Агония Иванова - Проощание с детством
— А Настя? — прошептала Даша и распахнула глаза. Ее ослепил яркий свет, лившийся с улицы. Вышло солнце и небо наконец-то очистилось от туч.
— Даша… — Юра крепче сжал ее ладонь, — я… я так ошибался. Я искал в ней тебя. Я любил в ней твои черты. Как глупо… — он прижал руки к лицу и покачал головой, — глупо, глупо.
Девушка сидела не способная пошевелиться или произнести хоть слово. Все по прежнему не укладывалось в ее голове — он любит ее. Ее, а не Настю. Потому что она удивительная, уникальная, прекрасная и такая единственная… Потому что она лучше всех. Она… Этот серый мышонок?
Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Поиграй мне, пожалуйста, — попросила она вдруг тихо-тихо, подивившись звуку собственного голоса. Юра, до этого думавший о чем-то с мрачным и отрешенным лицом посветлел и заулыбался так заразительно, что ей захотелось тоже.
— Хорошо, — кивнул он и ушел, чтобы убрать с фортепиано книги и прочую ерунду, наваленную поверх крышки. Скоро Даша услышала прекрасные, чистые звуки музыки и, как будто бы ведомая ими, убрела следом в комнату, остановилась, опершись спиной о дверной косяк, и закрыла глаза, растворяясь в чудодейственном волшебстве. Композиция была нежной, томительной и тягучей, она патокой заливалась в уши и наполняла девушку изнутри теплым сладостным чувством.
Она подошла к окну и распахнула тяжелые пыльные шторы, пропуская в комнату лучи приветливого весеннего солнца. Сейчас у нее было такое чувство, словно она только что распахнула шторы своей души, чтобы наполнить ее чистой гармонией музыки и прекрасной, разделенной любви. Ей хотелось выпорхнуть в квадрат окна на крыльях неожиданно распахнувшихся за спиной.
Но на горизонте ее безоблачного наступившего счастья маячила черная грозовая туча, угрожавшая рано или поздно заполнить собой все небеса.
Настя.
Когда у Оли закончился приступ громкого безумного хохота, на нее напало странное возбуждение и она стала наворачивать круги по пустой квартире, словно тигрица, мечущаяся в своей клетке. Она и в правду чувствовала себя запертой и ей мучительно хотелось вырваться, бежать и мчаться к Александру, чтобы побыстрее сообщить ему новость, которая и всколыхнула в ней такую волну чувств.
Ошибки быть не может.
В конце-концов Оля устала мерять шагами комнату и плюхнулась на диван, стала хватать ртом воздух, чтобы побыстрее восстановить сбитое дыхание. Ей было немного жутковато, она сама испугалась собственного смеха, когда на краю ванной смотрела на полоски равнодушного теста в своих руках. Этот безумный хохот, граничивший с рыданиями, заставивший ее в конец охрипнуть, напоминал какой-то морок, какое-то помутнение и сейчас, уже успокоившись, она понимала это очень остро. Как будто от нее стремительно ускользали последние капли рассудка… Или… это же нормально в ее положении — перепады настроения.
Сейчас она уже готова была рыдать, но при этом она чувствовала себя на удивление счастливой.
Если бы это случилось с Олей раньше, она бы была в истерике, она бы рвала и метала.
Какой к черту ребенок! Да зачем он ей нужен!? Это же конец! Конец ее жизни!
Как же она боялась этого раньше, куда же исчез, схлынул этот фатальный безотчетный ужас перед таким исходом? Мысль, что это ребенок Александра Викторовича грела ей душу, девушке было даже плевать на то, будет ли он участвовать в воспитании или нет. Просто потому, что это его ребенок. Может быть, он даже будет похож на отца!
Жизнь совершенно неожиданно приобрела какой-то смысл, и его появление было слишком резким и оглушительным. Оля никак не могла понять, никак не могла подготовить себя к этому новому прекрасному миру, но уже всей душой стремилась к тому, что ждало ее за поворотом.
Она готова была лететь к Александру, чтобы рассказать об этом, но помнила о том, что сейчас его нет в городе. Когда он вернется обязательно… и они не расстанутся больше никогда. Он разведется с женой, как и обещал, они будут вместе, всегда… Она сделает все, чтобы быть достойной этого человека, она отмоет всю грязь со своих тела и души, она будет учиться, будет внимать всему, что он будет вкладывать в нее, она готова. Теперь все можно вынести. Теперь все будет хорошо. Просто будет.
В прихожей хлопнула дверь, заставив девушку вздрогнуть. Она вжалась в спинку дивана и обняла колени руками, вся сжимаясь в комок. Об одном обстоятельстве она совсем забыло.
