Джон Гришэм - Покрашенный дом
Ковбой постоял в неглубокой канаве, потом быстро и беззвучно двинулся вперед. Он делал несколько шагов, останавливался и прислушивался. Продвигался чуть вперед и замирал на месте. Я был в ста футах позади него, все еще на поле Джетеров, продвигаясь за ним так быстро, как позволяли условия. Если он меня услышит, я просто нырну в густые заросли хлопка.
Вскоре впереди показалась сгорбленная фигура Хэнка. Он по-прежнему шагал по середине дороги, особенно не торопясь. Ковбой замедлил шаг, я тоже.
Я был босиком, так что если я наступлю на щитомордника, мне угрожает ужасная смерть. Ступай домой, твердил мне внутренний голос. Отваливай отсюда.
Если Ковбой собирается драться, то чего он ждет? Ферма уже скрылась из виду, ничего не слышно. Но впереди уже завиднелась река; может быть, Ковбой хотел добраться до нее.
Когда Хэнк приблизился к мосту, Ковбой ускорил шаг и тоже пошел по середине дороги. Я продолжал двигаться по краю хлопкового поля, я уже сильно вспотел и начал задыхаться. И все думал, что за глупость пришла мне в голову.
Хэнк достиг реки и вступил на мост. Ковбой перешел с шага на бег. Когда Хэнк прошел уже полпути по мосту, Ковбой приостановился, размахнулся и бросил вперед камень. Он упал на доски настила рядом с Хэнком, который тоже остановился и быстро повернулся назад. «А-а-а, — сказал он. — Ну иди сюда, „мокрая спина“!»
Ковбой не остановился ни на секунду. Он уже был на мосту, шагал, чуть наклонившись вперед и не выказывая никакого страха, а Хэнк стоял и ждал его, ругаясь. На вид Хэнк был в два раза больше Ковбоя. Сейчас они встретятся посредине моста, и, никаких сомнений, один из них скоро очень сильно вымокнет.
Когда они сблизились, Ковбой внезапно замахнулся и кинул еще один камень, с расстояния всего в пару шагов. Хэнк пригнулся и камень в него не попал. Тогда он бросился на Ковбоя. Раздался щелчок выкидного ножа, и в дело вступило лезвие. Ковбой держал свое оружие высоко. Хэнк остановился на мгновенье и махнул своим мешком. Мешок попал Ковбою по голове и сбил с него шляпу. Теперь они ходили кругами по узкому мосту, выбирая удобный момент для нападения. Хэнк рычал и ругался, не сводя глаз с ножа, а потом сунул руку в мешок достал оттуда какую-то банку. Ухватил ее, как бейсбольный мяч, и приготовился метнуть. Ковбой низко пригнулся, чуть согнув колени, и ждал момента. Обходя друг друга кругами, они приблизились к краю моста.
Хэнк издал мощный рык и изо всех сил метнул свою банку в Ковбоя, который был меньше чем в десяти футах от него. И она угодила ему куда-то в шею или в горло, не могу сказать точно, и Ковбой покачнулся. Казалось, он сейчас упадет. Хэнк швырнул в него свой мешок и сам бросился в атаку. Но Ковбой с поразительной быстротой перекинул нож в левую руку, достал правой из кармана еще один камень и швырнул его в Хэнка — да так сильно, как ни разу не подавал мяч, когда стоял питчером. Камень попал Хэнку куда-то в лицо. Я не видел, куда именно, но прекрасно слышал звук удара. Хэнк вскрикнул и схватился за лицо, а когда пришел в себя, было уже слишком поздно.
Ковбой сделал низкий выпад. Нож воткнулся Хэнку в живот. Хэнк издал болезненный вопль, полный ужаса.
Ковбой выдернул лезвие и ударил снова. И еще раз, и еще. У Хэнка подогнулось колено, потом и другое. Рот его был широко открыт, но он больше не издавал ни звука. Он просто смотрел на Ковбоя, и на его лице застыло выражение ужаса.
Ковбой еще несколько раз взмахнул ножом, довершая дело. Удары были быстрые и жестокие. Когда Хэнк упал и замер в неподвижности, Ковбой быстро обшарил карманы его штанов и обобрал его. Потом оттащил тело к краю моста и сбросил вниз. Труп с сильным всплеском упал в воду и тут же погрузился. Ковбой осмотрел содержимое мешка, не нашел в нем ничего подходящего и тоже бросил его вниз. А потом долго стоял на краю моста и смотрел на воду.
У меня не было никакого желания последовать за Хэнком, так что я закопался поглубже между двумя рядами хлопка и пригнулся так низко, что и сам бы себя тут не нашел. Сердце колотилось так быстро, как никогда в жизни. Меня всего трясло, я был мокрый от пота, я плакал и молился одновременно. Мне бы надо было сейчас лежать в постели, спать в полной безопасности, когда родители в соседней комнате, а дед с Бабкой — чуть дальше по коридору. Но сейчас они были страшно далеко. А я сидел в неглубокой канавке, одинокий и перепуганный, и мне грозила нешуточная опасность. Я только что видел такое, во что все еще не мог поверить.
