Юрий Алкин - Мат
Алекс, тот вообще прямым текстом требовал, чтобы я рекомендовал сделать его главным, пока я ему не сообщил, что понятия не имею, о чем речь. Он никак не хотел верить, пришлось показать кое-какие бумаги.
– Алексу?
– Да. А что?
– Ничего. Вы его убедили?
– Вполне. Хотя тот, кто до меня убедил его в обратном, достиг впечатляющих результатов.
Диктофон замолчал.
– Может, вы расскажете, почему только вы ничего не знаете об этом конгломерате? – спросил, наконец, голос Кларка.
– Я не говорил, что не знаю, – ответил голос Майкла. – Я лишь сказал, что никуда не собираюсь переходить. Что же до вашего вопроса, лучше всех на него может ответить Эд».
Щелкнула кнопка.
– Собственно, – произнес Кларк, кладя диктофон на стол, – именно об этом я хотел с вами поговорить.
Он посмотрел на окаменевшего Эда.
– А также об интересных фактах, которыми со мной поделилась Джоан.
Пустая дорога весело летела навстречу. Алану приходилось заставлять себя притормаживать – повороты здесь были нешуточные. Но убирать ногу с педали газа каждый раз не хотелось. Напротив – так и тянуло вдавить ее до упора. Он ее и вдавливал при каждой возможности, и какой-то черный автомобиль, вначале мелькавший где-то позади, через какое-то время окончательно растаял в изгибах дороги. Еще хотелось петь, и он постоянно мурлыкал себе под нос невесть откуда возникшую бодрую мелодию. Мелодия была из тех, которые зовут на край света, на подвиги, приключения и прочие яркие безумства. И хотя он не помнил, где ее услышал, он точно знал, когда она пришла на ум: сразу после того, как вместо ненавистного имени он написал: «Майкл». Именно тогда она осторожными шажками забралась в голову и с тех пор веселилась там. Но он не возражал. Даже слова какие-то все время на нее ложились. «Вот так тебе, вот так тебе, вот так тебе, безмозглому… Теперь уж ты попрыгаешь, вот так тебе, вот так…»
Майкл так и сказал: «Ничего, за все заплатит». Он все понял и с ходу взял верный тон – ни грамма жалости. Сочувствие, понимание – но не жалость. И холодная непреклонность: «Здесь уже не о должности речь. За такие вещи сажают, и сажают надолго». Обещал полную поддержку. И сказал: «Но ты из-за этого не задерживайся. Кто знает, сколько времени они будут раскручиваться. Нам официально до сих пор ничего не сказали. Так что не жди, иди в полицию. Одно дело на следующий день, другое – через два месяца. Только ничего не скрывай. Расскажи им все, что мне рассказал». И снова был этот удивительный взгляд. Такой, что было ясно – он не оставит, он поможет.
Не стоило, пожалуй, после этого так разговаривать с Алексом. Но что поделать, если наткнулся на него сразу после разговора с Майклом. Если бы этот гад не улыбнулся своей змеиной улыбкой и не сказал: «Приятно было работать вместе», может быть, все окончилось бы короткими прощальными кивками. Но после этих полных скрытого яда слов промолчать не вышло. И он сказал. Все сказал. Почти все. Про Майкла и полицию хватило ума промолчать. Но про то что за все придется заплатить – сказал. И про то, что он сожалеет, о том, что при таком количестве голосов Алекс так и не смог победить. И про то, что иногда даже самые хорошие планы не срабатывают. И про ненадежные лодки. (Здесь Алекс даже в лице изменился.) И даже про цивилизованную страну с хорошим судопроизводством. Много чего сказал. Пожалуй, слишком много. Но все равно сомнительно, чтобы он побежал жаловаться первым. Ему-то жаловаться не на что. Его еще позовут. Вот так тебе, вот так тебе, за все сполна заплатишь ты…
В зеркале мелькнула черная точка. О, не совсем, значит, отстал. Упорный. А мы еще нажмем… Справа в покоящейся далеко внизу массе воды блеснуло солнце. Теперь оно было совсем не таким, как в тот день. Не злобно выжигающее глаза мириадами осколков, а безмятежно протянувшееся через воду длинной, мягко светящейся полосой. Никогда не видел еще таких обрывов над озерами. Над морем – да, но не над озером. Красиво… Теперь, конечно, все красиво. После неверия, после слабости, после моментов тщедушия. Курс и в самом деле оказался полезным. Хотя совсем не в том, в чем должен был стать полезным по мысли его создателей.
На этом курсе закончилось щенячье детство. Здесь впервые за двадцать семь лет довелось столкнуться с реальной жизнью – грубой, жестокой и равнодушной. Сначала эта реальная жизнь своими железными кулаками сбила с ног, швырнула на землю, в вонь, в грязь – туда, где только слабость и позор, перемешанные с малодушием. Но прошло два дня, и, несмотря на страх, он смог подняться оттуда – из этой липкой холодной грязи. Он до последней минуты не знал, сможет ли пойти на это, но когда пришло время выбирать, время действовать, он не струсил. И теперь знает, на что способен. Спасибо, конечно, Майклу. Без него, скорее всего, подняться бы не удалось. Без его слов, без его твердого спокойствия, без «Привыкнешь выживать…».
