Филип Дик - Время собираться
Он резко отвернулся от окна.
– Как бы мне хотелось помочь тебе почувствовать себя лучше, – сказала Барбара. – Ты не скажешь мне, что с тобой такое?
– Забудь об этом.
– Может, тебя от вина тошнит?
– Нет.
– Хочешь еще? – Она взяла его стакан. – Я налью тебе еще.
– Нет. Не надо больше вина. – Ему надо было вернуться к себе. Собраться с мыслями. Подумать. Вот именно. Ему надо подумать. Вернуть свой рассудок. На какое-то время он потерял рассудок.
Карл сел на кровать, взял со стола бумаги. Торопливо начал упаковывать их в коричневую бумагу. Барбара наблюдала, как он дрожащими руками спешно обматывает сверток бечевкой.
– Ты уходишь?
– По-моему, так будет лучше. – Он встал и пошел к двери. – Увидимся утром. За завтраком.
– Но почему?
Карл покачал головой. Он был как в бреду. Думал лишь о том, чтобы убраться отсюда. Как можно скорее. Уйти, спрятаться. Там, где его никто не увидит. Он должен уйти, пока не натворил что-нибудь еще. Что-то ужасное. Его пронзил страх.
– До свидания. – Он схватился за дверную ручку.
– Ты правда уходишь?
– Да.
Ее глаза стали большими и яркими. Мгновение она стояла, глядя ему в лицо. Потом отвернулась.
– Спокойной ночи. Встретимся завтра.
Карл помешкал.
– Я…
– Спокойно ночи.
– Увидимся утром. За завтраком. Тогда и поговорим. Ладно. Завтра утром. Большое спасибо за вино. Спокойной ночи.
Внезапно лицо Барбары дернулось. Она напряглась, застыла.
– Подожди.
Карл задержался, озадаченный.
– Ты слышал?
Карл покачал головой.
– Нет. Что?
– Слушай!
Они прислушались. Но ничего, кроме собственного дыхания, Карл не услышал. Его пальцы снова сжали ручку. Ему хотелось уйти.
– Барбара…
И тут он услышал.
Кто-то поднимался на крыльцо снаружи. Вот еще один звук, далекий, слабый. Как будто кто-то скребется. Неторопливые шаги, далеко внизу кто-то шаг за шагом поднимается по лестнице, медлительно и грозно.
– Там кто-то есть, – сказал Карл.
– Шшшш!
Человек уже вошел в дом. Время шло, тянулось бесконечно. Человек пересек холл и добрался до внутренней лестницы.
– Он поднимается.
Лицо Барбары странно ожесточилось. Глаза сузились.
– Да. Поднимается.
– Кто это? Верн? – Карл говорил почти шепотом. Что такое с Барбарой? Вся застыла, как изваяние. Лицо неподвижное. Как из камня.
– Это Верн? – спросил он снова.
Она не отвечала. Человек добрался до верхней площадки. Теперь он шел по коридору, медленно, короткими переходами, тяжелыми неверными шагами.
– Он что-то несет? – спросил Карл.
– Да.
Шаги приблизились. Человек остановился прямо за дверью. Карл напрягся, прислушиваясь. Он мог различить дыхание. Тяжелое сопение, как будто дышал зверь.
Барбара подошла к двери. Карл дал ей дорогу. Она схватилась за ручку и широко распахнула дверь.
Посреди коридора стоял Верн Тилдон. Стоял он странно, глубоко засунув руки в карманы и покачиваясь вперед и назад. Очки висели у него на носу, чуть не падая. Он смотрел на них поверх стекол. Из штанов торчал край рубашки. Галстук болтался. Верхние пуговицы рубашки расстегнуты.
Что случилось? Карл отшатнулся. Что он делает здесь, в коридоре? Продолжая качаться с пятки на носок, Верн поглядел сначала на Карла, затем на Барбару. Его взгляд был пуст и туманен. Он весь осел, как кресло со слежавшейся набивкой. Улыбнулся им странной, сложной, таинственной улыбкой.
– Ну, – сказал Верн. – Как тут у вас дела? – и медленно вошел в комнату. – В чем дело? У вас что, кошка языки утащила?
Молчание.
– Или мне надо было сказать, кошки утащили ваш язык? – Верн прокашлялся. – Или, может…
– Ладно, – перебила его Барбара. И закрыла за ним дверь. – Сядь.
– Спасибо. – Верн отвесил глубокий поклон. – Спасибо. – Он обвел комнату неуверенным взглядом.
– Туда. – Барбара показала на стул.
– Спасибо. – Верн, покачиваясь, направился к стулу. И плюхнулся на него так, что воздух выдавился из-под него со свистом, как от падения тяжелого предмета. – Надеюсь, вы не возражаете против столь поздних визитеров.
Барбара молчала.
– Который сейчас час? – Карл огляделся в поисках часов. – Уже поздно?
Он двинулся к двери, сжимая коричневый пакет.