Не знаю, сколько времени Ковбой простоял там, на мосту, глядя на воду в желании удостовериться, что тело Хэнка унесло. Луну все время закрывали набегающие облака, и я едва его различал во мраке. Потом их немного разнесло, и я снова его увидел — стоит себе как стоял, сдвинув набок свою грязную ковбойскую шляпу. Некоторое время спустя он сошел с моста на берег и спустился к воде, чтобы вымыть нож. Снова постоял немного, глядя на реку, потом повернулся и пошел по дороге. Когда он проходил мимо меня, нас разделяло всего футов двадцать, и я чувствовал себя так, словно меня закопали по крайней мере на два фута в землю.
Я ждал и ждал, кажется, целую вечность, пока он не пропал из виду, пока не исчезла малейшая возможность, что он может меня услышать, а потом выбрался из своего убежища и начал пробираться назад домой. Я не представлял, что буду делать, когда попаду туда, но там я буду в безопасности. И уж что-нибудь придумаю.
Я старательно пригибался, пробираясь сквозь густые заросли гумая, покрывавшие весь край поля. Мы, фермеры, ненавидели этот сорняк, но сейчас впервые в жизни я был ему очень благодарен. Мне хотелось ускорить шаг, даже броситься бегом прямо по дороге и как можно скорее добраться до дома. Но я сильно боялся и еле передвигал ноги. Страх и усталость одолевали меня, временами я просто не мог идти. Прошла целая вечность, прежде чем я разглядел очертания нашего дома и амбара. Я осмотрел дорогу впереди, уверенный, что Ковбой прячется где-то поблизости, обеспечивая себе тыл и фланги. Я пытался не думать о Хэнке. Я был слишком озабочен тем, чтобы добраться до дому.
Когда я остановился, чтобы перевести дух, то уловил несомненный запах мексиканца. Они редко мылись, и после нескольких дней сбора хлопка от них начинало очень характерно разить.
Запах быстро исчез, и через минуту или две, с трудом отдышавшись, я уже начал думать, что он мне просто почудился. Однако, решив не рисковать, я снова отошел поглубже в заросли хлопка Джетеров и медленно направился к востоку, продираясь сквозь ряды хлопчатника, но не производя никакого шума. И когда увидел белые крыши палаток в лагере Спруилов, то понял, что уже почти добрался до дома.
Что мне теперь рассказать о Хэнке? Правду, и ничего кроме. Я и так уже знал слишком много тайн. Еще для одной уже места не было, особенно для такой мрачной. Сейчас я заберусь обратно в комнату Рики и попытаюсь немного поспать, а утром, когда отец пойдет за яйцами и молоком, все ему расскажу. О каждом шаге, о каждом движении, о каждом ударе ножом — отец узнает все. И они с Паппи поедут в город, чтобы сообщить об убийстве Стику Пауэрсу, и Ковбоя посадят в тюрьму еще до ленча. А потом повесят, видимо, еще до Рождества.
Хэнк был мертв. Ковбой будет в тюрьме. Спруилы соберут свои манатки и уедут, но это мне было безразлично. У меня не было никакого желания еще раз видеть кого-либо из Спруилов, даже Тэлли. Я хотел, чтобы все они убрались с нашей фермы и из нашей жизни.
Еще я хотел, чтобы Рики вернулся домой и чтобы Летчеры тоже уехали. Тогда все у нас снова будет в полном порядке.
Мне осталось только быстро пробежать до нашей передней веранды, и я решил, что пора. Нервы у меня были вымотаны, терпение кончилось. Я уже несколько часов прятался и здорово устал от этого. Я пробрался к самому краю хлопкового поля, перешагнул через канаву и ступил на дорогу. Низко пригнувшись, я секунду прислушивался, а потом рванул вперед. Через два, может, три шага сзади раздался какой-то звук, и чья-то рука схватила меня за ноги. Я упал. Ковбой навалился сверху, поставив колено мне на грудь и держа лезвие своего ножа в дюйме от моего носа. Его глаза сверкали. «Тихо!» — прошипел он.
Оба мы тяжело дышали и истекали потом; от него мерзко пахло — никаких сомнений, это был тот самый запах, что я почуял пару минут назад. Я перестал барахтаться и стиснул зубы. Его колено больно давило мне на грудь.
— На реке был? — спросил он.
Я отрицательно замотал головой. Пот с него капал мне прямо на лицо, от него жгло глаза. Он чуть качнул лезвием, как будто я его мог не заметить.
— А где ж ты был?
Я снова замотал головой — говорить я не мог. И тут понял, что меня всего трясет, все тело содрогалось от страха.
Когда он понял, что я не в состоянии произнести ни слова, он постучал кончиком лезвия мне по лбу.
— Скажешь хоть слово о том, что видел нынче, и я зарежу твою мать! — медленно произнес он. Его глаза при этом сказали больше, чем его слова. — Зарежу! Понял?
