Франсуа Каванна - Сердце не камень
Оттоманка — если это действительно оттоманка — не очень подходящая мебель для бурных любовных забав. Это кстати: Изабель вовсе не экспансивная особа. Все ее чувства бурлят внутри, она скупа на жесты и шумные проявления. Она занимается любовью с религиозной торжественностью. Двигается едва-едва. Неподвижное скольжение. Она смотрит на меня, подстерегая возрастание моего наслаждения. Словно держит меня за руку и ведет по цветущей тропинке, медленно, но верно поднимающейся к сияющей вершине.
Страстная и спокойная Изабель… Такая внимательная к моему наслаждению, такая лакомая до своего! Она действует так умело, что мы вместе достигаем ослепительной вершины. И для того чтобы соответствовать ей, я сдерживаюсь и не трублю о своем удовлетворении.
Мы приходим в себя, она на мне всем своим легким весом. У меня нет обычного желания избавиться от женщины, становящейся обузой после любовной схватки. Я охотно продлил бы это мгновение, в забвении перепутав руки и ноги, забывшись в мощном запахе нашего пота и наших выделений.
Пронзительные телефонные звонки вырывают нас из сладкого забытья… Лизон?
Изабель снимает трубку, произносит "алло!", выслушивает ответ, поворачивается ко мне, отрицательно качая головой. Это не Лизон.
Тревога, забытая на мгновение, возвращается вкрадчивыми шагами. Пока Изабель разговаривает, я привожу себя в порядок. Она видит, что я готов уйти, быстро прерывает разговор и прижимается ко мне. Она хочет меня успокоить. Или успокоиться сама, кто знает?
— Позвони к себе. Может быть, она теперь там.
Набираю свой номер. Жду. Тишина. Я спрашиваю:
— У тебя есть номер Стефани?
— Нет.
Нужно предпринять что-нибудь.
— Я дойду до маленького бистро рядом с лицеем. Они туда заходят.
— Потом пойдешь домой? Если не найдешь ее в бистро.
— Да.
— Как только она придет, я скажу ей, чтобы она тебе позвонила.
— Ладно.
Она кладет руки мне на грудь, поднимает на меня глаза цвета зеленой воды:
— Эмманюэль…
Я сжимаю ее руки в своих. Потом быстро целую в губы и ухожу.
Лизон нет в маленьком бистро, нет никого и из ее компании, впрочем, это не их время. Я возвращаюсь к себе, может быть, она пришла туда. Но ее нет. Чем бы мне заняться, чтобы не торчать как проклятый перед телефоном? Моя рукопись.
Я вынимаю ее из ящика. Завтра обязательно ее отнесу. Мне кажется, что листы лежат недостаточно ровно. Они беспорядочно высовываются из большой папки с ремешками. Это не в моем духе. Лодырь по отношению к домашнему хозяйству, я очень аккуратен во всем, что касается работы… А, телефон!
— Лизон!
— Нет, папа! Это Жозефина, твоя обожаемая маленькая дочка. Ты меня не узнаешь?
— Теперь узнаю. Мне трудно было тебя узнать до того, как ты заговорила.
— Ах да, правда… Скажи-ка, эта твоя Лизон, ты, кажется, жутко к ней привязан? Ты заорал так, будто умираешь со страху. Она водит тебя за нос, правда ведь? Не надо расстраиваться, папа. Они все стервы!
— Кроме твоей матери, надеюсь?
— Ну, знаешь ли…
— Жозефина! Ты, кажется, слишком далеко зашла.
— Это неопасно, пока мы разговариваем, ты можешь в любой момент остановить меня! Подожди, Фрипон хочет с тобой поздороваться.
— Фрипон?
— Моя собака. Ты забыл?
— -Ах, да! Фрипон.
— Фрипон, скажи здравствуй, это мой папа. Скажи ему на ушко.
Я слышу раздраженное ворчание, потом шквал сердитого лая обрушивается мне прямо в ухо. Я говорю:
— Здравствуй, Фрипон.
— Слыхал? Он хорошо воспитан, правда? Если бы ты знал, какой он милый! Он счастлив со мной, я знаю. И я тоже счастлива. Как мы любим друг друга! Каждое утро я вожу его на Марсово поле, даю побегать На свободе, но это запрещено, я слежу, чтобы не было сторожа, и пускаю его в траву, он так рад! Носится как безумный, катается по траве вверх тормашками, я так рада, когда вижу его радость, ты не можешь себе представить!
— Ну, раз ты так рада, малышка, я тоже рад за тебя.
— Папа?
— Да?
— Мы еще поедем туда, к даме с собаками?
— Тебе нужна еще одна?
— Нет! Я просто хотела бы их проведать, вот и все. Привезти им подарков. А еще мне надо научиться этому делу, потому что я хочу создать приют, когда вырасту, только этим мне хочется заниматься.
— Хорошо, согласен. Это можно устроить.
— Супер!
