Юстейн Гордер - Мир Софии

— Ты же сказал, что он не отвергал чудеса.

— Это не значит, что он верил в чудеса, скорее наоборот. У людей, настаивает он, есть сильная потребность верить в то, что мы сегодня назвали бы «сверхъестественными явлениями». Несколько странно только одно: все чудеса, о которых распространяются слухи, происходили либо где-то далеко, либо очень давно. Так что Юм отвергает чудеса исключительно потому, что не испытал их на собственном опыте. Однако его опыт также не доказывает, что они не могут случиться.

— Пожалуйста, объясни.

— Согласно Юму, чудо — это нарушение законов природы. Тем не менее бессмысленно говорить, будто мы на своем опыте испытываем законы природы. На опыте мы лишь наблюдаем, как камень падает на землю, когда его выпускают из рук. А если бы он вдруг не упал… тогда бы у нас был другой опыт.

— Тогда бы я сказала, что это чудо… или нечто сверхъестественное.

— Значит, ты веришь в существование двух природ — естественной и сверхъестественной. Ты, кажется, решила вернуться назад, к рационалистическому запудриванию мозгов.

— Может быть. Но я считаю, что камень будет падать на землю каждый раз, когда его выпустят из рук.

— Почему?

— Какой ты противный!

— Я не противный, София. Философу не возбраняется задавать вопросы. Возможно, мы с тобой сейчас говорим о важнейшем тезисе Юмовой философии. Отвечай же, почему ты уверена, что камень будет каждый раз падать на землю.

— Я столько раз видела это, что могу быть совершенно уверена.

— Юм сказал бы, что ты много раз на собственном опыте испытала падение камня на землю. Но ты не испытала другого: что он будет падать каждый раз. Принято считать, что камень падает на основании закона тяготения. Но мы не наблюдали самого закона, мы наблюдали лишь падение разных предметов.

— Разве это не одно и то же?

— Не совсем. Ты уверена в падении камня, потому что много раз видела такое. На этом и строит свои рассуждения Юм. Ты привыкла, что одно следует за другим, и через некоторое время ожидаешь, что то же самое будет происходить всякий раз, когда ты попробуешь лишить камень опоры. Таким образом возникают представления о так называемых «нерушимых законах природы».

— Неужели он в самом деле хочет сказать, что камень может и не упасть на землю?

— Юм был не меньше тебя уверен, что при каждой новой попытке бросить камень он непременно упадет на землю. Философ лишь указывает, что не убедился на опыте, почему это происходит.

— Тебе не кажется, что мы снова удалились от детей и цветов?

— Нисколько, напротив. Ты можешь использовать детей в качестве Юмовых свидетелей истины. Как ты думаешь, кто больше изумится камню, два часа парящему в нескольких метрах над землей: ты или годовалый ребенок?

— Больше изумлюсь я.

— Почему, София?

— Очевидно, потому что я лучше малыша понимаю, насколько это противоестественно.

— А почему ребенок не понял бы, что это противоестественно?

— Потому что он еще плохо изучил природу.

— Или потому, что природа еще не успела стать для него привычной.

— Я чувствую, ты не зря подвиг меня на эти рассуждения. Юм призывал к обострению восприятия.

— В таком случае вот тебе новое задание. Если бы ты и маленький ребенок наблюдали за потрясающим фокусником, который, скажем, заставлял бы разные предметы парить в воздухе, — кому из вас было бы веселее во время этого номера?

— Думаю, что мне.

— А почему?

— Потому что я бы поняла, насколько это ненормально.

— Хорошо. Ребенок не сможет получать удовольствие от нарушения законов природы, пока не познает этих законов.

— Можно сказать и так.

— И мы по-прежнему разбираемся в самой сути Юмовой философии опыта. Он бы добавил, что ребенок еще не стал рабом ожиданий, рабом привычки. Значит, из вас двоих малыш больше свободен от предрассудков. Спрашивается, не он ли и есть величайший философ. Ведь ребенок не имеет предубеждений, а это, моя милая София, главное преимущество философии. Ребенок воспринимает мир таким, как он есть, не вкладывая в вещи больше того, что ощущает в них.

— Каждый раз, когда меня охватывает предубеждение, я жалею о том, что больше не ребенок.

— Рассуждая о власти привычки, Юм сосредоточивается на «законе причинности». Этот закон гласит, что всё происходящее должно иметь причину. Юм приводит в качестве примера два бильярдных шара. Если ты стукнешь черным шаром по лежащему спокойно белому, что случится с белым шаром?

— Если черный шар попадет в белый, белый шар придет в движение.

— Верно, а почему?

— Потому что его стукнет черный шар.

— В таком случае обычно говорят, что толчок черного шара стал причиной движения белого шара. Но нам нужно помнить, что мы вправе утверждать что-либо, только если испытали это на собственном опыте.

— Я много раз наблюдала такое. У Йорунн в подвале есть бильярдный стол.

— Юм скажет, что ты наблюдала только одно: как черный шар стукается о белый, после чего белый шар начинает катиться по столу. Ты не наблюдала самой причины, по которой белый шар начал катиться. Ты ощутила последовательность событий, но не ощутила, что второе событие произошло из-за первого.

— Тебе это не кажется излишне скрупулезным?

— Нет, это крайне важно. Юм подчеркивает, что ожидание определенной последовательности событий заложено не в самих вещах, а в нашем сознании. И это ожидание, как мы уже убедились, связано с привычкой. Опять-таки маленький ребенок и глазом не моргнул бы, если бы один шар толкнул другой — и оба замерли на месте. Говоря о законах природы или о причине и следствии, мы рассуждаем не столько о том, что отвечает здравому смыслу, сколько о привычке. Законы природы нельзя назвать ни сообразующимися со здравым смыслом, ни противоречащими ему — они такие, какие есть. Иными словами, ожидание того, что при столкновении с черным шаром белый придет в движение, не является врожденным. Мы вообще не рождаемся с набором ожиданий по поводу того, как должен функционировать окружающий мир и его явления. Мы просто познаем его таким, какой он есть.

— У меня снова ощущение, что вряд ли это так уж важно.

— Это может быть важно, если наши ожидания подталкивают нас к поспешным выводам. Юм не отрицает существования непреложных законов природы; мы склонны делать такие выводы, поскольку не в состоянии воспринять сами законы природы.

— Ты не мог бы привести примеры?

— Даже если я вижу целый табун гнедых лошадей, это не значит, что все лошади гнедые.

— Разумеется, тут ты прав.

— И даже если я всю жизнь видел одних только черных ворон, это не значит, что не существует белая ворона. И для философа, и для естествоиспытателя важно не отвергать возможности существования белой вороны. Пожалуй, можно сказать, что охота за «белой вороной» составляет одну из главнейших задач науки.

— Ясно.

— Что касается отношений между причиной и следствием, наверное, многие считают молнию причиной грома, поскольку он всегда следует за молнией. Это пример того же типа, что и с бильярдными шарами. Но действительно ли молния вызывает гром?

— Не совсем, вообще-то молния сверкает одновременно с тем, как гремит гром.

— Да, потому что и молния, и гром происходят от электрического разряда. Хотя мы всегда слышим гром вслед за молнией, это не значит, что молния вызывает раскаты грома. В действительности оба явления объясняются третьим фактором.

— Понятно.

— Один эмпирик XX века, Бертран Рассел, приводит более гротескный пример. Цыпленок, который каждый день получает корм после того, как птичник прошел через двор, в конечном счете приходит к выводу о взаимосвязи между приходом птичника и появлением в кормушке еды.

— Но однажды цыпленок не получает корма?

— Однажды птичник проходит через двор и сворачивает цыпленку шею.

— Фу, какая гадость!

— Итак, следование во времени одного события за другим вовсе не обязательно означает существование между ними причинно-следственной связи. Одну из своих первейших задач философия видит в том, чтобы предостерегать людей от поспешных выводов. Собственно, такая поспешность порождает многие суеверия.

— Каким образом?

— Тебе перебегает дорогу черная кошка. В тот же день ты падаешь и ломаешь себе руку. Но это не означает существования взаимосвязи между двумя случаями. Поспешные выводы тем более недопустимы в науке. Хотя многие люди выздоравливают после принятия определенного лекарства, это не значит, что они выздоровели благодаря ему. Вот почему необходимо иметь большую контрольную группу, члены которой думают, что принимают то же лекарство, хотя на самом деле им дают муку с водой [41]. Если эти люди тоже выздоровеют, значит, их поправке способствовал какой-то третий фактор — например, вера в действенность лекарства.