Герберт Розендорфер - Латунное сердечко или У правды короткие ноги
– А политическую часть? – спросил Кессель.
– Ну, ее-то уж обязательно, – сказал доктор Якоби – Хотя я человек аполитичный. В моем возрасте смешно заниматься политикой, Я – наблюдатель. Я удалился в башню из слоновой кости.
– Значит, вы и на выборы не ходите?
– Почему же, хожу. Хотя и с отвращением. Все-таки это меньшее зло. Я еще десять лет назад говорил: корень всех зол – это положение о пяти процентах, Ну что это такое: места в парламенте получает только та партия, которая набрала не меньше пяти процентов голосов избирателей! Десять лет назад – или девять? – из-за этого застрелили Бенно Онезорга. Конечно, это так называемое студенческое движение в конце концов выродилось в хулиганство. Но произошло это не в последнюю очередь именно оттого, что студентам не дали возможности выразить себя легально: они не прошли в парламент только потому, что не набрали этих дурацких пяти процентов. А эти зажравшиеся монстры… Хотя мне как стороннему наблюдателю не к лицу пользоваться такими выражениями: эти так называемые «ведущие партии» потом приходят и просто забирают себе голоса их избирателей. Они паразитируют на чужих голосах!
– И к тому же они ничем не отличаются друг от друга, эти «ведущие партии»…
– Нет, почему же. Левые – дураки, но честные, а правые – дураки и подонки. Кроме того, левые давно уже никому не нужны, даже самим себе. Если бы мы с вами жили сто лет назад или пусть даже восемьдесят лет назад… Да мы бы на баррикады пошли за социал-демократов, ведь так? Сердце сжимается, когда читаешь, как жили тогда простые люди. Тогда социал-демократы и их близнецы-братья, профсоюзы, были действительно нужны, они буквально спасали людей, это был луч света в темном царстве для всех, кто жил, как говорят сегодня, «за чертой бедности». Но прошло время. Теперь за чертой бедности никто не живет, все уже спасены. Зачем они теперь? Кого им спасать? Они давно выполнили свою задачу, и неплохо выполнили. Социал-демократы были необходимы на определенном этапе истории, но этот этап уже позади. Как свечные щипцы для снятия нагара – кому нужны сегодня свечные щипцы? Это чистая ностальгия. Или ложка для ботиночных пуговиц. Вы, наверное, и не знаете, что это такое. А я в детстве носил ботинки с пуговицами, и к ним полагалась такая штуковина из проволоки вроде ложки, чтобы легче было застегивать… Да, свечные щипцы и ложка для ботиночных пуговиц – вот что такое сегодня социал-демократия. И самые умные среди них хорошо это понимают. Именно поэтому они чувствуют себя не в своей тарелке, отсюда и склоки между ними. Они маются не от безделья даже, а от бесцелья.
– Я тоже был левым, – признался Кессель.
– Все мы в свое время прошли через это.
– По-вашему, это что-то вроде детской болезни?
– Нет, – улыбнулся доктор Якоби. – Я так не думаю, хотя из моих слов, наверное, и можно сделать такой вывод. Просто каждому из нас хотя бы раз в жизни приходилось обижаться на тех, кто наверху, и мы, естественно, протестовали. Правда, переворачивать эту формулу опасно: не всякого, кто протестует против чего-нибудь, можно считать левым.
– Хотя ее то и дело переворачивают, – заметил Кессель.
– Разумеется. И прежде всего сами левые. Стоит человеку один раз с чем-то не согласиться, и он уже считает себя левым. Хотя, конечно, таких чистых, искренних, убежденных анархистов давно уже не существует. Как вы думаете, почему я монархист?
– А вы монархист?
– Конечно. Я за восстановлению монархии, потому что тогда бы я с чистой совестью подался в республиканцы. То есть мог бы податься, конечно: я же сторонний наблюдатель.
– Мой друг Якоб Швальбе. музыкант, основал однажды партию анархо-монархистов…
– Хорошая идея, – заметил доктор Якоби, – просто прекрасная идея. Налить вам еще чаю?
Не прерывая своих размышлений, Кессель протянул доктору Якоби чашку и спустя некоторое время сказал:
– Я не только был левым, я бы и сейчас, наверное, с удовольствием стал им…
– Но? – продолжил доктор Якоби.
– В том-то и дело! Было бы за что бороться. Не против чего, а за. Бороться против нацистов?
– Не путайте слуг с хозяевами…
– Как я радовался, – с грустью вспомнил Кессель, – когда Вилли Брандта избрали Канцлером…
– Я тоже голосовал за него, – тихо сказал доктор Якоби, – но только один раз. Потом уже нет.
– Но он все-таки прекратил холодную войну.
– Вы имеете в виду его новую Восточную политику? «Холодная война», м-да! Это слово сейчас вообще употреблять не стоит: могут неправильно понять. По-вашему, эти ползучие «теплые» пакости, которыми они с дружеской улыбкой обмениваются сегодня, лучше холодной войны? Вы верите, что в ней мог победить Восточный блок? Я – нет. Если бы у Восточного блока, точнее, у русских был хоть малейший шанс победить в холодной войне, разве они согласились бы ее прекратить? Нет, я в это не верю.
– Вы считаете, что в холодной войне можно победить?
– Если в войне вообще можно победить, то, наверное, только в холодной. Нет, у Восточного блока не было никаких шансов. При всей гнусности финансово-промышленных мафиози даже самый плохой капитализм по-прежнему лучше самого хорошего социализма. При капитализме вы платите деньги – если они у вас есть, конечно, – и занимаетесь всем, чем вам хочется. А при социализме за все приходится расплачиваться совестью. Чем легче пожертвовать, деньгами или совестью? Вот видите. Поэтому в экономическом плане капитализм всегда даст сто очков вперед социализму, где целая армия напыщенных бюрократов занята только тем, что лишает совести своих подданных. Стоит только разразиться всемирному сырьевому кризису, как они первыми сядут на мель.
– Ну, это всего лишь теория, точка зрения одного человека, да и то…
– …Наблюдателя?
– …Антикоммуниста.
Доктор Якоби на мгновение задумался.
– Да. Я против коммунизма.
– Потому что вы священник?
– Нет. Как священник я как раз должен был бы быть сторонником коммунизма. Он много помогает церкви. Нигде в мире службы не собирают столько народу, как в социалистических странах. Видели бы вы праздник Рождества Богородицы в Кракове! Нет: я против коммунизма, потому что его теория вредна. Я против коммунизма, потому что это – тот же фашизм.
– Излюбленный лозунг нашей бульварной прессы.
– Излюбленный или нет, однако подумайте сами: что такое фашизм? Я очень много думал над этим, поэтому мне сейчас легко говорить. Основу фашизма, его, так сказать, мировоззренческое ядро составляет постулат о непогрешимости собственного учения. Сейчас у нас можно называть себя антифашистом, но антикоммунистом нельзя: заклюют. Причем именно интеллигенты, а не бульварные газеты. Но если вернуться назад, к холодной войне…
– Еще один лозунг, который меня тем более не привлекает.
Доктор Якоби рассмеялся.
– Это не лозунг. Я хотел сказать, давайте вернемся еще раз к разговору о холодной войне. У нас почему-то все время забывают, что Восточный блок тоже участвовал в ней весьма активно. Для всякой войны нужны две стороны, даже для холодной. И потом, холодная война ведь на самом деле еще не окончена, и ее ведет тот же Советский Союз, только теперь уже против Китая. Теперь они обмениваются пакостями и взаимными обвинениями, но стрелять боятся…
– Хотя и это уже было…
– Да. Постреляли, но немного. – сказал доктор Якоби. сделав глоток чаю. – Вы только сравните: то, что было между Америкой и Россией в пятидесятые годы, повторяется сейчас между Россией и Китаем. Вьетнам – та же Корея.
– Следуя вашей логике, хуже будет, если холодная война кончится?
– Вряд ли она когда-нибудь кончится…
– Значит, вы все-таки не только наблюдаете, но и предсказываете?
– Нет. Я просто экстраполирую…
– И как же выглядит ваша экстраполяция?
– Все эти теории, будь то капиталистические или социалистические, все идеологии давно уже отжили свое. Они продержатся еще лет десять, максимум двадцать. Я-то уж до этого не доживу, но вы доживете. Население Земли растет, сырьевые ресурсы подходят к концу – если среди нас сегодня об этом задумывается всего лишь каждый пятый, то среди политиков это ясно последнему дураку. Но того, что на самом деле важна только эта проблема, а других проблем просто не существует, не понимает никто. Есть такой писатель Вольфганг Гедеке – вы, наверное, не знаете…
– Почему же, знаю, – возразил Кессель, – я читал несколько его стихотворений и книгу о путешествии в Россию.
– Так вот, он – это глас вопиющего в пустыне. У меня где-то тут лежит его работа, если хотите, я вам ее найду. Называется она «Большие прятки». Люди не готовы к катастрофе, пишет Гедеке, они просто не могут ее себе представить. Поэтому они играют с ней в прятки. Даже среди политиков… Вы и представить не можете, как это меня раздражает, когда я вспоминаю, что такая замечательная форма общества как демократия привела понятия «политик» и «дурак» к единому знаменателю! Их же нельзя слушать! Они берутся отвечать на любой вопрос, разбираясь в нем не больше годовалого младенца, и при этом еще гордятся своей непосредственностью! И это еще лучшие из них. О тех, у которых над лысиной сияет нимб полного кретинизма, я вообще не говорю.
