Анна Матвеева - Завидное чувство Веры Стениной

— Мы не будем вам мешать, — решительно произнесла Юлька и упала. Евгения заплакала, Лара засмеялась: они были как холодная и горячая вода. Холодная вода — вот что было нужно Стениной. Смыть с себя это наваждение, стряхнуть, как пыльные эполеты. Валечка бросился к упавшему телу, точно Вакх — к Ариадне на полотне Тициана, и бережно поднял его.

— Дайте мне вина! — прошептала Юлька, бессмысленно глядя куда-то в потолок. — Освежите меня яблоками!

— Ишь какой! — одобрила Валечку Лара.

— Эта — твоя, — между делом определил Валечка, унося Копипасту в комнату и аккуратно встряхивая её в воздухе, чтобы распределить вес.

— А мы есть хотим, — сообщила дочь.

— Не сомневаюсь. Мойте руки.

— Тётя Вера, а у мамы это пройдёт? — спросила Евгения, все ещё всхлипывая.

— Смотря о чём ты, — злобно ответила Вера, гремя сковородой, как гонгом.

— Как о чём? — удивилась Лара. — Евгения спрашивает, когда у тёти Юли пройдёт это пьянство?

— Завтра, когда проснётесь, всё будет хорошо.

Лара открыла холодильник и глубокомысленно разглядывала его содержимое:

— А котлетики ещё остались?

Вера надеялась, Валечка выйдет из комнаты через минуту и объявит, что ему пора. Так на его месте поступил бы каждый второй и первый встречный. Поэтому она без всякой жалости смотрела, как оседает мука на платье — и пудрит никому не интересное декольте.

— Котлетики! — предвкушала дочка, и даже Евгения нетерпеливо поглядывала в сторону фырчащей сковородки. Летучая мышь сидела за столом вместе с ними, как третья дочка Веры.

«Давно не виделись, — усмехнулась про себя Вера. — Тоже голодная?»

«Ещё бы», — ответила зависть.

Валечка вышел из комнаты через полчаса. «Нагляделся», — страдала Стенина.

— А что-нибудь постное есть? — спросил он у Веры.

— Лапшу будешь?

— Если тебе нетрудно.

— Лапшу никому не трудно.

— А ты кто такой вообще-то? — включилась Лара.

— Валентин Аркадьевич.

Лара хихикнула.

— Что, смешное имя?

— Как для старого дедушки.

— А я и есть старый.

— Нет, тебе ещё долго жить придётся.

— К сожалению. Тебя Лара зовут, да? А ты — Евгения?

Евгения кротко кивнула, залилась тёмным румянцем.

Валечка поискал взглядом икону, но обнаружил только чеканку — выжившую с восьмидесятых выпуклую девушку.

— Девочки, пора спать! — скомандовала Вера. — Завтра вообще-то в школу.

— А почитать на ночь? — строго спросила дочь.

— Давайте я вам лучше расскажу историю, — предложил Валечка.

— Сказку?

— Нет, настоящую историю.

— Давай!

— Вы умывайтесь, зубы чистите, а я съем лапшу — и приду.

Девочки наперегонки помчались в ванную. Лара ныла, что опять куда-то пропала её жёлтая зубная щётка, потом Евгения крикнула, что щётку нашли…

— Ты что, остаёшься? — удивилась Вера.

— Если ты не против.

— Но тебе придётся спать со мной в гостиной. Юльку ты унёс ко мне в комнату, в детской — Лара с Евгенией. — Она не стала упоминать о том, что частенько ночует вместе с девочками — на широком диване вполне хватало места троим.

— А мы не будем спать! — сказал Валечка. — Мы же поговорить хотели, помнишь?

Он снял наручные часы, аккуратно положил их на столик. С раскинутыми, хранящими форму руки ремешками, они были похожи на птицу, застывшую в полёте. Вера зачем-то смотрела на эти часы не отрываясь.

— Ис-то-ри-я! Ис-то-ри-я! — скандировали девочки.

Что это будет за история, Вера догадалась сразу. Конечно, царские останки! Видимо, за всю жизнь с Валечкой так и не произошло ничего более захватывающего.

В детскую она вошла на словах Лары:

— Ну, так пусть бы эволюционеры (так дочь произносила слово «революционеры») одного этого мальчика и убили! Раз он всё равно уже был больной наследник. Зачем же всю семью расстреляли?

— И собачку, — всхлипнула впечатлительная Евгения.

— То, что надо на сон грядущий, — похвалила Валечку Стенина.

Он смутился:

— Прости, я не подумал. Конечно, они ещё маленькие.

— Мы не маленькие, — возмутилась Лара. — Рассказывай, что было дальше.

— Завтра.

— А ты что, останешься у нас ночевать?

— Останусь. Поздно ведь уже. На улице темно и страшно.

— Тогда можешь лечь на бабушкиной софе, — разрешила дочь.

— Лара и правда Регистратура, — сказал Валечка, когда они наконец-то сидели в кухне вдвоём. Вера успела переодеться, закинув злосчастное платье в дальний угол гардероба. Теперь она была в простой серой футболке и джинсах, волосы собрала в хвост — хуже не придумаешь. Какая теперь разница.

— Вера, — Валечка так произнёс её имя, что стало совершенно ясно, какие слова последуют за ним. В принципе можно было ничего и не говорить — ограничиться одним этим обращением. Но он говорил — и при этом держал Стенину за руки и гладил их, как будто уговаривая маленькую девочку не спорить и быть послушной. — Всё равно у нас ничего не получится. Я никогда не женюсь, а эти наши встречи — грех. Большую беду на тебя навлекаю.

Он говорил это, но смотрел на Веру таким взглядом, который начисто опровергал каждое слово. Взгляд его был — любовь.

— Да ты же любишь меня! — воскликнула Вера.

— Стенина, где ты?

Держась за стены, в кухню шла пьяная Копипаста.

— Я долго спала?

— Может, час.

— Ты нас не познакомишь?

Она протянула Валечке руку — привычка, подсмотренная в Париже.

— Вы знакомы, и он даже был твоим мужем.

Юлька отдёрнула руку:

— Валентин? Тебя вообще не узнать! Вот что крест животворящий делает…

— Не богохульствуй, — попросил Валечка.

— Да я в хорошем смысле! Стенина, а можно мне кофе?

— Нельзя. Воды попей, вон кувшин стоит.

— Верка у нас строгая! — сказала Юлька. Она всё никак не могла осознать, что происходит.

— А почему ты у Стениной сидишь? — осенило её наконец.

— Лучше расскажи, почему ты напилась до такого состояния, — напустилась на неё Вера, — да ещё при детях?

— У меня кризис, — сказала Юлька и вдруг зарыдала. Слёзы потекли у неё из глаз сразу во все стороны — Вера так не умела, она плакала очень редко, и как правило, над грустными фильмами про собак. А Юлька всегда рыдала с удовольствием, но такого водопада на Вериной памяти не было. Даже в Лувре, когда Копипаста оплакивала Джоконду, всё выглядело куда приличнее.

Валечка подпрыгнул на месте, ударившись головой о полку, которая висела прямо над ним. Ударился, судя по звуку, изрядно, но не позволил себе даже ахнуть. Выдержка у него была, как у сыра «конте» — исключительная. Уж Вера-то это знала как никто другой.

Она бросила Юльке полотенце, та спрятала в него заплаканное лицо и тут же отбросила в сторону:

— Фу, котлетами пахнет!

— Извини, пожалуйста!

— Так что случилось, Юля? — спросил Валечка. — Какой у тебя кризис?

— Жанра! И жизни! И возраста! Я старая и некрасивая!

— Всё это чушь, — мягко сказала Стенина. — Ты очень красивая и молодая, все тебе завидуют, правда! Посмотри — у тебя джинсы размера «икс эс», а я с трудом влезаю в «эмку». Я бы хоть сейчас с тобой поменялась.

— Верка, ты такая хорошая! — всхлипнула Копипаста. — Ты мой лучший и единственный друг!

И тут же скосила глаза на Валечку — где его слова утешения, почему замешкался?

— Отлично выглядишь, — скупо признал он.

Вера с трудом увела Юльку спать, сидела с ней целый час — гладила по голове, как Евгению или Лару, говорила ей «ч-ч-ч», как малышке. Когда подруга наконец заснула, Вера на цыпочках вышла из комнаты. Ни Валечки, ни его часов с раскинутыми ремешками на кухне не было.

Как не было их ни в ванной, ни в детской, ни в пустой тёмной гостиной.

Глава двадцать восьмая

Если похвалите — я не поверю.

Если скажете правду, мне будет больно.

Лучше давайте-ка разойдёмся.

Пошёл снег, да сразу так густо, будто в кино.

Серёжа сказал:

— Я в такую погоду всегда думаю: Бог хочет засыпать весь мир снегом. Чтобы людей не было видно — вообще.

Лара отозвалась с заднего сиденья:

— Это как кошки закапывают экскременты, да? Или как собаки — косточку?

— Кошки здесь больше подходят.

— Кошки всегда больше подходят, — согласилась дочь. — Но мама их не любит.

Серёжу ошпарило этими словами:

— Верочка! А как же?..

— Я не любила их до встречи с Песенкой, — сказала Вера. — Он навсегда изменил моё отношение к кошкам. Вы, Серёжа, лучше на дорогу смотрите, а то поворот проскочите. Хотелось бы доехать, с третьего-то раза.

— А что за песенка? — заинтересовалась Лара.

— Это мой кот. Сейчас покажу фотографию.