Сесилия Ахерн - Там, где ты
У меня не оставалось иного выхода, кроме как поднять руку на уроке рисования в пятницу, во второй половине дня. Уроки рисования любили все. Мисс Салливен с недоумением посмотрела на меня.
— А теперь я могу пойти, мисс?
— В туалет?
— Нет, в комнату номер четыре.
Она удивилась, но в конце концов отнеслась к моей просьбе серьезно, и я получила разрешение покинуть класс под громкое «о-о-о-о-х» одноклассников.
Я постучалась в дверь, и гарда Роджерс открыл мне. Мужчина примерно шести футов роста. В десять лет я уже была очень высокой, наверное пяти футов и пяти дюймов, и страшно обрадовалась, встретив кого-то, кто возвышался надо мной, хотя в своей полицейской форме он выглядел устрашающе. В общем, я готова была во всем ему признаться.
— Опять урок математики? — широко улыбнулся он.
— Нет, — ответила я так тихо, что едва себя услышала, — рисование.
— О! — Он удивленно поднял густые, похожие на мохнатых гусениц брови.
— Я — ответственная, — быстро проговорила я.
— Что ж, это очень хорошо, хоть я и не считаю, будто, пропустив урок математики, сразу становишься безответственным. — Он дотронулся до носа. — Только не говори учительнице, что я это сказал.
— Хорошо, — согласилась я и глубоко вздохнула. — Но я имела в виду, что ответственна за исчезновение Дженни-Мэй.
На этот раз он не улыбнулся. Раскрыл дверь пошире и произнес:
— Заходи.
Попав в комнату, я стала озираться по сторонам. Слухам, которые распространялись в последние два дня, ровным счетом ничто не соответствовало. Джемайма Хэйс говорила, что кто-то сказал ее подруге, будто кто-то его уверял, что кому-то запретили покидать эту комнату, не пустили в туалет, и он был вынужден писать в штаны. Ничего пугающего в комнате не было: у стены стоял диванчик, посередине небольшой стол и рядом с ним школьный стул из пластика. Мокрого стула не наблюдалось.
— Садись сюда. — Он указал на диванчик. — Устаивайся поудобнее. Как тебя зовут?
— Сэнди Шорт.
— Для своего возраста вы весьма высокая, знаете ли, мисс Шорт, — усмехнулся он, и я вежливо улыбнулась в ответ, хотя и слышала эти слова миллион раз.
Он снова стал серьезным и спросил:
— Итак, скажи, пожалуйста, почему ты чувствуешь себя ответственной за исчезновение, как ты это назвала, Дженни-Мэй?
Я нахмурилась:
— А как вы это называете?
— Ну, мы не уверены… Я хотел сказать, мы не знаем, что думать… — Он вздохнул. — Просто скажи мне, почему считаешь себя ответственной.
Он знаком предложил мне продолжать.
— В общем, Дженни-Мэй не любила меня, — медленно начала я и вдруг занервничала.
— О, я уверен, что это не так, — мягко возразил он. — С чего ты взяла?
— Она обзывалась долговязой неряхой и швырялась камнями.
— А-а-а, — протянул он и замолчал.
Я снова глубоко вздохнула.
— А еще на прошлой неделе она узнала, что я сказала своему другу Эмеру, что не так она классно играет в «королеву», как все считают. Вот тогда она по-настоящему разозлилась и наорала на меня с Эмером, а потом вызвала нас на соревнование, ну, на самом деле, не нас, потому что Эмеру она ничего не говорила, а только меня. Она и Эмера не любила, но меня сильнее, а тут я такое выдала, и поэтому мы собирались сыграть на следующий день, я и Дженни-Мэй, а кто выиграет, тот и будет чемпионом навсегда, и никто уже не сможет утверждать, будто он не умеет играть, потому что выигрыш все докажет. И еще она знала, что мне нравится Стивен Спенсер, и всегда говорила про меня гадости, чтобы он не обращал на меня внимания. Но я знаю, он ей самой нравился. Это же совершенно очевидно, потому что они несколько раз целовались взасос в кустах в конце дороги, только не думаю, чтобы он по-настоящему любил ее. Может, он даже рад сейчас, что ее больше нет и она оставила его в покое. Но я вовсе не хочу сказать, будто он что-то сделал для того, чтобы она исчезла. В общем, в тот день, когда мы должны были сыграть в «королеву», я видела Дженни-Мэй. Она ехала на велосипеде мимо моего дома вниз по дороге и зло посмотрела на меня. Я поняла, что сегодня она обыграет меня в «королеву» и все станет еще хуже, чем было до сих пор, и… — Я замолчала и прикусила губу, так как не знала, стоит ли говорить то, что тогда пришло мне в голову.
— Что случилось, Сэнди?
Я тяжело задышала.
— Ты что-то сделала?
