Девяностые - Сенчин Роман Валерьевич
– Что ж, не буду настаивать. – Мать Лёхи присела напротив. – Там-то как кормили?
– Ну, неплохо. Только в последние месяцы… С мясом тяжело стало. Стали привозить… – Женька замялся, не решаясь сказать – самому не очень-то верилось. – Привозят полтуши. Я как раз на разгрузку попал. Ну, думаю, класс – баранина. Я сам из Сибири, люблю баранину. Только какое-то мясо очень черное. Кладу в холодильник, смотрю – штамп, а на нем «1949». И это не баранина оказалась, а говядина.
– Господи-господи, это вообще самые закрома вычищают!
– Только не пересказывайте, а то скажут, что панику сеете.
– Да чего здесь сеять. Всё уж посеяно. За яблоки гнилые деремся.
Женька покачал головой. Как-то даже стыдно стало есть…
Их поселок был полусекретным, комбинат принадлежал Министерству обороны, обеспечение лучше, чем в городах. Но и сосиски, и сыр были там в восемьдесят восьмом, когда он уезжал, страшным дефицитом. И тогдашний Ленинград поразил Женьку обилием и разнообразием еды в магазинах, столовых. Всё, в общем, было, даже красную рыбу иногда заставал. И если так сейчас здесь, то что в Пригорске?.. В недавних письмах домой он жаловался: надоела гречка.
7Ирина Михайловна показала ему комнату Лёхи – почти квадратная, уютная, со старой, покрытой лаком мебелью, толстыми шторами, – но для ночевки определила другую.
– Мы с Алёшей вдвоем остались, так что места много… Вот здесь располагайтесь. Сейчас постель застелю.
– Да я сам…
– Хорошо. Принесу белье.
Женька увидел проигрыватель на этажерке.
– Извините, а можно я одну пластинку послушаю?
Маму Лёхи эта просьба, судя по выражению лица, не слишком обрадовала. Наверняка хотелось тишины… Женька на всякий случай добавил:
– С лета храню, а послушать негде было… Последний альбом «Кино».
– Да, правда? – Она вдруг расцвела, превратилась на несколько секунд в девушку, и Женьке захотелось ее обнять; он испугался, отвел взгляд. – И где же вы его раздобыли там, в лесу?
– Заказал наложенным платежом… В каптерке лежала. У нас на заставе проигрыватель сломан.
– Давайте, конечно. Я тоже послушаю. Не возражаете?
Женька улыбнулся. Достал из дипломата желтый пакет с красным, будто кровавым, перекрестьем и словом «Кино». В пакете были свернутый в трубочку плакат с фотками и текстами песен и сама пластинка в черном конверте. Пакет за эти месяцы кое-где поцарапался, конверт слегка потерся, но коробка, в которой они пришли по почте, не вмещалась ни в вещмешок, ни в дипломат.
Ирина Михайловна включила проигрыватель, сняла с иглы комочек пыли, Женька опустил пластинку на резиновую подложку. Послышалось такое знакомое ему шуршание, и вот – первые звуки мелодии. Энергичной, ритмичной, однообразной.
Раз квадрат. Второй. И голос Цоя:
Я выключаю телевизор, я пишу тебе письмо Про то, что больше не могу смотреть на дерьмо, Про то, что больше нет сил, Про то, что я почти запил, Но не забыл тебя…На конверте диска не было списка песен. Эту Женька уже слышал. По телевизору, в какой-то из вечерних музыкальных программ в выходные. Их теперь много…
Цой, «Кино» были одной из главных причин, почему он поехал в Питер. Хотелось слушать их вживую, попытаться стать как они.
В первые месяцы – осенью восемьдесят восьмого – Женька почти все деньги тратил на концерты. «Ноль», «Аукцыон», «Кошкин дом», «Бригадный подряд», «Телевизор», «Опасные соседи», «Объект насмешек», «ДДТ», «Алиса»… На «Кино» попасть никак не удавалось. Выступали они в Питере редко, да и то в СКК, куда билеты стоили намного дороже, чем в рок-клуб, в ДК.
