которую он зарабатывал в банке, описывалась (с учетом бонусов) семизначным числом; он уже успел купить — в добавление к квартире в хайгейтских конюшнях — квартиру в Верхнем Ист-Сайде. Ванесса происходила из англо-американской семьи и после того, как жених-американец оставил ее с носом, стала отдавать предпочтение английской составляющей семейной традиции. Женщиной, что называется, теплой она никогда не была, а злоключение с женихом словно покрыло ее корочкой льда, от которого и самых заядлых бабников вроде Никки Барбиери пробирала зябкая дрожь.
Вилса же Ванесса заинтересовала. Она походила на рынок, к которому он еще не подобрал ключей, и ему захотелось понять, какие с ней связаны риски, — что на ней можно заработать, каковы ее «бета» и «дельта». Тогда Ванесса сносила знаки внимания Вилса, не подавая ему никаких надежд, она ясно дала понять, что считает НТВ вульгарным местом работы. Вилс с ней согласился, но разница между ними состояла в том, что как раз вульгарность биржи ему и нравилась: она составляла приложение к деньгам, к игре страстей и прибылей. Он пригласил Ванессу пообедать на Манхэттене и повел ее в самый популярный (по рейтингу той недели) ресторан Сохо, однако мгновенно понял, что постиндустриальный декор и замечательная многонациональная кухня ей не по вкусу. В следующий раз Вилс выбрал находившийся неподалеку от музея Метрополитен, на углу Парк-авеню и 80-й, французский ресторан с порхавшими по нему официантами и обтянутыми бархатом банкетками, и Ванесса совсем чуть-чуть, но все-таки оттаяла.
Разумеется, в Лондоне он время от времени подпитывал свое либидо, заглядывая в стрип-клубы, участвуя в мальчишниках и прибегая, в очередь с коллегами, к услугам женского персонала Сити, вернее, тех его представительниц, что намеревались сделать карьеру, обслужив всех до единого членов определенной торговой команды (Бренда — на одну ночь аренда: господи помилуй), однако женщины как таковые Вилса не интересовали. Он «делал свое грязное дело», как это тогда называлось, просто ради того, чтобы среди коллег не поползли ненужные слухи, ну и потому, что считал это полезным для здоровья, хоть и не вполне понимал, чем именно. Однако душу в него никогда не вкладывал. Ему нечего было сказать этим размалеванным созданиям, да в барах на Моргейт и Лондон-Уолл и разговаривать-то из-за стоявшего там шума было довольно трудно. Вилс не без некоторого уважения наблюдал, как его коллеги-брокеры обрабатывают двадцатилеток, дыша им в личики шампанским и выкрикивая сущие глупости, однако считал дивиденды, доставляемые плотскими утехами, недолгой и скудной прибылью на инвестируемые в них часы утомительной скуки.
Впрочем, с Ванессой Уайтвэй все обстояло иначе. Она была достаточно красива, считал Вилс, чтобы заставить других мужчин проникнуться к нему завистью и уважением: стройная, с каштановыми волосами по плечи и большими голубыми глазами; к тому же, увидев ее стоявшей в черном цельном купальнике на краю лонг-айлендского бассейна, он не заметил никаких признаков целлюлита. Ванесса пила водку с лаймом и мятой и выкуривала по пачке сигарет в день; от отца, американского промышленника, на ее личный счет приходили деньги, которых хватало на покупку одежды и уик-энды, которые она время от времени проводила в обществе своих подруг. По расчетам Вилса, даже если в денежном выражении она обойдется ему дороговато, во всех прочих отношениях содержание и техническое обслуживание Ванессы больших затрат не потребует: она не станет высасывать из него соки; он не окажется в таком положении, в какое не раз попадали многие подававшие надежды брокеры, которым приходилось отдавать обслуживанию и умиротворению их жен столько времени, что на обдумывание способов, позволяющих делать хорошие деньги, его почти не оставалось.
