Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2005)
Из “литературных городов” в первую очередь должен быть назван Новосибирск, он породил целую плеяду молодых авторов, многие из них уже стали известны — например, Дмитрий Бирюков, пишущий рассказы, а в последнее время увлекшийся “непридуманными историями”, почти документальными. Андрей Рудалев из Северодвинска пишет критику, и его спокойные, взвешенные аналитические статьи и обзоры радуют основательностью суждений. Яркой точкой на литературной карте России горит и Ярославль, группа экспериментаторов, архитекторов-стихотворцев, называющих себя ШтоРаМаг, по первым буквам фамилий: Сергей Штокало, Семен Расторгуев, Алексей Магай, широко представлена в Интернете на ряде собственных сайтов ( <http://nmaxu.narod.ru>, <http://city-2.narod.ru> и другие).
Показательно, что именно результаты личной инициативы, образа мысли и образа действия редакции, зачастую состоящей буквально из одного-двух человек, подчас бывают значимее, чем глобальные коллективные замыслы, начинаемые с помпой и тихонечко сдувающиеся через весьма короткий промежуток времени. В Интернете это особенно наглядно.
Так, одним из идеологов ярославской группы является Ольга Орлова, критик, исследователь и, так сказать, собиратель.
“Собирателем земель” можно назвать и Филиппа Филиппова, чей интернет-ресурс, Филград <http://filgrad.narod.ru>, вызывает закономерный интерес бумажных СМИ. Как видно уже по названиям сайтов (все они “хостятся” на бесплатном сервере “народ.ру”), не поддержанные никакими спонсорскими вливаниями и обеспеченные лишь личной инициативой, эти проекты — дело рук энтузиастов.
Чтобы авторы существовали за порогом своих комнат, а их рукописи — за пределами письменных столов, очень важна деятельность именно таких “собирателей”, как Филипп Филиппов.
Что касается собственно критиков, то среди молодых их всегда было мало. В критике, в публицистике, в аналитике ты и вовсе виден как на ладони. Со своими пока недосформированными представлениями, категоричностью, склонностью объявлять банальные истины только что случившимися открытиями и так далее. Вряд ли кто-либо из молодых критиков вполне избегает этих действительно существенных недостатков. Однако нельзя отказывать их работам в свежести взгляда, которая неожиданно высвечивает по-новому вроде бы уже известное.
Один из самых профессиональных критиков в этом смысле — Полина Копылова, опять же пишущая и прозу, и стихи. Однако именно в критике, как мне представляется, ее дарование обретает более законченную, отточенную форму, хотя идеологически или, сказать крупнее, мировоззренчески она мне не близка. Знание общеевропейского контекста (Полина Копылова живет в Финляндии и свободно читает на нескольких европейских языках) позволяет ей делать выводы, которые порой удивляют своей необычностью. По-прежнему Полина Копылова публикуется в “Питерbook’е” с рецензиями, однако мы ждем от нее и обобщающей статьи о молодой литературе.
Валерия Пустовая — критик, удивляющий дотошностью анализа и парадоксальностью сопоставлений, она работает прежде всего в контексте толстых журналов, с авторами, которые в определенных кругах считаются широко известными; но пристальное анатомирование особенностей их прозы у нее настолько самобытно, что становится интересно и тем, кто “первоисточники”, пожалуй что, не читал.
Ольга Рычкова — тоже заметный критик, и путь, который она проделала от публикаций в одном из первых номеров молодежного журнала “Пролог” к теперешним ее статьям в “Литературной газете”, не может не воодушевлять: у Ольги Рычковой твердая рука, все более отчетливый и красивый литературный почерк.
Одна из главных задач критика все-таки, наверно, состоит в том, чтобы способствовать развитию писателя. Думаю, названные критики работают именно в таком духе, хотя антагонизм “критик — писатель”, вероятнее всего, неизбежен. Полагаю, каждый писатель может вспомнить неприятные моменты, когда критик попросту самоутверждался за его счет. Критик, как мне кажется, всегда обязан принимать в расчет то обстоятельство, что теперешний контекст со временем рассеется, а высказывание останется и будет включено в контексты иных порядков: и как оно будет тогда смотреться? Впрочем, как известно, часто писателей, напротив, ободряют, заставляют работать дальше именно резкие критические замечания.