После концертов он знакомился с разными ребятами, иногда с самими музыкантами. Случалось, играл перед ними на гитаре, показывая свое мастерство. Но интереса они не проявляли – подобных, а то и куда круче, сочиняющих отличные тексты, было полным-полно. Женька тоже пробовал писать, но получалось беспомощное, вроде такого:
Я вышел из метро на станции «Купчино», Ветер гоняет по асфальту листву. Я знаю, что жизнь моя почти кончена — Скоро в армию я ухожу.Хотя строки эти родились из страшной картины: Женька ехал в трамвае с Васильевского острова в центр и увидел на набережной человек десять парней. На костылях. У кого не было правой ноги, у кого – левой. Только недавно кончилась война в Афгане… Позже узнал, что где-то в том месте был протезный центр.
Хотелось стать рок-музыкантом. Быть причастным к исполнению сильных, честных песен. Как причастен Юрий Каспарян, гитарист «Кино».
Когда Женька приехал в Ленинград – город, с которым «Кино» неразрывно связывали, – они были на пике популярности. Все пели, вернее, твердили как заклинания песни из «Группы крови»; вышедший весной восемьдесят девятого альбом «Звезда по имени Солнце» очень полюбили подростки. Просто с ума сходили… К тому же Цой стал актером – эпизод, зато какой, в «Ассе», главная роль в «Игле». На сеансы «Иглы» было в Питере не попасть…
И в то же время Цой сделался в родном городе гостем. Если Кинчева, Шевчука, Майка, не говоря уж о Гаркуше, Федоре Чистякове можно было чуть ли не каждый день встретить на Невском, то Цой приезжал коротко, на концерты.
Сейчас, слушая песни с «Черного альбома», Женька вспоминал разные случаи. Как, например, они с училищным приятелем Максом пришли в гости к девчонкам.
Где познакомились? Как?.. Наверное, в кинотеатре – они с Максом тогда часто ходили в ближайший от общаги «Невский». А может, и у метро «Ломоносовская», на автобусной остановке… Как звали девчонок?.. Тогда было столько новых людей, что имена почти всех стерлись. А с этими девчонками у них и был один вечер.
Девчонки где-то то ли учились, то ли работали, снимали квартиру в башенке возле Володарского моста, и Женька с Максом пришли к ним в гости с двумя бутылками кислющего и малоградусного рислинга. Но уж что сумели раздобыть. Заранее договорились, что Макс будет обхаживать коренастую, зато горячую, дерзкую, с выбеленными волосами, а Женька – худую, сивенькую, скромную. «Скромные потом такими, бывает, становятся!..» – помнится, обнадежил Макс; он был старше на год, учился не в самом ПТУ, а в ТУ – техническом училище при путяге, куда принимали получивших среднее образование и учили не три года, а всего год.
Выпили вина, поболтали о пустяках, и Макс предложил выключить люстру. Выключили. В полутьме – с улицы даже сквозь шторы бил свет – разделились. Женька со своей сивенькой сел на одну кровать, Макс с горячей – на другую. Некоторое время обнимались и целовались, причем сивенькая, как и предсказывал Макс, становилась с каждой минутой всё страстней… Они уже легли на кровать – лежа целоваться удобней…
И тут Макс начал расспрашивать свою, зачем она приехала в Питер, что вообще ей интересно, какую музыку слушает.
Сначала она отвечала как-то спокойно; Женька почти и не слушал, увлеченный обнимашками, но потом голос горячей стал злым, она поднялась, сама налила себе вина, быстро выпила. И понеслось:
– К Цою приехала! Да! Его люблю. У дверей его стояла, а он… А он к этой свалил, в Москву! И зачем ко мне в душу лезть? Думаете, я с вами вместо него буду? Да на хрена вы мне сдались?
– С дуба ёкнулась? – растерянно спросил Макс.
– Она просто таблетки принимает… Обещала сегодня пропустить, чтоб с алкоголем не мешать, – стала объяснять сивенькая.
– Ты вообще заткнись! Ты под любого готова, сука… А я не буду, не буду! – Горячая схватила нож и стала полосовать себя по руке.
В общем, Максу с Женькой пришлось сваливать.
Другой случай. Похожий, но без истерик.