Я кивнула, и он придвинулся ко мне, переместившись ближе к краю стула.
— Что ты сделала?
— Я… я…
— Все в порядке, можешь мне признаться.
— Я пожелала, чтобы она пропала. — Я произнесла это быстро-быстро, как отдираешь от кожи пластырь, чтоб было не так больно.
— Прости, ты — что?
— Я пожелала, чтоб она пропала.
— Жлала? Это что, такое оружие?
— Нет, пожелала. Загадала желание, чтоб она пропала.
— А-а. — До него наконец дошло, и он медленно откинулся на спинку стула. — Теперь понимаю.
— Нет, не понимаете. Вы только говорите, что поняли, а на самом деле нет. Я действительно изо всех сил загадала, чтобы она исчезла, гораздо сильнее, чем когда-нибудь в жизни, даже сильнее, чем когда мой дядя Фред прожил у нас в доме целый месяц после ссоры с тетей Изабел. А он пил и курил, и в доме из-за него воняло, поэтому я по-настоящему хотела, чтобы он исчез, но не так сильно, как про Дженни-Мэй. И всего через несколько часов после того, как я это сделала, к нам пришла миссис Батлер и сказала, что она исчезла.
Он снова наклонился ко мне.
— Значит, ты видела Дженни-Мэй всего за несколько часов до прихода к вам миссис Батлер?
Я кивнула.
— В котором часу это было?
Я пожала плечами.
— Возможно, что-то поможет тебе вспомнить? Постарайся, пожалуйста. Что вы тогда делали? Рядом с тобой кто-то находился?
— Я только открыла дверь бабушке с дедушкой. Они пришли на обед, я целовала бабушку, и в этот момент она как раз проезжала мимо на велосипеде. Я тогда сразу загадала желание, — вздрогнула я.
— То есть точно в обеденное время. С ней кто-то был? — Он снова сидел на краешке стула, и его совершенно не волновали мои переживания из-за того, что я пожелала ей исчезнуть.
Полицейский Роджерс задавал вопрос за вопросом: что Дженни-Мэй делала, с кем она была, как выглядела и что на ней было надето, куда, по моему мнению, могла ехать… Множество вопросов, которые он повторял, пока у меня не заболела голова и я не утратила способность находить нужные ответы. Оказалось, я очень помогла им, потому что была последней, кто видел ее, и за это меня в тот день отпустили домой раньше положенного. Еще одна выгода от исчезновения Дженни-Мэй.
За несколько ночей до того, как полицейские пришли к нам в школу, я начала ощущать свою вину за то, что Дженни-Мэй пропала без вести. Мы с папой смотрели документальный фильм про то, как сто пятьдесят тысяч жителей округа Вашингтон начали одновременно думать о хорошем, и кривая преступлений поползла вниз. Это доказывало, что и хорошие, и плохие мысли приносят осязаемые плоды. Однако позже полицейский Роджерс сказал, что я не виновата в исчезновении Дженни-Мэй и недостаточно чего-то пожелать, чтобы так и случилось, поэтому в дальнейшем я стала относиться к подобным вещам гораздо реалистичнее.
И вот двадцать четыре года спустя я стою перед офисом Грейс Бернс, собираюсь постучать в дверь и испытываю абсолютно те же чувства, что и в десятилетнем возрасте. Тогда я ощущала свою ответственность за нечто, мне не подвластное. И уже тогда испытывала, пусть и по-детски, тайное и невыразимое желание найти место, подобное тому, в котором сейчас оказалась.
Глава сорок восьмая
— Джек, с тобой все в порядке? — обеспокоенно спросил Алан, как только тот сел напротив него за низкий столик.
На его лице была написана озабоченность, и в душе Джека снова забрезжили сомнения.
— В порядке, — проворчал он и поставил перед собой стакан, потом, смутившись, уселся поудобнее на табуретке и постарался укротить гнев, прорывающийся в его голосе.
— Дерьмово выглядишь. — Взгляд Алана скользнул по ноге Джека, которая нервно подрагивала.
— Да нет, все нормально.
— Уверен? — Алан сощурил глаза.
— Да, да. — Джек глотнул «Гиннесса», и подсознание сразу связало его вкус с тем открытием, которое он сделал одновременно с предыдущим глотком пива, еще в Литриме.
«Алан лжет» — вот что вспыхнуло в его мозгу.
— Тогда что стряслось? — спросил Алан. — После твоего звонка… Ну… Ты так говорил, я уж подумал, у тебя прям пожар. Че случилось-то?
— Нет, не пожар. — Джек повернул голову, чтобы не встречаться взглядом с Аланом, и изо всех сил удерживал желание размахнуться и как следует врезать ему.
Он должен очень грамотно провести разговор, а для этого необходимо собраться. Нога перестала вздрагивать, он наклонился над столом и уставился в свой стакан.