Иван Клима - Час тишины
Появляется желание вмешаться в жизнь с полной отдачей!
Это желание (как мы помним) возникло у инженера Мартина на том собрании, на котором коммунистам предстояло довести до сознания крестьян словацкого захолустья, что в их родной стране совершена социалистическая революция. Ему страстно захотелось заразить их теми идеями, в которые он горячо верил, — идеями социалистического преобразования. И хотя он знал, что они ему все равно не поверят — слишком уж много они слышали разных сказок и обещаний, — ему во что бы то ни стало хотелось сломить лед их скептицизма, любой ценой вырвать их из «затянувшегося времени молчания и бездействия». И это он справедливо считал самым важным, «что когда-либо в жизни должен был свершить».
И все-таки на этих трех ступенях пробуждения человеческой активности нравственное — да и философское — развитие человека не кончается; и это далеко еще не все, что необходимо делать для того, чтобы… не было больше войн, «чтоб с человеком уже не смели обращаться, как с мухой», далеко не все, что необходимо в себе воспитать для современной жизни.
Поведение инженера Мартина на собрании, его страстная речь, основанная на глубокой вере и искреннем убеждении, не приведшая тем не менее ни к каким видимым результатам (ведь он так и не вырвал людей из их недоверчивого молчания), конечно, далеко не то, что выступление Лаборецкого на рынке. Хотя бы потому, что выступление инженера содержало в себе некоторую программу действий.
Но оказывается, от программы до ее выполнения очень далеко. И снова человеку требуется преодолеть не одну ступень познания, не раз пройти через разочарование и горе.
Человек, пришедший к глубокому убеждению, что надо быть полезным людям и обществу, и готовый идти на это, должен решить для себя еще не один вопрос, в частности как лучше и как вообще возможно это сделать.
Решению этих вопросов посвящается уже вторая половина книги, где наибольшую значимость приобретают две линии: линия взаимоотношений и общественного поведения инженера Мартина и его жены и линия врача, борющегося с малярией.
И Мартин, и его жена одинаково хотят способствовать общему делу. И когда начинается кампания за создание сельскохозяйственных кооперативов, они оба попадают в одну агитколонну. Но при всех равных условиях работы реакция на жизнь — а отсюда и гражданское поведение — у них оказывается разной. Мартин не может согласиться с тем, как создается сельскохозяйственный кооператив в деревне Блатной. Хотя он и убежден в полной целесообразности кооперирования, хотя и отдает себе отчет в тех экономических выгодах, которые кооператив может принести каждому крестьянину, он все же считает, что цель не может оправдать те средства и те методы, которыми «агитаторы» пользуются. Эвжена руководствуется только установками вышестоящих инстанций, исходящих все из той же общей целесообразности, и не хочет всерьез задумываться над тем, так или не так все делается, раз поставлена правильная цель, которую на данном этапе необходимо достигнуть. У Эвжены при всей ее готовности работать на общее благо, и работать с полной отдачей, преобладает авторитарное мышление.
Мартин не может смириться с тем, чтобы для народного государства была фактически завоевана — с помощью агитаторов — только земля, а не люди. Мартин не может согласиться с тем, что он как агитатор добьется всего лишь подписи этих людей, но не их доверия. Будучи коммунистом, он верит только в сознательную энергию масс, только в творческое созидание, только в развитие творческих возможностей человека, благодаря которым изменится вся жизнь на земле.
Эвжена — опять же в силу своего авторитарного мышления, в основе которого в данном случае лежит слепое подчинение, — оказывается «человеком конкретной цели», исполненным волюнтаризма, человеком, поглощенным идеей подчинения и дисциплинированности. У нее, по существу, не только нет жизненного опыта, но и настоящих убеждений, создающихся опять же у людей думающих и чувствующих, видевших жизнь и старающихся постичь ее такой, какой она есть — в ее сложности, конкретности и реальности. Эвжене кажется, что ее искреннее согласие с целями коммунизма и программой партии требует от нее только «дисциплинированности» — своего рода формального голосования за предложения вышестоящих инстанций и послушного их исполнения. Она не понимает даже того, что любая, пусть даже самая четкая инструкция все равно предполагает думающее и даже «творчески думающее» участие коммуниста в ее реализации, что только и может служить надежной гарантией подлинного опыта.