В час ланча Джон Вилс совершил редкую для него прогулку по городу. Он условился о встрече с Питером Рейнольдсом, инвестиционным менеджером компании «Шилдс ДеВитт», она же «Ватикан», не потому, что у Вилса с этим невыносимо честным Рейнольдсом было что-то общее, просто ему хотелось узнать, какими слухами обмениваются — над бокалами бароло и тарелками спагетти по 35 фунтов — посетители ресторанчика «Саджиорато», находящегося в нескольких ярдах от торгового пассажа «Барлингтонская аркада».
— Будете сегодня на гулянке «Старперов», Джон? — спросил, разламывая хлебную палочку, Рейнольдс.
Речь шла об организации, называвшейся «Хедж-фонды в помощь престарелым пенсионерам». Настоящего ее названия никто, похоже, не помнил, а между тем эта организация устраивала благотворительные вечера с аукционами, где богатейшие люди финансового мира норовили перещеголять один другого, а вся выручка шла в фонд помощи пенсионерам. В 2005-м «Старперы» сняли для этой цели галерею «Тейт Модерн» и собрали 18 миллионов фунтов.
— Я уже проделал то же, что и всегда, — ответил Вилс. — Взял три столика, заплатив двойную цену, правда, посадить мне за них некого, да и сам я прийти не смогу, нет времени.
— Вы молодец, Джон.
— Да нет, я просто не бедный.
— Я вижу, Дугги Мун снова сидит на его всегдашнем месте.
— Да, — сказал Вилс. — Вот скажите, вам хочется быть денежным маклером? Это примерно то же, что служить в долбаном бюро свиданий или сдавать напрокат жеребца-производителя, — вся работа Дугги сводится к тому, чтобы ставить одних людей в позицию, которая позволит им поиметь других.
— А ему еще и развлекать их за каждым ланчем и ужином приходится. Не понимаю, почему он хотя бы изредка не кормится в каком-нибудь другом месте.
— Полагаю, хочет, чтобы все знали, где его можно найти, — сказал Вилс, поддевая вилкой тальолини с крабовым мясом. — Он же, в сущности, сводник.
— Хрен собачий, вот он кто.
Тем не менее, покончив с едой и направившись к гардеробной, Вилс позволил себе ненадолго задержаться у шумного столика Дугги Муна. По тому, как громко звучали голоса сидевших за ним людей, и по цвету физиономии Муна Вилс понял, что тот пребывает нынче в словоохотливом настроении, однако изобразил приятное удивление, когда Мун поздоровался с ним. Одним из сидевших за столиком был француз по имени Ги Деплешен из парижского отделения американского банка; насколько знал Вилс, работа его сводилась по преимуществу к тому, чтобы давать коллегам рекомендации, как со вкусом потратить часть их бонусных долларов на дома, вино и произведения искусства. В финансовом деле он разбирался плоховато — Вилс обнаружил это, когда Деплешен попытался навязать ему свой банк в качестве прайм-брокера.
Пока стояли в гардеробной, ожидая пальто, Деплешен стиснул руку Вилса и прошептал, что у него есть новешенькие, с пылу с жару, сведения, которыми он готов поделиться, но не здесь, а только на улице. Попрощавшись с Питером Рейнольдсом и Дугги Муном, Вилс прошел с Деплешеном до угла Корк-стрит, и там француз прижал его спиной к витрине магазина и, почти вплотную приблизив свое лицо к его лицу, потребовал:
— Поклянитесь жизнью жены и детей.
— Да-да, Ги. Чем хотите.
— Нет, Джон. Скажите: клянусь жизнью жены и детей…
— Клянусь жизнью жены и детей.
— …Что не скажу ни единой живой душе о том, что сейчас услышу, и о том, от кого услышал.
— Разумеется. Так в чем дело?
— Нет, вы скажите это, Джон.
— Что не скажу ни единой живой душе о том, что сейчас услышу, и о том, от кого услышал.
И Деплешен прошептал ему на ухо:
— Первый нью-йоркский решил купить Ассоциированный королевский. Два дня назад их президенты обедали тет-а-тет. Сведения точные.
Вилс кивнул:
— Интересно.
— Помните, вы поклялись.
— Конечно.
— И, Джон… — уже громче сказал в спину уходившего Вилса Деплешен. — Мы могли бы вместе делать дела! Позвоните мне! Пообедаем!
