Ирина Степановская - Экспертиза любви
Хачмамедов на мгновение замер, будто бандитский нож попал ему между лопаток. Но это было только на мгновение.
— Я тебя урою, козел! — тихо, как бы про себя, пообещал, не оборачиваясь, Хачек. — Вот ты посмотришь, как я тебя урою!
Потом он повел по своей привычке шеей, встряхнул плечами и вошел в кабинет. Соболевский вышел дальше в коридор, увидел Лену.
— Петя где? — спросил он у нее, немного смутившись, сообразив, что она слышала весь разговор. Лена молчала, пораженная. Так вот оно что! Он и Хачмамедов! Оказывается, они — соперники! Но ведь они уже такие старые… Ну, ладно, Игорю — сорок пять, но ведь Хачеку уже за пятьдесят! И выходит, они оба любили одну женщину! Лена не чувствовала ревности, только жгучий интерес и еще какое-то не испытанное раньше чувство неудобства — оттого что влезла в тайну, в которой ей нет места. И знать которую ей не нужно. Совсем как с отцом. Зачем вообще ей нужно это все знать? Мать, оказывается, не любила отца… Игорь, оказывается, любил эту Инну Попову… Почему она вообще должна быть в курсе всех этих дел? Чтобы просто не быть страусом, прячущим голову в песок? Она ведь сама совсем недавно сказала, что правда — лучше всего…
И Лена вдруг вспомнила свою маму. Как она одна в халатике ходит по своей спальне, мажет на ночь лицо кремом, как читает журнал, как пьет сок, делает гимнастику… Мама… Странно как-то, но по возрасту ее мама Игорю почти ровесница. Конечно, постарше его, но моложе Хачмамедова — это точно. Даже странно думать о собственной маме как возможном предмете чьих-то притязаний. Мама права. Если бы она разошлась с отцом и стала бы встречаться с каким-то другим мужчиной, Лене это было бы ужасно неприятно. Конечно, мама еще молода и красива, но это совсем в не в том смысле, не как объект для чьей-то еще любви, кроме Лениной. И мамина молодость и красота все-таки кажутся Лене не совсем настоящими, а словно музейные экспонаты — хорошо сохранившимися.
Как все-таки велика разница между женщиной двадцати пяти лет и сорока пяти! В молодости сорок пять представляется исторической датой, и великая правда заключается в том, что время течет лишь в одну сторону. Когда-нибудь двадцатипятилетней женщине (и раньше, чем ожидается, как правило) тоже исполняется сорок пять… И забавно, что выставочными экспонатами представляются уже шестидесятипятилетние дамы.
А какая она была — Инна Попова? Лене вдруг очень захотелось увидеть эту женщину. Смерть в большинстве случаев уничтожает поводы для ревности. В этом ее хорошее качество — не для умершего, конечно.
Лена подняла глаза. Игорь стоял рядом с ней. Он смотрел на нее, но думал о своем.
— Он что, уехал?
Она поняла, что он спрашивает о Рябинкине. Как странно, что ей как-то не приходило в голову, что до встречи с ней у Игоря уже была своя длинная, неизвестная ей жизнь.
— Петр Сергеевич спит в приемной.
Игорь отошел, направился было в приемную, потом раздумал, вернулся к окну, облокотился на подоконник. На улице, напротив окна, стоял милицейский «Патриот». И водитель, и следователь с хаером — оба, казалось, спали. Вдруг следователь встряхнулся, медленно вылез из машины. Лена услышала, как последовательно хлопнули две двери — это он вошел сначала в приемную, а потом в кабинет к Хачеку.
Соболевский вздохнул, посмотрел на часы. Время шло, а на осмотр никто не ехал.
— Я не могу… — тихо сказала Лена, хотя никто с ней не говорил об этом. — Я еще не умею…
— Тебя никто и не пошлет. Он, наверное, попросит Рябинкина. Не думаю, что поедет сам.
Лена промолчала. Подумала, что попросит Петю взять ее с собой.
Соболевский осторожно положил руку ей на плечо.
— Имей в виду, Лена, не везет мне на женщин.
— И… никогда не везло? — спросила она, поднимая на него зоркие глаза.
— А знаешь, пожалуй, никогда. — Он усмехнулся. — И с Инной мне тоже не повезло. При том, что я им никогда ничего плохого не делал. — Он опять усмехнулся. — И по большому счету, меня всегда любила только моя мама.
— И в институте? — Лена и верила, и не верила этим словам, и в то же время ей стало ужасно приятно. Ну, бывает же такое — и молод, и хорош, а с девушками не везет. Ну, вот. Не попадается та, которая действительно нужна. Ведь ее тоже не очень-то жаловали молодые люди. А те, что проявляли к ней когда-нибудь внимание, — так лучше бы не проявляли…
— О-о-о, в институте я был влюблен в одну настоящую стервозу. Она даже чем-то была похожа на тебя.