Между мужем и женой нарастает серьезный конфликт, который в рамках семейного конфликта разрешается, возможно, и «не в пользу мужа»: Мартин отказывается от агитационной работы и работает над своим проектом дома, Эвжена же до изнеможения работает в агитколонне.
В рамках семейного конфликта Мартин терпит «поражение» и по другой линии: жена оказывается более трезвой, чем муж; непокорный «агитатор» убеждается в справедливости ее предостережений, когда вышестоящие инстанции отвергают его творчески выношенный и честно сделанный проект и принимают другой, худший — кабинетный и экономически разорительный.
Но живой человек всегда находит способ отдать себя. Ведь с временной победой несправедливости жизнь на земле пока еще не прекращалась. Инженер Мартин не смог сидеть сложа руки и стал принимать участие в выполнении чужого проекта, ибо и этот проект в конечном счете преследовал все ту же цель: должен был остановить все ту же самую воду, сделать плодородной все ту же самую землю и помочь тем же самым людям.
Есть ли здесь «аналогия» с той работой, которую требовалось провести в целях создания сельскохозяйственных кооперативов и от которой Мартин тем не менее отказался, хотя, как уже говорилось выше, и верил в их целесообразность? Почему Мартин в одном случае подчинился, а в другом не подчиняется?
Суть неподчинения его в одном случае и подчинения в другом как раз и представляет собой его нравственную позицию: любой проект, останавливающий воду и избавляющий людей от страданий, — даже недодуманный или бездарный — в конечном счете работает (пусть с издержками!) на человека, в то время как демагогическое подавление воли человека — с какими бы наилучшими намерениями это ни делалось! — всегда будет убивать инициативу и творческую, созидательную энергию человека.
И если, предупреждая против опасности насильственного принуждения, с одной стороны, и слепого подчинения авторитарной воле — с другой, Мартин считал, что люди не должны «идти против самих себя», то исполняя чужой проект, он идет против своего самолюбия и своих творческих планов — ибо это совершенно иной случай, не затрагивающий его нравственных убеждений, — проявляя тем самым высокую идейную убежденность и великодушие.
А супруга? Именно на великодушие-то она — с ее авторитарным мышлением — не способна. В авторитарном мышлении, оказывается, вообще нет места для великодушия. Оно до поры до времени развивает самоотвержение, но прямо противопоказано великодушию! В самоотвержении человека с авторитарным мышлением основную роль играет подавление собственной личности, в результате чего развивается самоуничижение, противоречащее человеческому достоинству. Откуда же здесь взяться «великодушию»?
В Эвжене, несмотря на все ее самоотвержение, а может быть, иногда также и в результате этого самоотвержения, доводящего ее до крайней усталости, постепенно начинает нарастать скептицизм. Она не ищет ответа на свои сомнения — правильно или неправильно что-нибудь делается, — а пугается их как «отступничества», скрывает их даже от мужа и загоняет все дальше вглубь. Человеку с авторитарным мышлением вообще чуждо трезвое осмысление действительности; но самое главное — вся амплитуда его действий замыкается только между свободным подчинением и несвободной реакцией на жизнь. В конце концов, не будучи в состоянии осмыслить ни жизнь, ни свои сомнения, Эвжена реагирует… поисками покоя; и более того — злобой, и более того — ненавистью. Если раньше она хотела во что бы то ни стало «завоевать» крестьян для их счастливой жизни, то теперь, после того как крестьяне позволили себе реакцию (опять же реакцию, то есть известную закономерность!) на предыдущую демагогию, она становится с ними (то есть с теми, кого собиралась «воспитывать») на «одну доску» — реагирует отчаянной злобой: «Разве можно иметь дело с такими людьми? Только бить. Бить их».
Эвжена уезжает, бросает работу, составлявшую раньше смысл ее жизни и до сих пор составляющую смысл жизни ее мужа. Мартин остается. Он уже многое понял. Все не так-то просто.
Вот заключительный разговор между героями, более всего проясняющий и позицию автора: «Мы представляли себе все слишком легко, думал он, мы нашли идеал и уверовали, что это и есть уже путь к человеческому счастью. Но сколько раз уже находили люди идеал, которому придавали такое же значение? А много ли раз удавалось воплотить его в жизнь?
