Дэнни Уоллес - Шарлотт-стрит
Теперь я понимаю: это не так — понимаю, что влез в чужую личную жизнь и… Нет, не просто влез: я вломился. Я вышиб дверь ногой, как грабитель. Я покопался в ее тайнах, забрал их с собой и, что хуже всего, показал их всему миру. Это было нечестно.
В общем, отбив пару сообщений, не получивших, впрочем, ответа, и сделав пару звонков — она не взяла трубку, — я решил, что мне лучше побыть одному. В некотором роде это было неплохо. Я стал больше читать. Я покупал в супермаркете «Айсленд» обеды на одного и бездумно читал список ингредиентов под утреннюю программу «Радио 4». Все было спокойно, и я смирился со своей жизнью. В какой уже раз я видел, до чего может довести надежда. Лучше обойтись без нее. Лучше приятно удивиться, когда случится что-то хорошее, чем пытаться приблизить это хорошее и потерпеть неудачу.
Я выключил телевизор. В первый раз за долгое время мне надо было куда-то идти.
— Итак, — начал он, — как долго вы этим не занимались?
— Полтора года.
— Какие-то проблемы?
— Все в порядке. Я готов принять новый вызов.
— Как вы обычно реагируете на новые вызовы?
— Ну, я предпочитаю работать в команде, но в принципе тех же результатов добиваюсь и один.
— И вы уже работали здесь, в Сент-Джонсе?
— Да.
— Почему тогда вы решили уйти?
— Все написано в моем личном деле.
— А, да. — Пауза. — Ваши слабости?
— Шоколад.
— Ха-ха! У вас неплохое чувство юмора!
— Спасибо. Если серьезно, то я перфекционист — думаю, это мой самый большой недостаток.
— Отлично… — Он посмотрел на меня. — Вы готовы приступить к работе через неделю?
* * *Я решил стать учителем по совместительству.
В этом нет ничего зазорного, я знаю. Я в неплохой форме, у меня есть квалификация и опыт, а кроме того, не сказать чтобы желающие получить работу в Сент-Джонсе выстраивались в очередь. С другой стороны, это шаг назад, поскольку раньше я был завучем, и шаг в сторону от того направления, в котором мне, как я думал, хотелось бы двигаться, но это работа вполне по моим силам.
Возвращение в Сент-Джонс напомнило мне кое о ком.
Не о Дилане Бейле, хоть я этого и боялся. Я опасался того, что расклеюсь, буду вздрагивать, проходя мимо окон, и все это — к моему стыду — из-за мальчика с пневматическим ружьем.
Нет, я думал о Мэтте.
Где он сейчас? Я пару раз писал ему, потом позвонил, но номер, по всей видимости, не работал, и я не знал, что мне делать. Неужели я и здесь совершил ошибку? Неужели я подвел и его?
Я хотел поговорить с ним. Насчет того, что произошло между мной и Дэвом, между мной и Эбби… он знает их обоих. Может быть, он сможет дать какой-нибудь совет.
Как-то по дороге из Сент-Джонса я, то ли случайно, то ли намеренно, оказался в супермаркете «Сейнсберис» около станции метро «Эйнджел». Выбирая себе полуфабрикаты на обед, я внезапно понял, что Чэпел-маркет совсем рядом.
Было десять утра, и на террасе бара мужчины в футболках с эмблемой британской сборной потягивали пиво в компании своих собак.
Я знал, где находится автосервис, — в переулке за магазинами товаров для рукоделия и забегаловками виднелась нарисованная самими работниками вывеска.
Как только я вошел внутрь, меня охватило мерзкое чувство неуверенности в себе, всегда преследующее меня, когда я оказываюсь в мужской компании. Не в смысле любых мужчин: не мужчин в пабах, или мужчин в костюмах, или мужчин вроде вашего или моего отца, — а в компании настоящих мужчин с черными от удара молотком или дверью машины ногтями, с вытатуированными на запястьях ласточками и с толстыми золотыми цепями, висящими на мощных шеях.
Я приготовился имитировать акцент кокни.
— Послушай, — обратился я к главному, наблюдавшему за работой остальных, — я бы назвал его бригадиром или как-то в этом роде.
Он отложил инструмент, названия коего я не знаю, и вытер руки о комбинезон. Он выглядел точно так, как механики изображаются на детских рисунках.
— Мэтт тут? — поинтересовался я, стараясь выглядеть как можно менее заинтересованным, краем глаза косясь на машину, поднятую с помощью специального механизма.
— Мэтт? — переспросил он.
— Фаулер, — уточнил я, благодаря судьбу за то, что у него такая же фамилия, как у героя сериала.
— Мэтт Фаулер? Ты его знаешь?
Как я понял, этот разговор следовало вести, отвечая вопросом на вопрос.
— Он тут? — спросил я, надеясь все же поскорее перейти к ответам.