— А пока хочу попросить тебя сказать мне до свидания и повесить трубку. Я жду важного звонка.
— Твой важный звонок под названием Лизон?
— Допустим.
— Ты никогда не изменишься, папа. Все такой же дурак!
— Жозефина!
Но она уже положила трубку.
В дверь стучат. Лизон? Нет, Лизон стучать не будет, у нее есть ключ. Разве что захочет показать мне, что она теперь всего-навсего гостья, чужая… Мне плевать, она здесь, это главное. Кричи на меня, Лизон, плюй в меня, я заслуживаю худшего, но приди, Лизон, только приди ко мне! Я с размаху открываю. Это Стефани. Последнее живое существо, которое я хотел бы увидеть в этот миг. Под мышкой она держит пакет.
Я не предлагаю ей войти. Меня заботит одно — чтобы она поскорее убиралась. Она пытается состроить мину "забудем прошлое и больше об этом не говорим", которой, впрочем, не удается усмирить ни порочную улыбку, ни взгляд, сверкающий торжествующей злобой. Зная нрав этой шлюхи, надо бы приготовиться к неприятностям, но я, озабоченный лишь тем, чтобы не дать ей войти, не обращаю на это внимания. Стефани для меня — раз и навсегда ходячая чума и холера одновременно, для меня не имеют значения временные перемены ее облика и настроения. Она выпаливает, прежде чем я успеваю захлопнуть дверь у нее перед носом:
— Если я тебе вежливо скажу здравствуй, ты пошлешь меня подальше, значит, я тебе этого не скажу.
— Ладно, ты своего добилась. Выкладывай.
Она просовывает ногу между дверью и косяком, как в американских телесериалах. Я говорю себе, что, не прикладывая больших усилий, я мог бы сделать кашу-ассорти "нога-кроссовка-носок", украшенную мелкими косточками, достаточно собраться с духом и захлопнуть дверь с размаху и напоследок поддать каблуком, я не понимаю, почему ни один американский частный детектив не попал в такую ловушку. Какие дураки эти янки! Но быть может, у них просто-напросто такое же маленькое доброе сердечко, как у меня, и они боятся сделать бобо настойчивому сыщику, как я сам боюсь сделать больно этой маленькой вредной дряни? Тем хуже для них, тем хуже для меня. Дрянь быстренько проскальзывает под моей рукой, вот она уже в комнате.
Она становится чрезвычайно любезной, примерная маленькая девочка:
— Да не бойся же так! Я не стану тебя насиловать. Не в этот раз, во всяком случае. Хотя, если ты настаиваешь… Хорошо, хорошо, не хмурь свои черные брови! Сегодня я здесь в качестве простого курьера. Я принесла тебе подарок. Вот он.
Она потрясает пакетом, который держала под мышкой, это один из тех плотных конвертов, которые обычно используют издатели, когда посылают господам критикам свои последние новинки. Она делает вид, что читает этикетку:
— "Издательство Серф-Волан". Смотри-ка, не та ли это фирма, которая имеет честь и право на эксклюзивное публикование несравненных романтических творений твоего знаменитого друга Суччивора? Надпись, сделанная от руки синими чернилами, указывает, что послание адресовано господину Эмманюэлю Онегину, улица такая-то, номер такой-то бис. Если верить этой информации, речь идет как раз о тебе. Так что я передаю пакет лично в руки его законному адресату. Поручение выполнено.
Она протягивает мне толстый конверт. Я беру его. Чую ловушку, но ведь любопытно… Разрываю и трясу конверт. Из него выпадает книга, чего же еще я ожидал? Толстая книга. По крайней мере триста страниц большого формата. На обложке непристойно крупными буквами, ярко- алыми на абсолютно черном фоне, магическое имя, имя, обеспечивающее рекордные продажи:
ЖАН-ПЬЕР СУЧЧИВОР
Ниже, более скромно, название произведения: СЕРДЦЕ НЕ КАМЕНЬ
Еще ниже:
Роман
Иллюстрация: скромный цветной кружок, затерянный на черном фоне - просто шик, - представляет собой фрагмент картины "Турецкая баня" Энгра, это пиршество крупов, грудей, покорных рабынь, концентрат эротики, мечту неудовлетворенного самца.
Любопытно. "Сердце не камень"… Одно из названий, которые я выбрал для своего романа. Забавное совпадение. Я никому об этом не говорил, особенно Суччивору. Глухая тревога сжимает сердце. Холодея, начинаю догадываться… Но нет, это невозможно! Нельзя поддаваться паранойе. Но на мою голову свалилось столько неожиданных неприятностей…
Я не осмеливаюсь раскрыть книгу. Словно оттуда должно вырваться чудовище и сожрать меня. Поднимаю глаза на Стефани. Она застыла на месте. Ждет. Под моим взглядом пытается придать себе непринужденный вид. Но я знаю, что она наблюдает за мной. Подстерегает мою реакцию. Значит, между этих страниц действительно притаилось чудовище… Будь что будет, раскрываю!