– Не уходи, – сказала Барбара тихо.
– Нет. Не уходи. Останься. – Верн вдруг рыгнул, его глаза затуманились. – Пожалуйста, останься.
Карл положил рукопись на комод. Подошел и нерешительно встал рядом с Барбарой.
Верн Тилдон молчал смотрел на них со своего жесткого стула, положив руки на подлокотники. Все молчали. Наконец Верн вздохнул. Он снял свои очки, достал из кармана платок и начал протирать стекла, неторопливо и тщательно удаляя с них каждую пылинку. Убрал платок в карман и надел очки. Положил ногу на ногу, откинулся на спинку стула и посмотрел на них, улыбаясь далекой, приятной улыбкой.
– Ну, что тут у вас происходит? – спросил он.
Они не ответили. Карл с несчастным видом смотрел на него сверху вниз, не зная, что сказать. Барбара подошла к комоду и взяла из пачки сигарету. Закурила и вернулась к кровати.
– Ну, Верн? – Она села. – Каким ветром тебя сюда занесло?
Верн нахмурил лоб, сосредоточился.
– Весенним.
– А?
– Лишенный покоя ароматами весны, набухающих почек и молодых ростков… – Он сделал паузу. – Я пустился в путь. – Он улыбнулся, сложив кончики пальцев в щепоть. «Точно старый, добродушный учитель, – подумал Карл. – Старый. Слишком старый. Клюет носом и бормочет всякую чепуху». И ему стало немного грустно, глядя на человека на стуле.
– Продолжай, – сухим голосом произнесла Барбара.
– Я взял и собрался. И вот я здесь.
Молчание.
– В конце концов, в то время, когда каждая травинка и каждая зверушка радуются компании друг друга, причем компании добровольной, негоже, кажется, мне лежать в нетопленой комнате между холодных простыней. Одному. Одному-одинешеньку.
Они молчали.
– В чем дело? – Верн посмотрел на них, подняв бровь. – Прошу прощения, если я что испортил. У тебя тут так мило, Барбара. По-моему, ты выбрала не ту профессию. Надо было тебе стать декоратором. Ты бы прославилась. Жаль, что ты пошла не по той дорожке. Конечно, я понимаю, это все не для каждого дня. Это все для особого случая, для представительских, так сказать, функций. – Он долго молчал, задумавшись. – Знаете, когда солнце заходит, становится очень темно.
Они ждали.
– Все темнеет. Все остывает. Становится холодно. Холодно и темно. Совсем не приятно. В темноте и дорогу черта с два найдешь. – Он поглядел на них жалобно. – Я едва сюда дошел. Света совсем нет, ни черта не видно.
Колени его брюк были в грязи. В шерстяной ткани застряли травинки.
– Так легко споткнуться и упасть. – Он медленно и задумчиво потер подбородок. Выражение его лица изменилось. Таинственная улыбка пропала. Он весь сморщился, да так, словно испытывал нестерпимую боль. Брови сошлись над переносицей, то и дело подрагивая. Внезапно задергавшиеся пальцы сплелись.
– Я упал. – Он прикусил губу. – Упал.
Он опустил руку в карман и долго шарил в нем, глядя в пол. Потом поделал то же самое с другим карманом. Карл и Барбара беспомощно наблюдали.
– В чем дело? – сказал Карл.
– Что ты ищешь? – спросила Барбара.
Верн продолжал молча искать. Встал со стула, качнулся. Карл поймал его за руку. Верн вырвался. Отошел от них в дальний конец комнаты. И там продолжал молча рыться в карманах, сначала в одном, потом в другом.
– Я либо забыл, либо потерял свою трубку, – объявил он наконец.
Он посмотрел на них, его лицо поникло. Все его черты вдруг словно расплавились и потекли, как восковые. Он подтолкнул вверх очки, вытер глаза.
– Хочешь сигарету? – спросила Барбара.
– Я хочу мою трубку.
Карл нерешительно двинулся к нему.
– Она, наверное, в комнате. Вы, должно быть, оставили ее там.
– Тебе не кажется, что она там и есть? – сказала Барбара.
Верн покачал головой.
– Ладно, – сказал Карл. – Пойдемте и посмотрим.
– Карл пойдет с тобой, – сказала Барбара. – Как тебе такое предложение?
– Я ее где-то обронил, – сказал Верн.
Карл и Барбара беспомощно переглянулись. Оба молчали. Верн подошел к кровати и сел. Пружины под ним провисли. Он снял очки и положил их в нагрудный карман.
Карл подошел к нему и встал рядом, не зная, что делать.
– Идемте, – сказал он наконец. – Идемте, поищем ее. Может быть, вы обронили ее где-нибудь по дороге. Когда шли сюда.
Верн упрямо и недовольно поджал губы.
– Не хотите пойти посмотреть? – продолжал Карл.
Верн ничего не говорил. Его маленькое сморщенное лицо словно окаменело.
