Марина Бонч-Осмоловская - "Золотое руно"
Вода хорошо держала, укрывая слоистой зеленой толщиной. Он оглянулся. Среди глубокого мрака из звезд падали на воду узкие сверкающие лучи - в этих местах вода отливала изумрудным цветом, проникающим воды насквозь. Эта черно-изумрудная масса слегка колыхалась, дотрагивалась краями до колокола небесного свода, и тогда звезды проникали в свои отражения. Когда они поднимались вверх на круглой ночной волне, в перекрестье лучей сверкала Сашина голова и плечи, словно белый мраморный бюст на парчовой подставке.
Когда чернота достигла полноты и совершенства и начала светиться сама собой, вдали, из воздушной толщи показался корабль. Он бесшумно пролетел, не задевая воду, над Сашиной головой. Тот двумя руками вцепился в посох - он уже стоял на этом корабле, когда бежал от Седого!
- Опомнитесь, в самом деле! - несколько человек разом закричали ему в уши.
- Ехать надо, что же вы! - крикнула бабушка с заднего сиденья.
- Что же вы... - повторил ребенок и взял Сашу за руку.
Они поехали. По дороге им навстречу полилась вода, волоча бумаги, палки и камни. Он вел машину вплотную к поребрику, виляя между мусором. Хуже всего были разные металлические детали, словно кто-то разбросал содержимое механической мастерской. Еще сто метров, и вода пошла шире, разлившись от края до края, и по ней временами бежали волны, поднимаясь до середины колес. Дети ликовали, женщины вопрошали: кто же это натворил и кому отвечать?!
Саша затормозил на своей улице - там, где недавно стояли дома, высился мачтовый лес! Те, кому не хватило места в общей толчее, протянули корни на середину улицы, и асфальт на дороге превратился в изжеванное крошево. Деревья пустили ростки, разметались по садам и газонам, как бумагу пробив стены, - они стрелами проскочили комнаты, веранды и холлы, на пиках своих ветвей вздыбив закончившийся человеческий уклад. Во дворах мелькали жители, с воплями таща уцелевший скарб. Люди, как зачарованные, смотрели из машины.
Под деревьями почудилось какое-то движение - между корней новых исполинов появились маленькие человечки. Лесные гномы! Они волочили корзинки на виду у людей, спасающих свое добро, - они уже собирали в новом лесу грибы!
И тут машину подняло волной. Ее закрутило, как поплавок, и понесло обратным путем к главной магистрали. К морю! сообразил Саша. Вокруг все дали себе полную волю: кто-то осип от воплей, кто-то ревел, отворачиваясь от окна. Машину подхватило боковым налетевшим потоком, вынесло с дороги и твердой рукой задвинуло между складом и жилым домом, среди плавающих ящиков. В окнах показались люди. Саша решил уйти, потому что вытащить машину все равно невозможно. Паспорт пропал, на самолет он не попадет. Опоздал...
- Сколько народу погибнет! - дрожащим голосом воскликнул симпатичный перепуганный дядя и вопросительно посмотрел на него. - Бог должен наказать виновных, правда?
Саша взглянул на его оранжевые уши и сказал:
- Бог дал нам свободу выбирать.
- Он может нас спасти. А дети?
- Если Бог будет помогать во всякой трудности, человек очень быстро уверует.
- Чего же лучше?
- Значит, сразу и свобода, и помощь? А сможет ли человек без костылей, со своей свободой к Богу прийти? Может быть, в этом и заключен Самый Главный Замысел?
Дядя буркнул, что надо занять комнату или хотя бы постель, и побежал на второй этаж, откуда доносились разгоряченные и плачущие голоса.
Пробираясь посуху, Саша шел с полчаса. Машины, все как одна, неслись на ненормальной скорости. На той стороне улицы висел телефон-автомат. Он побренчал монетами в кармане, перебежал туда и набрал номер. По часам выходило, что после разговора с Сюзи прошел всего час. Трубку поднял заспанный человек; Саша знал, что Грег снимает квартиру с кем-то на пару.
- Разбудите Грега!
Человек захаркал со сна, в горле его забурлило.
- Какого черта! Уехал.
- Когда вернется?
- Не знаю я, - бросил безучастно человек. - Не вернется он. Съехал.
- Как это... съехал?..
- Просто, - рассердился человек, - вещи продал и укатил.
- Да куда же?
- Может, и в Австралию, кто его знает! - заспанный бросил трубку.
В конце квартала помещался куб торгового центра. Между стеклянными витринами Саша заметил банковский автомат. Сунул карточку. На их совместном с Грегом счету был ноль.
* * *Но Грегу отъезд был совсем не ко времени. Он много лет жил у родителей, потом с компаньонами, а тут подвернулась превосходная квартира. Грег, крупно разжившись деньгами, переехал, и вчера вечером в его апартаментах разгорелась пирушка.