Не все так весело в датском королевстве — в современной молодой литературе. Например, представляются довольно пустыми, надуманными, часто вымученными и необязательными опыты круга авторов то ли прекратившего свое существование, то ли еще незримым привидением присутствующего “Вавилона”. Опыты одних можно спутать с экспериментами других, и все это поражает ясным, как на просвет, желанием во что бы то ни стало быть не как все. Хорошо, но почему же надо быть не как все одинаковым образом (хотя жестко очерченного “круга авторов” нет)? Орган для восприятия экзерсисов всевозможных московских поэтических барышень и играющих в брутальность манерных клубных поэтов у меня так и не выработался. Старшие, кого так или иначе “придавил” “Вавилон” с “околовавилоньем” своей не то численностью, не то молодостью, порой признаются: “Я только недавно научился это есть”. А может быть, и не надо было учиться есть столь несъедобное?..
Вообще всевозможные “группы”, “клубы” и даже поэтические собрания — марафоны и фестивали — внутри профессиональной общности отдают какой-то гнильцой. Странно, что московские поэты этого не чувствуют, стремятся сбиваться в стаи. Конечно, повторюсь, среда необходима. Но что понимать под средой?
Теперь о самых недавних. Владимир Лорченков, “Хора на выбывание”. Действие происходит в Молдавии наших дней, коллизия закручивается вокруг выборов. Полуанекдотические персонажи, то и дело выплывающие элементы абсурда. Главный герой — журналист, беспринципный пиарщик, следящий за ходом событий, готовый к любому повороту, чтобы извлечь для себя максимальную выгоду, неожиданно — как-то так, по ходу дела — оказывается еще довольно-таки нравственным человеком, во всяком случае, по сравнению с теми, кто “стоит у власти”. Вообще выборная смута напоминает погодное явление: грозное, неуправляемое, подчиняющееся не вполне понятым законам. И куда в конечном счете занесет нас рок событий — от нас мало зависит.
Адриана Самаркандова написала повесть “Гепард и Львенок” — история Лолиты, рассказанная самой Лолитой. Соблазнение юной отдыхающей пляжным бонвиваном. Дневниковая проза, опять больше человеческий документ, чем произведение литературы. Читать, однако, — а впрочем, возможно, именно поэтому — интересно. Захватывает.
Большой урожай крупной прозы “Дебют” собрал в 2004 году. Другой вопрос, что этим богатством надо еще распорядиться, а ведь в рамках издательской программы премии публикуются только финалисты… Тогда как именно в 2004 году (не знаю, как в других) наиболее явные претенденты на победу, за исключением, к счастью, все-таки повести “Вспять” Александра Грищенко, были отсеяны на втором этапе — при формировании короткого списка. Однако я убеждена, что, проявив в своих первых произведениях такой серьезный энергетический заряд, авторы будут продолжать писать, а значит, их первые вещи мы тоже когда-нибудь прочитаем. Просто обидно будет, если своего читателя не найдет удивительная, затейливая, фантасмагорическая повесть Сергея Красильникова “Скарабей”. Сергей Красильников (ему девятнадцать) из Даугавпилса, Латвия. Симптоматично, что такие юные люди в республиках бывшего Союза пишут прозу по-русски. Перед глазами у меня письма Сергея Красильникова, исполненные непонимания: как быть дальше? Что делать? Среды для развития нет, не только профессиональной, но и просто здоровой языковой среды. Издательств, журналов, газет в Латвии, где мог бы печататься пишущий по-русски, — нет. Прийти за советом, с вопросом, за профессиональным разговором — не к кому. Если Россия еще хоть отчасти озабочена сохранением своего культурного, исторического, геополитического влияния, мы должны особое внимание обратить именно на таких талантливых людей.
Еще автор. Андрей Симонов, по образованию арабист. Действие его повести “Каирский интернационал” происходит в Египте. Начинается почти с водевиля: студент приезжает к приятелям в общежитие. Комедия положений постепенно приходит к серьезным философским обобщениям, дозревает даже и до некой метафизики.
Студент едет из Петербурга в жаркие страны, ближе к пирамидам и прочим чудесам древней цивилизации, практиковаться в языке, работать и учиться. По собственной доверчивости он влипает в неприятную историю, полиция гонится за ним, подозревая в пособничестве контрабандистам, переправлявшим алмазы. Герой скрывается у араба, влюбляется в девушку-француженку, о которой ему почти ничего не известно.