— Разве я стервоза?
— Нет, — он улыбнулся, — не характером. — Он погладил Лену по волосам. — У нее волосы были темно-рыжие. Как у тебя. Ну, и худенькая была такая же.
— А почему она была стервозой? — Лена и сама понимала глупость вопроса, но не удержалась — сорвалось с языка.
Игорь помолчал.
— Я о ней не вспоминал уже лет двадцать, а ты вот спросила… Она была очень злая. Злая и нацеленная взять от жизни все, что она хотела.
— А что она хотела?
Он пожал плечами.
— Да, в общем-то, ничего особенного, все этого хотят — чтобы был солидный муж, достаток, машина… Тогда ведь не у всех были машины, как сейчас… Но уж очень во всем этом она была какая-то такая напористая… Все ей нужно было сразу и немедленно… — Он опять помолчал. — Может быть, это оттого, что она была старше меня. Когда мы с ней познакомились, я был всего на первом курсе. А когда закончил второй, она уже выпустилась из института и захотела, чтобы я на ней женился. Но я не мог тогда жениться. Я должен был бы обеспечивать семью, нужно было бы работать… У нее не было состоятельных родителей. Я жил с матерью… Мы расстались. И буквально через месяц она вышла замуж.
— За кого?
— Не знаю. Мать услала меня на каникулы к тетке. Тетка любила меня и предложила остаться у нее жить. Я перевелся, думал, останусь у нее, пока не закончу институт…
— А что дальше?
— А через два года она умерла. Я вернулся домой. Но, знаешь, я вернулся, и как-то уже ничего не болело. Я даже не стал узнавать, где та девушка… Да и зачем она уже была мне нужна? У нее была, наверное, своя жизнь, у меня — своя. Кто-то мне потом, правда, сказал, что она живет с мужем, у нее ребенок… Я не хотел ее видеть. Да и она, наверное, меня тоже. В общем, самая банальная история.
— А потом? У тебя ведь тоже есть дочь?
— Дочь у меня далеко. Во Франции.
Когда речь заходит о Франции, у большинства русских девушек широко раскрываются глаза.
— В Париже?
— Нет, в провинции.
— Расскажи!
Хачмамедов и следователь вышли из кабинета.
— Где Рябинкин? — мрачно спросил Хачмамедов у Лены. Брови у него были насуплены, глаза, как всегда, красные, и он грозно поводил плечами и шеей.
— Сущий людоед, — тихо заметил Соболевский.
— В приемной, — спокойно сказала Лена. — Он очень устал.
— Пойди его приведи! — Хачмамедов выдвинул вперед башку. Как будто собирался вступить с Леной в рукопашную схватку.
— Хачмамедов, будет лучше, если ты будешь обращаться к новому ассистенту на «вы», — Соболевский принял обычное для него томно-рассеянное выражение лица. Лена кинула на него взгляд, полный благодарности, и побежала в приемную.
* * *На полу в комнате, запрокинутой головой к коридору, лицом, повернутым к входной двери, лежала мертвая женщина в дешевой ночной сорочке. Одна рука ее была заведена и вытянута вверх, и, видимо, от этой руки, а вернее, от двух почти параллельных ран на ней на полу растеклась лужа крови. Старая опасная бритва валялась примерно на метр от тела женщины. Кровь темно-красной маслянистой лужей затекала под тело, пропитывала на спине и боках ночную рубашку и пачкала голые половицы пола. Встревоженный петух расхаживал по квартире с весьма воинственным видом. Время от времени он вскидывал голову и не кукарекал, а как бы возмущенно вскрикивал, сдавленно и взахлеб. Нахохлившиеся куры тревожно косили на вошедших испуганными круглыми глазами. Своей мертвой хозяйки они, по-видимому, нисколько не боялись и ходили прямо по ее телу, оставляя красные крестики лап на ночной рубашке.
Рябинкин переступил через голову женщины и прошел в комнату. Присел над телом женщины, приподнял ее другую руку. Раны были и на другой руке, но поменьше. Под телом оказалась щель между рассохшимися половицами, и кровь стекала в этом месте вниз.
— Неужели действительно у соседей с потолка капало? — спросил Рябинкин.
— Да наврали, конечно. Наверное, чтобы мы быстрее приехали. — Молодой следователь с хаером, сам как петух, с гордым видом расхаживал перед Леной. — Я к ним заходил — ничего особенного. На потолке только одно пятно. Правда, над самым диваном.
— Один раз увидишь такое массивное кровотечение из резаных ран — никогда не забудешь, — объяснял Рябинкин Лене. — Может, нам имеет смысл сделать такой макет в пятом шкафу? Хотя, наверное, не очень интересно для студентов — слишком просто. Хотя… — он задумался. — В таких случаях задача эксперта установить, собственной рукой или чужой были нанесены эти раны.