— Уоррен? — крикнул мой собеседник, оборачиваясь. — Мэтт тут?
Уоррен рассмеялся в ответ.
— Дин? — крикнул он мужчине, возившемуся с радиоприемником. — Где Мэтт?
Дин рассмеялся и закивал.
— Он со своими университетскими корешами! — ответил он. Теперь они смеялись все вместе.
— А где он? — спросил я.
— Мэтт тут уже месяц не появляется. На него снизошло откровение!
Они опять рассмеялись. Уоррен вернулся к работе, улыбаясь и повторяя шепотом: «Откровение!»
— Вы знаете, где он?
— Наверное, на лодке катается, или как там оно называется. Зу… как его, зубрит, да. К «экзаменам»!
Я не понял, издеваются они или нет, и если да, то над кем? Над Мэттом или надо мной? Надо мной, с моей чистой одеждой и руками, явно никогда не знавшими тяжелой работы.
— Мэтт… в университете? — попробовал я еще раз.
Но как? Нельзя просто взять и вот так пойти в университет. Надо готовиться, сдавать экзамены, получать хорошие оценки, подавать документы. Ты садишься, просматриваешь проспекты и, если не знаешь, что делаешь, в итоге попадаешь на географический факультет в Кардиффе.
— Вроде того, если считать комнату над забегаловкой университетом, — ответил главный, вытер руки и улыбнулся. Разговор можно было считать оконченным.
Я побрел обратно на Блэксток-роуд.
Когда я сказал вам, что нашел квартирку на Блэксток-роуд, то имел в виду, что внезапно обнаружил, что живу на Блэксток-роуд.
Не один.
Не думал, что это возможно после истории с «Тропиканой». Но мне нужен был друг, а она самый близкий человек, кто у меня остался.
Я влетел в квартиру, пылая праведным гневом, разочарованный, чувствуя, что меня предали и я остался один.
— Господи, Джейсон, что случилось, — ужаснулась она, открыв дверь, а я быстро протиснулся мимо нее в тесный темный коридор квартиры на Блэксток-роуд, наконец добравшись до нее после долгих блужданий в ночи. Точно так же, как раньше, в тот вечер, когда все это началось.
Мы с Зои долго говорили. Это был тяжелый разговор. Она извинилась за то, что наговорила о моей карьере, посоветовав навещать ее останки на Хайгейтском кладбище. На нее сильно давили, как она уже говорила. «Лондонские новости» и так оказалась по уши в проблемах — вряд ли она сможет продержаться долго, — и то, что произошло в тот день, ей было меньше всего нужно. Кроме того, Роб, редактор обзоров, приставал к ней с вопросами, когда можно будет вернуться, и так далее.
Я знал, почему она это сделала, поскольку сам сделал бы то же самое. Иногда хочется причинить боль тому, кто причинил ее тебе, ощутив пусть и крохотную, но победу. Это как маленький постскриптум под неприятным письмом, написанным твоей рукой.
Мы долго толковали об этом и постепенно перешли к разговору о том, что произошло тем давним вечером, в другой жизни.
— Мы, если можно так сказать, злоупотребили дружбой, — сказала она. Раньше при этих словах меня захлестнула бы волна стыда, но сейчас я чувствовал только тупую боль.
— Это моя вина.
— И моя тоже. Я просто не знала, что мне делать. Я любила тебя — как друга, разумеется. Мне было больно видеть тебя в таком состоянии. Почти физически больно. Я хотела сделать так, чтобы ты поверил в то, что все будет хорошо. Думала, если ты уйдешь из школы, я смогу подкинуть тебе кое-какую работу, и тогда, может быть, ты сумеешь уяснить, чем действительно хочешь заниматься. Но я не задавалась вопросом о том, что будет с твоими семейными отношениями. Я ничего тебе об этом не говорила, но ты вдруг поцеловал меня. Не знаю, почему все на этом не закончилось, но оно не закончилось.
В глубине души мне всегда было интересно, что было бы, если бы я начал встречаться с Зои после всего этого. Но я хотел быть с Сарой. Нет, у нас бы все равно ничего не вышло: чувство вины, самобичевание, стыд — все это не позволило бы нам быть вместе. Это было бы нечестно. Так не должно было быть. Мы не могли так изменить течение своей жизни.
А сейчас? — подумал я, глядя на нее.
Я отдал Зои большую часть имевшихся у меня денег в качестве своей доли квартплаты. Разумеется, я тут не навсегда, только до тех пор, пока не встану на ноги. Просто я не знал, что делать, куда идти, когда съехал от Дэва, и мне хотелось чего-то знакомого. Надо было сказать Саре, что я переехал, но как бы я смог объяснить ей, почему именно сюда? А когда я решился как-нибудь обтекаемо ей об этом сообщить, произошло вот что:
