Родриго Кортес - Кукольник
Когда мэр Торрес получил подтверждение слухам, что найденные у моста через Сухой овраг тела принадлежат пятерым добровольцам и полицейскому сержанту, он понял, что упускать такой случай немыслимо. До выборов оставалось всего ничего, и успех следовало развивать.
В первую очередь мэр встретился со своей полицией.
— Господа! — начал он, но голос его сорвался, а из глаз брызнули слезы. — Сынки!
Построенные в шеренгу констебли замерли.
— Ребятки вы мои, — вытер слезы ладонью мэр. — По нашей земле рыщет зверь. И пусть вас не обманет его светлая кожа, ибо внутри он черен, как самая темная ночь и как самый тяжкий грех. Ад ждет его в свои объятия, но, прежде чем предстать перед судом Божьим, он должен предстать перед судом нашего народа. Ибо наш народ имеет право и должен знать, что зло наказуемо. И вы… — голос Торреса окреп, — вы надежда и опора нации; вы — ее гордость и слава; вы — всевидящие очи Фемиды; вы — карающий меч правосудия… Вы мне его найдете!
Голос мэра Торреса зазвенел упругой разящей сталью, и констебли превратились в слух.
— Отныне и до тех пор, пока порядок не будет наведен, ни один ниггер города не должен спать спокойно! Потому что кто-то из них дает этому упырю кров! И потому, что еще слишком многие из них радуются, когда этот их Мбоа получает очередную человеческую жертву! Так покажите им, кто на этой земле хозяин!
Торрес повернулся к шерифу:
— Джонни, я даю тебе все права. Подбери и дай в помощь своим ребятам столько добровольцев, сколько сочтешь нужным. Выбери самых лучших и организуй круглосуточное патрулирование. Блокируй дороги и паром. Пусть хватают всех подозрительных. Особенно чужаков и мулатов. И не дай ему уйти, Джонни, не дай!
Фернье видел, что на этот раз ему затесаться в ряды патрульных не удастся. Констебли подбирали добровольцев слишком тщательно, и каждый в команде знал каждого. Но ему это было уже и не нужно — Джудит находилась в театре.
Дождавшись ночи, Луи скользнул к огромному темному зданию театра, цепляясь за выступы, взобрался по стене на второй этаж и, сунув лезвие между рассохшихся рам, нащупал щеколду. Отжал, осторожно потянул раму на себя и через считаные мгновения был уже внутри.
Это была гримерка. Луи огляделся, отметил старое маленькое зеркало с влажными серыми разводами за мутным стеклом, несколько поломанных стульев, кучу тряпок в углу и, стараясь не скрипеть половицами, двинулся к приоткрытой двери. Вышел, вслушиваясь в каждый звук, прошел по коридору и оказался у овального незастекленного окна. Выглянул и усмехнулся: это было то, что надо.
Отсюда, сбоку, и сцена, и зрительские ряды, и даже балкон были видны как на ладони. Луи скользнул взглядом по рядам и вскоре в самом углу увидел несколько темных теней.
Вгляделся и прикусил губу. Это была Джудит с четырьмя караульными.
— Ну что ж, девочка, — прошептал Фернье. — Пора и тебе… в Бостон…
Он готов был ждать здесь ровно столько, сколько понадобится.
Сразу после разговора с Лоуренсом Фергюсон распределил оставшихся незанятыми агентов вокруг центральной площади, а сам занял позицию на задах театра — в подсобном помещении крупного галантерейного магазина. Он не мог войти в театр с обыском без разрешения шерифа и знал, что шериф этого не позволит никогда, — слишком уж сильно обжегся на Лоуренсе мэр. Но так же хорошо Фергюсон понимал, что все должно разрешиться где-то здесь. Причем вот-вот. Или сюда придет Фернье, или сам Джонатан как-то себя да выдаст. Главное — ничего не пропустить.
На площади беспрерывно появлялись все новые и новые добровольцы, спешащие записаться в патруль, их строили в колонны, целыми днями обучали правильно пользоваться мушкетом и армейским тесаком, а затем, один отряд за другим, отправляли на поиски «упыря». Но Джонатану было не до них. Он торопился.
Он давно уже оставил мысль заменить изъеденные древоточцами несущие балки и опоры, не были ему нужны и новые декорации. Главное было в самом действе.
Установив тросы и блоки, шестерни и маховики, механики незамедлительно получили от него причитающиеся им деньги и тут же покинули театр. Джудит вместе с караульными отправили в одну из гримерок, и Джонатан собственноручно закрыл все ведущие в зрительный зал двери и на всякий случай опустил занавес. И только тогда началось главное.
Платон принялся вытаскивать из-под сцены окостеневших, остро пахнущих вяленой козлятиной кукол, а Джонатан устанавливал каждую в своем, строго определенном для нее месте. Поправлял детали костюма, добавлял новые и закрывал потраченные мышами части лица театральным гримом. Затем решал, должна ли кукла двигать руками или головой, вскрывал сухую, уплотнившуюся до деревянного состояния плоть, ставил шарниры, протягивал тонкие стальные тросы… И, только окончательно вымотавшись, он уходил в машинный цех и, включив механическое пианино, слушал, как работают похожие на рупоры огромные латунные куполообразные усилители звука.
Звук действительно был хорош. Усиленный до предела, он вылетал из латунных жерл, бился о стены огромного зала, эхом отдавался обратно, оставляя впечатление могущества и силы. И Джонатан уже представлял себе, как под эту великолепную, немного отдающую металлом мелодию навстречу зрителю выплывут приводимые в движение тросами и блоками его идеальные актеры. И тогда ни один человек в городе не посмеет сказать: этого не было, и не сможет делать вид, что не понял хватающего за душу режиссерского замысла.
Едва Джонатан отправил Джудит и караульных в гримерную, Фернье понял, что время пришло. А когда звуки механического пианино заиграли «Янки дудл» в третий раз, он покинул свое укрытие и, тенью скользнув по коридору, остановился возле той самой гримерной.
Дверь была приоткрыта, но в щель не было видно ничего, кроме старого маленького зеркала и стула со стянутой ремешком ножкой.
— Сэр Лоуренс опять забавляется, — со смешком сказали внутри.
— Он богатый, ему можно, — тоскливо ответил кто-то невидимый.
— Я тоже когда-нибудь стану богатым, — мечтательно произнес третий.
— И что тогда?
— Куплю участок земли возле Миссисипи, посею рис…
Громыхнул такой дружный хохот, что Луи на секунду отпрянул и тут же понял — пора! Он ворвался в гримерку, выхватил из-за пояса пистолеты и выстрелил в самого здорового, расположившегося у окна. Быстро выбрал следующего и прицелился.
— Ты что делаешь, друг?! Не надо!
Луи выстрелил еще раз, бросил оба пистолета и дикой кошкой кинулся на третьего, уже начавшего поднимать мушкет. Полоснул его бритвой по белой беззащитной шее, повернулся и оказался лицом к лицу с последним — самым юным.
— Не надо, — просипел парень. — Надо тебе эту шлюху, так бери. Только меня не…
Он не договорил. Луи спокойно шагнул вперед, ухватил мальчишку за волосы и рывком поставил на колени.
— Не надо, — всхлипнул мальчишка. — Умоляю…
Луи скривился, сделал стремительное режущее движение и тут же переключился на метнувшуюся к двери Джудит.
— Ты куда, девочка?
— Отпусти, — дернулась бледная, как смерть, Джудит.
— А как же Бостон? — ласково поинтересовался Луи. — Я же тебе обещал.
Девчонка на секунду заколебалась.
— Я тебе не верю.
— И молодец, — широко улыбнулся Фернье и занес над ее тонкой белой шеей блеснувшее лезвие. — Никому не верь, девочка, даже мне.
В тот же миг дверь распахнулась, и он получил такой мощный удар в грудь, что отлетел к окну.
— Черт! Это еще что?
Над ним огромной черной горой возвышался Платон.
— Платон? — Луи с трудом встал на четвереньки, увидел свой лежащий на полу нож, но взять его не рискнул. — Как дела, брат?
Платон молча подошел, ухватил Фернье за шиворот и поставил на ноги перед собой — глаза в глаза.
— Зачем пришел?
— К тебе, — заставил себя улыбнуться Фернье и потянулся к карману. — Зачем же еще?
— Мбоа уже сделал свой выбор, Луи, — без тени ответной улыбки проговорил негр. — И ты это знаешь.
— Зачем тебе этот белый? Почему не я? — Фернье осторожно, двумя пальцами, вытащил из кармана бритву.
— Я тебе сказал. Потому что так повелел Мбоа, — веско произнес Платон.
— Ты ошибся. Этот белый ненадежен, — Фернье раскрыл бритву и приготовился.
— Это ты ненадежен, Луи. Только поэтому Аристотель и погиб, — покачал головой Платон. — А теперь прощай.
— Прощай, Платон, — зло усмехнулся Фернье и взмахнул рукой.
Когда прогремел выстрел, а затем во втором этаже театра лопнуло стекло и из окна, как два мешка риса, вывалились черный и белый, Фергюсон понял, что время пришло.
— Лестер, Талбот, за мной! — заорал он и рванулся к двери. Выскочил, помчался через залитую солнцем площадь и сразу же увидел, что не успел.