В комнату заглянула мать. Даже сейчас эта женщина была по-прежнему красивой и привлекательной и пользовалась большим спросом у мужчин. Но, к ее величайшему огорчению, спрос их ограничивался весьма ограниченным интересом.
— Почему ты не в школе? — строго спросила Наталья, расстегивая пуговицы своего пальто.
— Я уже там была, — бросила Оля, отвернувшись к окну. На улице светило ослепительно яркое весеннее солнце. Как же ей хотелось выскочить прочь из этой темной затхлой комнаты, где до сих пор пахло болезнью бабушки и гнилью ее тела. Оле казалось, что если она останется здесь еще хоть на мгновение, она тоже начнет разлагаться заживо, а сейчас ей этого совсем не хотелось. Туманное, отдаленное осознание того, что теперь ее тело, не совсем ее тело и нужно быть с ним аккуратнее, стучалось в разум, еще не принявший до конца эту истину.
— Оля, учти. Школу нужно закончить, — напомнила мать и снова ушла в прихожую, чтобы раздеться. Оле очень хотелось сейчас послать ее качественным отборным матом, но Александр Викторович не любил, когда она так выражалась, поэтому она запрещала себе такие вольности.
— Я закончу, — пообещала Оля и осторожно поинтересовалась, — почему ты так рано?
— Поговорить с тобой надо, — бросила Наталья и села на диван рядом с девушкой. Оля насторожилась. Никогда ничем хорошим такие слова для нее не заканчивались.
— О чем это?
— Расслабься, — Наталья закурила свои невыносимые тонкие сигареты и поправила шапку темных слегка вьющихся волос. От дыма Олю снова начало подташнивать.
— Во-первых, — вспомнила мать, — где это ты пропадала так долго?
— Я была у Марины, — честно сказала Оля.
Наталья хмыкнула, скривила губы и выпустила в воздух колечко дыма. Лицо ее стало хитрым.
— Нужно было помочь со Стасиком, — приврала девушка, почувствовав, что мать не в настроении верить ее оправданиям. Это прозвучало еще более нелепо.
— Никогда не замечала за тобой такого альтруизма, — усмехнулась Наталья и облизнула кончик сигареты, — ладно, — примирительно выдала она, — альтруизм тебе скоро пригодиться. Послушай, дорогуша… — Оля заранее приготовилась к самому худшему, — я нашла тебе достойную партию.
— Ты продашь меня в аул за десяток баранов? — нервно хохотнула Оля, уставшая сдерживать приступы тошноты. Но если она поддастся, мать обязательно что-то заподозрит и грозы не миновать.
— Ты должна охмурить сына моей подруги Василия, — без смущения сказала Наталья, — он — наш билет в Москву. Катя, его мать, больна раком и долго не протянет, рано или поздно квартира достанется вам. Тебе нужно поухаживать за ней, как за бабушкой…
Оле захотелось выть от негодования, потому что перспектива спать с каким-то неизвестным Василием и ухаживать за его больной матерью ее совсем не радовала. Когда кошмар с мучениями бабушки наконец-то закончился она вздохнула облегченно и зареклась когда-либо приближаться к больным людям. Когда Лариса спрашивала у нее совета, она завидовала этой девчонке — у нее была возможность помочь, а не наблюдать с тоской за угасающей жизнью, смирившись с безнадежным диагнозом, давным-давно уже ставшим клеймом на их судьбе. Неужели мать хочет снова толкнуть ее в этот ад? Таблетки, запах гнили, запах смерти, слезы ночами, страх перед смертью, долгие разговоры утром, попытки утешить, потом — безумие, которое пожирает человека, если он знает, что скоро покинет этот мир. На примере бабушки Оля проследила весь этот путь и знала, что ждет ее, если она согласиться на это.
А ее ребенок? Что будет с ним? А Александр… Какая к черту Москва! Их же разделят сотни километров, непреодолимые, безжалостные.
— Нет, мама, — твердо возразила Оля, подумав обо всем этом, — я не согласна.
От избытка чувств Наталья врезала ей пощечину. Рука у нее была холодной и узкой, ее прикосновение напоминало поцелуй влажной плети. Потом она закурила вторую и отвернулась, скрывая то, как исказилось злостью ее лицо.
— Мама, я люблю другого человека, — решила признаться Оля, зная, что больнее не будет.
— Дай угадаю: он женат.
— Да. Но он разведется, чтобы быть со мной…
— Идиотка, — взвыла Наталья, вскочила, схватила Олю за волосы и рванула на пол, толкнула и заставила рывком посмотреть себе в лицо, — с чего ты взяла?! Да кому ты нужна?! Пойми ты, что для него ты не больше, чем шлюха. Из-за таких, как ты, с женами не разводятся…