А все правила теперь можно было заменить одним. Три слова без названия: будь верен себе. Вот и вся премудрость. Внутри тебя есть нечто, постоянно измеряющее твои поступки по неизвестной, неуловимой шкале. И ты всегда знаешь, сможешь ли ты спать спокойно после поступка. Надо жить так, чтобы не было стыдно, так, чтобы можно было всегда открыто взглянуть своему отражению в глаза. Иначе – вообще незачем жить. И все, совершенно все, любая ситуация, любая проблема укладывается в эти три слова. Как уложилось короткое решающее мгновение там в конференц-зале…
В зеркале возник выныривающий из-за поворота черный автомобиль. Возник – и оказался неожиданно близко. Догнал, – с удивлением подумал Алан. – И когда он успел? Настырный. Теперь будем в паре ехать – сплошные повороты сейчас. И обрыв сбоку. Однако автомобиль оказался наивным. Он резко прибавил ходу и вдруг мгновенно надвинулся. Дурак, что ли? – подумал Алан. – Куда ты так резво? Не видишь, какая дорога? Ладно, хочешь в мой бампер смотреть – на здоровье.
Он плавно ввел машину в очередной поворот, наслаждаясь скоростью. Надо бы, конечно, притормозить. Знак только что просил ехать ровно в два раз медленнее. Но полиции здесь обосноваться негде, а так, со свистом веселее. Вот так тебе, вот так тебе, за все, за все заплатишь ты… Куда это он? Черный автомобиль, видимо, куда-то очень торопился – он вдруг дернулся и уверенно вышел на встречную полосу, проигнорировав непрерывную белую линию. Здесь обгонять?! С ума он, что ли, сошел? А если навстречу кто-нибудь выскочит? Вот ведь придурок. Алан с раздражением начал нехотя притормаживать, хотя делать это на повороте было не очень удобно. Автомобиль ждать, однако, не захотел. Он хищным скачком продвинулся ближе и встал рядом, словно солдат в строй.
И тогда Алан увидел лицо человека за рулем. Каменное, спокойное и равнодушное. Почему-то раньше он даже не пытался рассмотреть водителя. Человек неторопливо повернул голову, а затем – рывком – руль. Черная сверкающая стена резко придвинулась почти вплотную; Алан не успев ни о чем подумать, увел руль вправо, попытался нажать на тормоз – и понял, что уже не контролирует машину. Шатнулась навстречу низкая стальная полоса ограждения, из-под колес метнулся и полоснул по нервам пронзительный скрипящий звук. Мелодия в голове взвизгнула и остановилась. И солнце вновь, как в тот день, разлетелось на тысячи сверкающих игл…
Минуту-другую Кларк потухшим взглядом смотрел на закрывшуюся за Эдом дверь. Затем пододвинул к себе телефон.
– Да, – без приветствий сказал он минуту спустя, – все именно так. Гениальная липа. Спасибо Эду.
Трубка что-то возмущенно буркнула в ответ.
– Ну, дурак, что делать, – вздохнул Кларк. – Переспал с этой куклой, а этот как-то узнал. Что?.. Нет, ума не приложу как. Да какая теперь разница. Узнал – и сразу в бараний рог скрутил.
Из трубки донеслось властное недоумение. Кларк снова вздохнул.
– Эд и сделал. Бланк, качество – все как положено. Главное, он ему приказал все зарплаты туда вписать. Эд утверждает, что возражал, но безуспешно. Железная получилась бумага, я бы сам поверил.
При этом известии трубка разразилась яростным клокотанием.
– Ну, какой там саботаж, – устало сказал Кларк, когда клокотание утихло. – Справимся, объясним. Они же могли и сами друг другу рассказать. Скажем, что дурак уволен… Разумеется, придется уволить… А? И с этим разберемся. Что мы, базу не подведем? Я вам за полчаса речь настрочу. И все у вас будет в соответствии. Надо только оперативно действовать, чтобы они это услышали от нас, а не от них. И, по крайней мере, о посягательствах Эда беспокоиться не надо. Там все было по полной программе и по обоюдному согласию. Я его знаю. Дурак, но никак не маньяк.
Трубка более-менее успокоилась и принялась давать указания.
– Это все ерунда, – непочтительно сказал Кларк, когда поток указаний иссяк. – Это мы сделаем. А вот он… Вот где проблема. Мы же знаем, что у нас победить нельзя. Это – факт. Нормальный человек здесь победить не может. Да и талантливый тоже. На том стоим. А он победил. Только не у нас, понимаете? Не у нас, а нас. Нас самих.
