Отрада округлых вещей - Зетц Клеменс Й.
Пауля разбудили. Кто-то дотронулся до его плеча. Перед ним на столе, видимо, положенный официантом в качестве алиби, лежал большой апельсин.
— Конечно, конечно, — пробормотал Пауль, — я не спал, я не…
— Все нормально, — заверил официант. — В кафе никого нет. Не хочешь поговорить?
Он сел к Паулю за столик и закурил.
— Конечно, да, — поспешил согласиться Пауль.
— Есть у тебя крыша над головой?
Пауль потер глаза.
— Извини, что так прямо спрашиваю.
— Нет, ничего, — сказал Пауль. — У меня есть квартира.
— Правда, квартира?
— Угу.
— А где?
— Там, на той стороне.
Он махнул в каком-то неопределенном направлении.
— Понятно, — откликнулся официант.
Он глубоко затянулся сигаретой, потом опустил руку вниз, снял правый ботинок и поставил на стол. Осторожно запустил внутрь два пальца и извлек длинную леску. Она поблескивала, как нить шелкопряда. Паутинка света, тоненькая и манящая. Прежде чем показался крючок с крохотным уловом, Пауль закрыл глаза и повернул голову набок.
И услышал, как официант рассмеялся:
— Я так и думал. Да все нормально, можешь посмотреть, на крючке ничего нет.
Пауль еще какое-то время полежал с закрытыми глазами, потом отважился бросить короткий взгляд на крючок. И правда, на нем ничего не было. «Вылизан до блеска», — подумал он. Голова кружилась, отчасти от соблазна, отчасти от стыда.
— Мне убраться?
— Нет-нет, — запротестовал официант. — Оставайся, если хочешь. Да и куда тебе еще идти?
— У меня есть жилище.
— Жилище?
— А еще есть женщина, и она для меня квартиру…
Пауль запнулся.
У него вдруг ужасно пересохло во рту. Кроме того, невозможно было отвести взгляд от свисающей из ботинка, смотанной на столе лески. Он несколько раз прочитал название обувной фирмы. Попытался на нем сосредоточиться. «Рибок». Что значит это слово?
— Само собой.
— Нет, правда, — возразил Пауль. — Она за мной присматривает. Заботится о том, чтоб я не слишком много сразу… И чтобы квартира не… Она… Она действительно делает все очень основательно.
— И что, следов не оставляет? — развеселился официант.
— Почти никогда, — сказал Пауль.
Официант снова рассмеялся.
— С тобой все в порядке, — заверил он. — Нет, честно. Может быть, чуть-чуть с катушек съехал. Но в принципе все нормально. Если хочешь, я могу сегодня на ночь запереть тебя здесь. Вход и выход тут только один, через переднюю дверь. Что скажешь? Я готов помочь.
— Спасибо, — сказал Пауль. — Но у меня же есть квартира.
— А, ну да, правильно. С женщиной, которая за тобой присматривает.
Официант покачал головой и снова затянулся.
Пепел он стряхивал прямо на пол.
— Я не вру, — настаивал Пауль. — Она всегда приходит по утрам. Каждый день. И следит за тем, чтобы я… Иногда она мне даже еду готовит. Или заваривает чай. Без нее я бы уже давно…
— Да верю, верю, — сказал официант.
Теперь он говорил уже не столь саркастическим тоном.
— Я понимаю, каково все это слушать, — сказал Пауль.
Официант устало улыбнулся. Столбик пепла случайно упал ему на колено, он смахнул его и продолжал:
— Старая история. Все та же старая история.
— Что?
— Да все вы одним миром мазаны, — бросил официант и показал сначала на Пауля, а потом на леску. — Все вы. Вечно рассказываете одно и то же. Каждый раз. А между собой-то, наверное, всё это не обсуждаете, ведь правда же? Иначе, по крайней мере мне так кажется, вы бы смогли как-нибудь договориться. Ну, на манер нищих, хотя бы. Чтобы не было так много совпадений и прочего.
— Не понимаю, — произнес Пауль.
— Ну, вот женщина, которая приходит о тебе позаботиться. Каждое утро, ведь так?
— Да.
— Каждое утро. А остальное-то время она чем занята? Ночью, например? И как ее зовут? Ты знаешь ее имя? А к другим, еще к кому-нибудь, она ходит?