Сквозь пьяный разномастный шум на улице послышался голосистый вопль - Грег немедля подбежал к окну и радостно перевесился через подоконник. Под его окном росли пышные кусты, так что было не видно, кто к кому прицепился, кто машет кулаками, а кто жалобно стенает. Грег от любопытства поерзал на своем окне и подвинулся поближе. За кустами шло побоище, а он на четвертом этаже все пропускает!
Он сильно вытянул голову вперед, стараясь углядеть интересные детали, и подвинулся еще. Положение стало шатким - Грег подсунул руку под живот, взялся за подоконник и оттянул себя назад. Но в этот момент его тело качнулось, словно детские качели, - ногами вверх, головой вниз. Он успел дернуть голову вверх, но резкое движение придало телу еще больший импульс, и Грег, приподняв голову и вытянув назад руки, ласточкой выскользнул из окна и полетел к земле. И в ту же секунду раздался выстрел!
Греговы друзья повскакали, помчались вниз. Двор наполнился жителями. Но Грега нигде не было! Вдруг кто-то заметил в гуще кустов на большой высоте застрявшую фигуру. Нашли лестницу и полезли вытаскивать. В ветках торчал Грег - изрядно поцарапанный, в остальном совершенно невредимый, но с простреленной навылет головой.
Пока Грега выдергивали и удерживали от падения, вровень с лестницей, на втором этаже, закачалась ошарашенная личность с ружьем наперевес. Полицейские вломились в нижнюю квартиру. Жильцами оказались муж и жена. Стрелок не отпирался, да это было невозможно, потому что он стиснул и не выпускал из рук необычайное коллекционное ружье, все в серебряной чеканке.
Полицейские сразу выяснили, что хозяин квартиры - большой любитель и мастер стрельбы - стрелял редко: до стрельбища далеко. Вечерами он крепился, перебирал и холил свои ружья, грозя пролетающим голубям. И в этот поздний вечер он стоял у окна. Шум под окнами его не отвлекал, он с увлечением разглядывал в прицел всякие разности. И когда перед его глазами что-то промелькнуло, он нажал на курок!
Полицейскому подали документы жильцов. Он записал имена в протокол и уставился на стрелявшего.
- Славик... - прошелестел стрелок.
Хозяин квартиры был Славик, профессор-химик, и жена его, учительница.
- Как ваш сын попал на четвертый этаж?
- Там освободилась хорошая квартира, такая же, как наша.
* * *Запахло морской водой. Саша шел спокойно, но его изменившаяся походка выдавала его - он едва передвигал ноги и совершенно не соображал, куда идет. Он не видел океана, встречных людей, но когда ему навстречу попалась женщина, он отметил ее сходство с мамой. В его голове мамин голос чисто и ясно произнес: "Грег изумительно красиво ест за столом, уставленном другими". Что она знала? О чем бы он поговорил с ней? Обо всем, и, главное: зачем она оставила его? Он ощущал себя, как тягостный ком, в котором сложились ни находки, ни прозрения, а нагромождение ошибок, которые он принял за настоящую жизнь. Сейчас он знал, что во всем был его собственный выбор. Что кивать на играющего своим хвостом?
"Дьявол является к человеку, и он, испуганный, начинает думать. И приходит к Богу. Но это не может случиться через свет, потому что человек решит, что он - избранник Божий, и не приложит труда. Не это ли главная цель дьявола - приход человека к Богу? - снова пришла ему в голову эта парадоксальная мысль. - Рогатый не страшен, он только толчок к выбору, из которого состоит жизнь. И без него я выбираю сам... так, что осталась одна боль. Возлагаю на себя и людей серьезные надежды, а потом изумляюсь кривым дорогам, лежащим передо мной. Куда идешь ты теперь?"
Был прилив. Весь берег затянул желтый туман: морскую воду и песок, мрачное, ночное утро - все пропало в плотной стоячей влаге, как мокрое стекло, - сам воздух был унизан частыми каплями воды. Эта толща медленно сдвинулась с места и густым, соленым валом наплыла на потемневшие фонари. Тяжелые волны сырости опеленали промозглую одежду, оставляя щелки для глаз. В них белым знаком мелькнул размазанный, долгий след птичьего крыла. В другой момент - след мутных, частых волн, слизывающих песок, тянущих кривые, вертлявые языки до ступеней - взахлеб. Отяжелевшие облака промокли от моря, смешались с горами сырости, как сквозь жидкий кисель. Все течет раскисшей слезоточивой сыростью: на щеках рыбно, мозгло. В темной глубине океана линия горизонта, не видимая, только угадывалась в сырости, разделяя подобное на подобное.