Пауль попытался придать лицу надменное выражение, мол, «тебе-то какое дело»? Но ему это не удалось. Взгляд его снова и снова возвращался к ботинку. Рант его был выпачкан бурой грязью. Уличной слякотью. Грязной снежной кашей. Или утренним растаявшим градом. Рибок.
— Вот этого-то я и не понимаю, — сказал официант. — Вечно одна и та же история, талдычите все одно и то же! Почему бы хоть что-нибудь не поменять? Хотя бы иногда.
Пауль потер пятно у себя на рукаве.
— Ну вот просто не въезжаю, — со вздохом протянул официант. — Так что ты решил? Принимаешь мое предложение? Я уже нескольким вроде тебя так пособил. Утром приду на часик пораньше и помогу тебе. А потом сможешь немного очухаться у меня дома. Душ и ванна есть. Тебе это точно пойдет на пользу в первые сутки.
— В первые сутки?
— На воле, — пояснил официант, выпуская дым изо рта. — Если хочешь, назови это как-нибудь иначе.
Наконец он убрал со стола ботинок вместе с леской. Пауль сделал глубокий выдох, закрыл глаза, досчитал до пятнадцати.
— Спасибо. Это очень любезно с твоей стороны. Спасибо, но…
— Я так и думал. — Официант встал. — Каждый раз одно и то же.
Он взял со стола апельсин и вернулся за стойку. Пауль услышал, как фрукт плюхнулся в мусорное ведро.
— Можешь еще часик посидеть.
Тон его изменился. Теперь в нем слышалось что-то военное, ни дать ни взять актер, исполняющий на сцене роль старого офицера.
— Спасибо, — сказал Пауль.
Он снова уронил голову на шарф, сложенный в виде плоской чаши, только из ткани. Ему пришло в голову, что шарф — неопровержимое доказательство, которое он может предъявить официанту и даже дать его понюхать, и тогда он поверит во всю эту историю с женщиной. Но потом такой прием показался ему неуместной и недопустимой «помощью зала». Сначала ему нужно позаботиться о себе. Отдохнуть, собраться с силами. А потом попытаться добыть следующую дозу, хотя бы немного. Не столько, сколько в последнее время, хватит и одного хорошего улова. Ну, может быть, двух, если расфасовки будут маленькие. Он облизнул губы и попытался вернуться в сон о груше. Но заснуть больше не мог. За окнами уже стемнело. Доброе зимнее время. Мысленно Пауль обходил все места, где ему предстояло побывать сегодня вечером, этапы мучительного пути. Но потом вспомнил другое. В бумажнике у него лежала фотография. Фотография той самой женщины. Он был уверен, что снимок у него с собой. Она сама ему подарила, не так давно. Он открыл глаза и, тяжело дыша, выпрямился и подозвал официанта, который подошел с несколько презрительным, но все же заинтересованным видом.
— Ну, что?
— У меня есть фотография, — произнес Пауль. — В качестве доказательства. Сейчас покажу. Смотри. Вот.
Он достал бумажник и принялся в нем рыться. И среди мятых купюр довольно долго перебирая онемевшими пальцами и не находя, наконец обнаружил на ощупь маленькое фото. Протянул его официанту. Тот поднес снимок поближе и стал рассматривать.
— Очень хорошенькие, — сказал он и любезно улыбнулся. — У меня тоже есть.
Он также вытащил небольшой бумажник и извлек оттуда несколько фотографий. На одной была запечатлена белокурая девочка со стрижкой «под горшок», на другой — мальчик, который делал вид, будто играет на маленьком велосипеде, как на гитаре.
— Магда и Юлиан, — сказал официант. — А твоих как зовут?
И с этими словами он положил фотографию, которую Пауль предъявил ему в качестве доказательства, обратно на стол. На ней были двое незнакомцев. Двое мальчиков, примерно семи и десяти лет, оба с черными кудряшками. Они махали кому-то, глядя в камеру, и, казалось, кричали что-то фотографу.
— Клянусь, она прямо сейчас там, в моей квартире! — сказал Пауль официанту и попытался схватить его за руку. — Она сейчас там и следит за тем, чтобы…
— О, Господи! — официант отпрянул. — Ну, хорошо. Думаю, тебе пора.
Пауль встал, одним движением смел со стола заколдованную фотографию, сделал шаг назад, наткнулся на стул, который в свою очередь наткнулся на другой стул. Повсюду вещи! Он попытался придать лицу непроницаемое выражение. Здесь так трудно дышать. С ратуши донесся удар колокола, возвестивший следующий полный час.
